Двуглавый Змей (СИ) - "Марло Arc"

— Нет, это не так, — Гумберг говорил тихо, тупя взгляд в пол. — Вы проделали отличную работу и полностью, гм, оправдали мои ожидания.

— Ты понимаешь? Сотня лет! И я не нашёл больше ничего за эти долгие полгода.

— Гм, и всё же, — пепельноволосый мечник встал, стряхнул со штанов налетевшую с бумаг пыль, — Мирана свела нас с вами, и я очень рад этому. Да и Мирана человек, а возрастом, уверен, около сотни лет. Разве я так не могу?

— Я не знаю… не уверен…

Наёмник почти не лгал, когда говорил это. Почти. Несмотря на его вид, внутри его разрывали противоречия, отчего он долго подбирал слова. Но как бы долго он не подбирал слова, это никак не помешало ему, без всякой задней мысли, быстро и незаметно положить на стол детектива чек с заранее оговорённой суммой.

— Гм, уверен, её надежды вы тоже оправдали полностью. Спасибо вам за всё, мистер Реймонд. Вы действительно профессионал, раз смогли найти это по таким обрывкам. И раз вы не смогли найти ничего большего, наверное, этого больше и не существует в принципе. Спасибо вам.

«Сотня лет, неужели я действительно прожил столько? И пускай, за всё время я почти не изменился внешне — даже волосы почти не росли, я всё равно не могу в это поверить. Сколько же мне тогда вообще? Нет, нельзя думать в таком ключе. Возможно, кто–то, кто знал меня, вообще никак не относится ни к Борху, ни к любому другому человеку, о которых мне рассказал Реймонд. Возможно, этот кто–то сейчас ходит со мной по одной земле, и может быть, даже ищет меня, и всё это одна большая ошибка…»

Гумберг лежал на диване у входа, прикрыв глаза рукой. Ему не хотелось спать, не хотелось есть. Да, это то самое, привычное ему состояние. Но чувствовалось оно по другом. Сейчас же, вместо привычной безэмоциональности, он впал в глубокую рефлексию, пытаясь собраться с мыслями. Диван противно заскрипел, когда Гумберг повернулся в сторону стены.

«Но у меня нет ни одной родинки. Может ли такое быть у человека вообще? Возможно, все они исчезли из–за чьего–то вмешательства. Почему я сейчас не могу думать хоть о чём–то другом. Это неведение убивает меня…»

На секунду в его голове всплыл образ. Он пролетел как птица, оставляя за собой яркий, звёздный свет. Видение было холодным и жарким одновременно, пустым и полным, о всём и ни о чём одновременно. Запах крови, бесчувствие и тяжесть. Голоса неизвестных и знакомая речь, но нельзя было разобрать слов.

— Мартин, ты меня слышишь? Всё, что от тебя требуется — дать знак. Пошевели рукой, согни палец, или хотя бы просто посмотри в мою сторону! — Голос был смутно знаком, словно из каких–то обрывочных, старых воспоминаний. И он явно выражал обеспокоенность, повторяя одну и ту же просьбу раз за разом: — Нет, Мартин, слышишь — не засыпай. Мартин, открой глаза. Открой глаза.

— Открой глаза. Слышишь? Просыпайся.

Голос сменился. Теперь он тёк не откуда–то из глубин, достигая подсознания, а снаружи, и был вполне себе чётким, и, как показалось, то же выражал беспокойство. Потом был свет, вновь, но яркий и тёплый — как пламя. Гумберг открыл глаза. Прямо над ним, держа лампу в руке, стоял Реймонд, легко тряся его за плечо. Увидев, что наёмник очнулся, выражение лица сменилось, вновь став по стариковски чёрствым.

— Пекло, проснулся–таки. Ты ночевать здесь собрался что ли? — Реймонд говорил с видимым раздражением, но глаза выдавали его беспокойство.

— Я что, уснул?

Гумберг поднялся и сел на диван, протирая лицо. Обрывки сна убегали от него прочь, а его безуспешные попытки выхватить и уберечь хотя бы миг заканчивались лишь быстропроходящей мигренью.

— Да, — кивнул Реймонд, опуская лампу. — Провалился тут на пол дня. Я сначала думал не будить тебя, но вспомнил, что почти все твои вещи остались в гостинице. Так что давай, поднимайся, и…

— Мистер Реймонд, — вновь перебил его Гумберг, — я хочу вас о кое–чём попросить.

— Что?

Наёмник встал, чувствуя, как затекли его ноги, но не обратил на это внимание. Освещаемый светом лампы, его глаза светились ярко–красным.

— Гм, возможно, сотня лет и не срок вовсе.

— Что ты имеешь в виду? — Реймонд прищурился, пытаясь уловить смысл слов собеседника.

— …Вы можете устроить мне встречу с кем–то из родственников Борха?

Детектив стоял за столом, вновь перебирая какие–то бумаги. Он вернулся совсем недавно, отчего с его куртки изредка падали капли, оставляя на листах мокрый след. Детектив стоял, освещаемый светом всего одной–единственно лампы, стоял в кругу света вместе с ожидающим его наёмником, до тех пор, пока мужчина не выпрямился и с радостью, (или даже неким восторгом), сказал:

— Пекло, да, нам очень повезло, Ястреб!

— В каком смысле?

— В таком, что недавно, буквально на этой неделе, нет, день или два назад, семья Д’антстар послала кого–то в Бруту. Скорее всего из–за такой непогоды в пути они задержаться в какой–нибудь из гостиниц.

— В Бруту? Это место, где Мартин…

— Да. Я не знаю кого именно они послали, это может быть и прислуга, или вообще кто–то из родственников, но это в любом случае зацепка.

— У меня точно достаточно времени?

— Пекло, да! Ты просто обязан попытаться, Ястреб! — Глаза детектива пылали, ясно выражая то, как он скучал по таким запутанным историям. — Хотя… Я понимаю, на улице начались морозы и дождь…

— Гм, это не проблема, мистер Реймонд.

— Тогда возьми от меня это, — мужчина достал из внутреннего кармана всё ещё мокрой куртки непонятный конверт с изумрудной печатью, — покажи это хозяевам гостиниц и они, уверен, с превеликим удовольствием найдут тебе комнату и ответят на все твои вопросы.

— …Благодарю, — неуверенно протянув руку к конверту, сказал Гумберг. — И вы смогли достать этот конверт и узнать всё это менее чем за пол часа?

— Конверт — пустяки. За последнее время — это лучшее дело, за которое я брался. И поверь, если бы не моя хромата, я бы с удовольствием присоединился к тебе. Пекло, да я и сам уже хочу узнать, что и как.

Мужчина явно не врал, чем воодушевлял бледного наёмника. Но было ещё рано радоваться, ведь неизвестно чем могло обернуться это приключение. А Реймонд тем временем не унимался:

— Ты сможешь их догнать, я в тебя верю. И уверен, вместе мы во всём разберёмся, можешь не сомневаться, а потому, уже при следующей нашей встрече, независимо от результатов, я смогу найти нужных людей и подготовить почву. Будь уверен.

Серый плащ бесшумно лёг на плечи пепельноволосого мечника, укрывая его от холодных капель, а антрацитовый клинок, висящий на поясе, вторя горящим, рубиново–оранжевым глазам Гумберга, блеснул при свете фонаря. Гумберг шёл, не обращая внимания на грязь и лужи под ногами, как не обращал внимания и на встречный ветер, ведь наконец, за долгое время, он снова ясно видел свой путь. И только шум непогоды заглушал голос вышедшего проводить его мужчины, что, опираясь на перила, кричал ему вслед:

— Лети, Ястреб, лети!

— Тонкие пальцы хрустят намного звонче и приятней, особенно, если эти самые пальцы — женские. Я уже не говорю про сладкие крики боли, от которых по моему телу расплывается приятное тепло. Этот взгляд, полный отчаяния и ужаса заставляет моё сердце трепетать, а мольбы о пощаде так возбуждают, что моё желание мучить своих жертв чуть подольше всё растёт и растёт.

Женщина, намертво привязанная к стулу, вновь дёрнулась, когда у её уха хищно блеснул нож. Но попытка вырваться не увенчалась успехом и всего через секунду она почувствовала, как по её лицу стекает что–то тёплое. Осознание того, что этим чем–то была её собственная кровь пришло немногим позже, отчего жертва пыток попыталась закричать.

— Увы и ах, да только времени у меня нет… Упс! Видишь, не нужно было дёргаться. И что мне с твоим ухом теперь делать? Вот это я растяпа… Ты это, кричи, кричи, может быть сознание не потеряешь даже. Уже перестала? Ну, наверное, кляп во рту всё же мешает. Ничего, у миледи ещё остались ногти. И кости. Сейчас, будет небольшой урок анатомии. Не против? Отлично, возражений не слышу.