Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт

Теперь, прежде чем перейти к анализу всех выдающихся моментов, касающихся использования человечеством маркеров для узнавания и реагирования друг на друга, давайте рассмотрим, какие когнитивные способности необходимы для распознавания маркеров. Предположение о том, что мозг нечеловекообразных обезьян не запрограммирован на простое восприятие маркеров идентичности, не означает, что эта способность требует наличия выдающегося интеллекта. Согласно гипотезе «социального мозга», для поддержания большего числа социальных отношений требуется крупный мозг. Однако для тех, кто прибегает к этой теории, чтобы делать прогнозы о том, что многонаселенные сообщества требуют наличия высоких умственных способностей, скромные муравьи представляют серьезную проблему. Учитывая их социальную сложность и гибкость поведения, муравьи способны на многое, обладая всего 250 000 (или около того) нейронов. Как провозгласил Чарлз Дарвин, «мозг муравья есть одна из самых удивительных в мире совокупностей атомов материи, может быть более удивительная, чем мозг человека»[215][216]. Несомненно, человеческие маркеры гораздо более многочисленны и разнообразны, чем маркеры у муравьев, которые не носят национальные головные уборы и не говорят с акцентом. И вместе с тем запах, который служит в качестве знака идентичности муравья, может быть более сложным, чем мы предполагаем. Каждый аромат состоит из коктейля молекул углеводородов, причем вид этих молекул и их концентрация отличаются от одной колонии к другой[217]. Следовательно, на практике запах представляет собой не просто один маркер, а целый комплекс, и некоторые молекулы, возможно, влияют на интерпретацию запаха муравьями больше, чем другие. Кроме того, муравьи быстро реагируют на запахи чужих колоний: например, они отличают членов соседних сообществ, которых хорошо знают, от членов колонии, с которой они никогда не встречались. Поскольку такая колония является неизвестной угрозой, вероятно, муравьи бросятся в яростную атаку[218].

Многие ученые, возможно, возразят и скажут, что человеческие маркеры могут быть невероятно сложными, и некоторые действительно таковыми являются, как, например, запоминание мистических религиозных текстов. Люди превратили мечение в искусство, наполнив многие наши маркеры смыслом, часто на нескольких уровнях, для создания символов – это стремление, возможно, отличает нас от других животных. Для ирландцев клевер одновременно является растением, которое способно предсказывать погоду, кельтским символом удачи и средством, с помощью которого святой Патрик проповедовал друидам учение о Троице.

Антрополог Эдвард Спайсер, занимавшийся изучением племен американских индейцев, подчеркивал, что каждый человек формирует убеждения, исходя из «своей личной связи с определенными символами, точнее, с тем, что эти символы означают»[219]. Социологи отвергают идею о том, что у каких-нибудь животных, не имеющих способности создавать символы, может быть нечто, напоминающее принадлежность к государству, тогда как антропологи считают применение символов критически важным для появления человечества[220]. Вместе с тем впечатляет тот факт, что большинство людей не многое смогут рассказать о значении символов, которые они высоко ценят[221]. Американцы громко поют «Усеянное звездами знамя»[222], даже не зная, что значит «усеивать», или не помня слова. «Возможно, даже люди, которые являются экспертами в использовании символов, – шаманы, священники или колдуны – не могут точно сформулировать, что означает конкретный символ», – напоминает нам специалист по социальной антропологии Мари Уомэк[223].

В действительности, у нас нет необходимости понимать, как и почему нечто становится столь важным или, в сущности, вообще обладает глубоким смыслом, для того чтобы воспринимать это нечто, или его отсутствие, или соответствие. Люди не должны нагружать свой и так перегруженный мозг знанием о том, что означает символ. Значение символа, если вообще таковое существует, может быть в «глазах смотрящего».

Следовательно, создание и восприятие маркеров не требует больших усилий, и однажды выученные маркеры могут применяться к бесконечному числу индивидов без дополнительной нагрузки на мозг или необходимости поддерживать взаимоотношения. У муравьев размер мозга на самом деле уменьшается у тех видов, в которых существуют большие сообщества[224]. Рабочие в маленькой колонии обладают ограниченными умственными возможностями (муравьи все такие), потому что они мастера на все руки. В большой колонии муравей-солдат может атаковать врагов, но крайне редко, если такое вообще бывает, нянчит расплод: этим занимаются рабочие помельче. Не зная друг друга как отдельных особей, муравьи не только уменьшают нагрузку на мозг, но в больших колониях такое сокращение навыков способствует дальнейшему снижению требований к умственным способностям.

Для людей незнание тоже может быть благословением, до тех пор пока незнакомцы вокруг нас выглядят и действуют разумно. Если бы вы были вынуждены представляться всем и знакомиться с каждым, кто вам повстречается, нагрузка на мозг была бы огромной. Маркеры же – это сама простота. Несмотря на то что управление маркерами нашего общества, возможно, внесло свой вклад в увеличение переднего мозга человека по сравнению с другими животными, маловероятно, что это главная причина. Находясь в общественном месте, вы фиксируете физические, культурные и другие особенности людей вокруг вас, почти не задумываясь, с наименьшими усилиями. Психолог сказал бы, что маркеры снижают когнитивную нагрузку, связанную с социальным наблюдением, высвобождая ресурсы, и это дает вам возможность читать эту книгу или беседовать друзьями в кафе. Даже маленькие племена, подобные кенийским эль-моло с их небольшим населением, пользуются преимуществами низких затрат на социальное наблюдение, которые становятся возможными за счет использования традиционной одежды, общего языка и т. д. Каждый представитель племени, возможно, лично знает всех остальных, но тем не менее эль-моло – это анонимное общество. В действительности с момента внедрения земледелия общий объем мозга человека уменьшился (если соотнести размер – то примерно на детский кулак), и это связано, вероятно, с тем, насколько мы стали больше зависеть от других при выполнении разных задач, от приготовления пищи до строительства[225].

Несомненно, люди адаптируют свое поведение в зависимости от обстоятельств, и это может включать приспособление к чужим культурам. После нескольких месяцев в сельских районах Индии я, сам того не сознавая, приобрел акцент и привычку покачивать головой из стороны в сторону во время разговора. Впоследствии в Сингапуре мой акцент опять изменился, и я стал добавлять слово lah в конце предложений для выразительности. По-видимому, изменение моих речевых шаблонов помогало местным жителям меня понять, и однажды я с гордостью помог индийскому туристу общаться с продавцом в Сингапуре, «переводя» с одного диалекта английского на другой. И все-таки я уверен, что моя чужая манера говорить была очевидна, даже если меня не выдавало неумение надевать индийский мужской саронг, называемый лунги, или сотня других вещей.

Что касается крупного размера вашего мозга, то это связано не столько с населенностью общества, сколько с вашей способностью погружаться в жизнь тех, кто важен для вас. Маркеры не только снимают ограничения с размера сообществ/обществ, они