Естественная история Рая - Йорн Асгер

Естественная история Рая

За автономию всех и каждого

Для тех, кто его знал и любил, Асгер Йорн был чистейшей живой ртутью. Таким же неуловимым. Художник до мозга костей, прославившийся в первую очередь как живописец, он был еще более ярок в жизни: «Общество обычно настроено против мужчин — авантюристов, мошенников, воров, спекулянтов... Я же, будучи художником и творцом, соединяю в себе их всех. Я — оскорбление закона». И, добавим, любого рода догмы.

«Естественная история Рая», написанная между 1963 и 1964 годом, стараниями Троельса Андерсена была издана по-датски вместе с другими текстами в составе сборника «Alfa og omega» (1980). Французскую версию, в результате так и не опубликованную, Йорн передал своему другу Ги Дебору, чтобы тот исправил неминуемые языковые огрехи. Сегодня мы публикуем ее по сохранившейся рукописи.

Эта сочная пародия, передернутая, на грани розыгрыша, сага, с ребяческой, на первый взгляд, жизнерадостностью переворачивает вверх дном то грандиозное надувательство, что породило пресловутые ценности долгое время водимого за нос общества. Всё это отдавало бы Льюисом Кэрроллом, Честертоном или Жарри, не будь это самый настоящий Йорн.

Один из основателей Ситуационистского интернационала, Асгер Йорн, утверждая свою автономию, в то же время выявляет неожиданную грань этого движения, более разнообразного и причудливого, чем кое-кому хотелось бы. «Идеи ситуационизма несомненно выйдут далеко за пределы сей небольшой, сколь бы необходимой ни была признана ее роль, организации как раз потому, что она всегда выступала за автономию всех и каждого», — напоминал он в 1970 году по случаю предполагавшегося переиздания своей книги «За форму». Бьемся об заклад, что комментарии не заставят себя ждать и на этот раз.

Алис Дебор

Об особом положении, занимаемом в человеческом обществе мужским полом

Философия и нейкософия

Довольно продолжительное время неотложные дела мешали мне удовлетворить давнее желание: уточнить свое отношение к мысли Сёрена Кьеркегора и философии экзистенциализма. Когда наконец выдалась свободная минута, я с удовольствием взялся за это, и вот что у меня получилось.

Франко-немецкий экзистенциализм всегда казался мне беспредельной глупостью, проистекающей из совершенно ошибочного истолкования кьеркегоровской мысли. Экзистенциализм — это философия, полагающая своим основателем Кьеркегора. Большей ошибки быть просто не может. Кьеркегор за всю свою жизнь не написал ни одной философской строки; совсем наоборот, всё его литературное наследие систематически и методически антифилософично. Оно отражает скандинавскую традицию антифилософского мышления, которую Кьеркегор всего лишь систематизировал в своего рода карикатуре на философский монолит. В конце жизни он с определенной гордостью вспоминал о наказе, который передал ему со смертного одра Поуль Мартин Мёллер1: «Скажите малышу Сёрену Кьеркегору, чтобы он не брался, подобно мне, за всё сразу; пусть ограничивает себя». Этим советом он, должно быть и руководствовался, поскольку вспоминает именно его.

Еще лет восемь назад я в качестве антиметодического метода анонсировал в журнале Eristica2 так называемую нейкософию3. Позже мы решили скомбинировать картезианский метод со скандинавским контрметодом, а также со всеми прочими возможными методологиями в некий синтез взаимодополняемости, который назвали ситуалогией. Эта работа находится еще в самом начале, поскольку вокруг уйма куца более насущных дел, нежели создание методов.

Со своей стороны, я попытался пройти дальше осознанно карикатурной стадии, на которой остановился Кьеркегор, чтобы установить подлинную автономию нейкософии.

И этого мне вполне хватило. Отказываясь признавать диалектическую противоположность философии и нейкософии, пытаясь совместить их друг с другом, мы лишь нейтрализуем и устраняем и нейкософию, и саму философию. Именно такое обнуленное место и представляет собой экзистенциализм. Он низводит мышление как таковое к безобидной шутке, к светскому времяпрепровождению. Каждый развлекается по-своему. Я развлекся тем, что упразднил это упразднение, и если меня спросят почему, я, к сожалению, смогу оправдать это лишь тем удовольствием, каковое доставила мне возможность немного ситуацировать «ситуацию».

Полный провал экзистенциализма проявляется в его полной неспособности сформулировать какую-либо этику; а поскольку этика представляет собой саму суть философии; отсюда вытекает общий крах философии, за исключением теоретического течения, названного определенными кругами ситуационизмом.

Мы пришли к выводу, что так называемая этика, она же осознанная мораль, — не что иное, как установление правил, необходимых для открытой игры вариаций в рамках определенного образа действия. И любой возможный образ действия в свою очередь предполагает собственные правила игры и собственную мораль. Вопрос удовольствия в подобной игре — это область эстетики. Контроль за истиной в параметрах игры — вотчина научного метода. Но все творческие игры — из-за по необходимости общего для них источника энергии — обладают некоей взаимосвязанностью в том, что касается развития игры. Если игра ничем не ограничена в наиболее простых областях, то в более сложных играх оказывается не на что играть. Именно так прикрывают некоторые игры, подчиняя поступление энергии в их область самой строгой рациональной экономии, чтобы высвободить энергию для других игр. Каждая культура обладает своей собственной системой рациональной экономии и ничем не ограниченных игр, и полагать, что можно выиграть сразу во всех таких играх, иначе говоря, смешивая их уровни важности, было бы ошибкой. Это кончится неразберихой и потерей энергии, утратой самой возможности игры. В такие моменты начинаются бессмысленные попытки экономизации и рационализации, приводящие к распаду, позволяющему запустить новый порядок. Как раз в таком кризисе мы в настоящий момент и находимся, а в США он как раз сейчас достиг более чем наглядной стадии. В подобных обстоятельствах, когда отсутствуют точные идеи, открывающие новые пути для игр, всегда проявляется тенденция к упрощению морали, отдающая предпочтение более элементарным играм. И пока всю программу не заполонят игры насилия, доминирует женская мораль, лежащая в основе самой примитивной жизненной игры человека, игры роста. Но эта игра остается возможной, лишь пока продолжают соблюдаться все ее старинные правила и даже когда никто не имеет права играть в какую-нибудь высшую игру, поскольку ей не соответствует мораль. Игроки тем самым, ведя свою игру, оказываются преступниками.

Поскольку всю сложную аппаратуру культурных игр изобрели мужчины и только они способны ее поддерживать, мужчин, сточки зрения женщин, характеризует роль ведущего игру, крупье; и тот, кто отказывается принять эту роль, обвиняется в преступной непринадлежности к человеческому роду. Обвиняют во всяческих низостях и того, кто ведет игру с целью овладения женщинами. Крапленые колоды. Он мухлюет. Угнетает, благодаря правилам, которые он якобы навязал игре. Так не наделена ли женщина моральным правом отклонять все правила и в то же время правом использовать все средства? Игра для нее всякий раз насильственна, но она все равно в нее пускается, и вина за катастрофу ложится на крупье. Он должен показать себя настоящим мужчиной и не покидать командный пост. Она, не желая ломать этот механизм, беззаботно выкачивает из него энергию. Она пытается настрополить мужчину так, чтобы всё оставалось на своем месте; чтобы можно было продолжать сеять смуту: с одной стороны, оскорблениями, с другой — параллельным требованием отказа от насилия.