Естественная история Рая - Йорн Асгер

Адам становится героем

В какой-то момент Ева наконец понимает, что ей никак не избавиться от Адама. Она может подбить всех Адамов помериться силой, но результат, по существу, катастрофичен. Численность, конечно, падает, но в подобных обстоятельствах единственный в результате такого отбора Адам становится просто сногсшибательным и совершенно неукротимым, когда представляется ей в качестве победителя. Только и остается, что попытаться его приручить, сделать полезным; и полезность берет свое начало главным образом в его агрессивности. Он может драться, а это означает, что он может и защищать.

Для Адама тут наступает великая эпоха. Внезапно его жизнь приобретает смысл, чего за ней до тех пор не водилось. Он обретает смысл жизни. Из задиристого странствующего рыцаря он превратился в настоящего героя, защитника «слабого» пола, притворно вобравшего в себя всю слабость мира. Его животная гордость больше не знает границ. Распевая, разглагольствуя во весь голос, преисполненный энергии, он выступает во главе отряда, у всех на виду, готовый наброситься на любого подвернувшегося агрессора. Ева вместе со своими малышами следует позади него на почтительном расстоянии, ровно на таком расстоянии, чтобы они могли сбежать, если вдруг возникнет опасность. Адам отводит угрозу и вступает в битву — и, бывает, находит свой конец на поле славы. Не велика важность. Их всегда достанет, чтобы утешиться. Это настолько углубленная — и с таким энтузиазмом — тема, что я отказываюсь углубляться в нее еще больше; тем паче что речь идет о занятии, которое в наши дни сильно подрастеряло свою актуальность.

Адам становится патриархом и отцом семейства

В героическую эпоху центром системы остается Ева. Роль Адама скорее периферийна, но в ней выдаются и моменты роздыха, и тогда у Адама всё больше входит в привычку с пышной и грубой бесцеремонностью проталкиваться к центру. Он хвастается своими победами, обсасывает их вдоль и поперек, и все должны его слушать, дабы поощрить к продолжению в том же духе. Ева притворяется, будто восхищена им, но на деле до крайности раздражена Ко всему прочему бывает, что он приносит с собой трофеи своих побед — блюда, вокруг которых объединяются всё более прожорливые интересы. Мало того что прирожденный эгоист, он к тому же на этой почве становится высокомерным и самодовольным дарителем. Он приобретает повадки патриарха. Он начинает судить, критиковать и даже командовать. Он усугубляет эти эффекты кричащей одеждой и вкусом к броской безвкусице. Он издает вопли, от которых закладывает уши, и считает их музыкальными достижениями. Он танцует военные танцы и делает это с той же невежественной непринужденностью, что и прежде. Он заполняет собой всю картину. Он не просто чувствует себя полезным, а мнит самой полезностью, смыслом существования всей вселенной. Он стал центром мира и объясняет во всех деталях, как именно для него всё и было создано. Очевидно, тут и там встревают пагубные силы, но всё это оборимо. Всё это устраняется.

Оказывается, что в животном царстве, начиная с некоторого уровня, семейная жизнь обустроена по такой же модели. Звезды могут сойтись и по-другому, но, как правило, причуды и прихоти приходят со стороны Адама. Их бывает много или мало. Но они есть всегда. Патриархат начинается отнюдь не вместе с классовой борьбой в неестественном человеческом обществе. Корни его куда глубже.

Адам, творец справедливости

Адам не преминул ощутить пагубные последствия своей полезности — мнимой, совершенно липовой. Мало-помалу он соображает, что полезное для него не обязательно полезно для других. Он прибегает к всевозможным уловкам, чтобы скрыть это. Дело даже доходит до того, что он дает имя своим попыткам оправдаться. Он называет их «справедливость». Ну а Ева преспокойно выжидает. Она в точности знает, что справедливость и полезность всегда останутся на ее стороне; она подрывает и высмеивает все его потуги, пока вдруг не осознает, что взыскующий справедливости Адам работает на нее и против самого себя. С этого момента она резко прекращает критиковать справедливость. Она ее поощряет и начинает ею пользоваться. Отец семейства, теперь она знает, что это такое. Сохраняя присутствие духа, она сверх всякой меры льстит Адаму, поощряя в нем его полное отсутствие. Он попал впросак, и она спокойно дожидается, когда эта самая справедливость восторжествует.

Господство Адама покоится на его бойкой агрессивности. Если удастся его усыпить, можно обкорнать ему волосы — или что там еще. Если удастся выставить его насилие подозрительным и нежелательным, всё остальное приложится. Если насилие может существовать только для защиты справедливости, всё пойдет хорошо, ибо справедливость строится на основе равенства единиц, а единицы эти суть человеческие существа. Раз уж женщины признаны в качестве таковых, игра лишена всякого риска. Это же в точности специфическая способность мужчины: он способен уточнить, что именно справедливо. Всё происходит так, как и должно происходить. Все становятся равными перед законом, мужчины, женщины, все. Но это не дает желаемого эффекта, пока справедливость должна поддерживаться агрессией, ибо этот фактор остается в руках мужчины. Орудия агрессии совершенствуются до такой степени, что женщина уже может нападать и разрушать ничуть не хуже мужчины. Она может воспользоваться этими орудиями, но не приспособлена к этому. Тут-то она и требует, чтобы мужчина стал профессионалом, а не любителем. Он не должен любить свое ремесло. Снабженная необходимым оружием, Ева даже полагает, что превзойдет мужчину в битве. Единожды начав, она обязательно доходит до самого дна. Разрушая, она возвращает себе верховенство, а если вдобавок речь о правом деле, уже нет нужды обуздывать свои агрессии. Можно спокойно приниматься за устранение всего и вся, систематически. В мире Евы нет внутренних угроз. Одна гармония. Угроза единственно снаружи, совпадает с тем, что снаружи.

Была предпринята попытка привести дело к общему знаменателю, связав Адама и Еву в постоянную пару. Семья, брак: оправданием служит содержание детей. Помимо этого, нет никаких долгоиграющих оправданий. Дабы не допустить, чтобы мужчина платил за детей, прижитых не от него, неверную жену осуждают на смерть. В Индии, чтобы жены не травили мужей, требуют сжигать их вместе с трупом мужа. Запрещают развод. Результат более чем жалок.

Правовой характер брака требует справедливости во всех отношениях и исключает любую возможность щедрот. Они должны расцветать на внебрачной почве. Для того, кто работает в обществе, — на ниве эксплуатации, а для партнера, который социально не ангажирован, — либо по отношению к детям, либо в свободных играх внебрачных отношений. В результате чего имеешь право на любовные удовольствия только с женой соседа. Это становится легализованной институцией, которая связывает всех вместе страстной внебрачной общительностью, основанной на стерильном браке, которая служит местом отдохновения поодаль от ревности и от не оставляющей ни минуты покоя борьбы за притеснение. Оба партнера отсылаются к общительности, к страстной анонимности.

Конец Адама

Да здравствуют социальное и неоспоримая истина.

В конце Адама нет ничего ни трагического, ни неприглядного или комического. Всего-навсего тягостное дельце, и его лучше бы обойти молчанием, как судьбу паршивой овцы в благородном семействе. Проблема, которую Ева так и не смогла разрешить на разумной основе, улаживается самой природой, великой наставницей и воспитательницей с неисчерпаемыми ресурсами. Она ненавязчиво приходит на помощь дамам со своей системой социального, которая устраняет угрозы жизни. Адам проделал весь путь до вершины естественной иерархии видов, будучи полезным на случай угрозы, поскольку отличался способностью отыскать совершенно непредвиденные решения. Как только сочтут, что угрозы канули в прошлое, будет сочтено, что ушли в прошлое и его способности, а с ними и он сам. Так, во всяком случае, происходит я социальной сфере. Обществу нет нужды  в мужчинах. Они стесняют, и мы видим, что повсюду, где животные объединяются в сообщества, число Адамов сведено к минимуму и на вооружение вновь взят изначальный метод их искоренения. В человеческом обществе это происходит путем изоляции в тюрьмах и домах так называемых «сумасшедших».