Мозес - Константин Маркович Поповский

– Может, хватит, наконец… Я все-таки работаю…

– А-а, – протянул Ру, разворачиваясь в сторону вошедшего так стремительно, что едва сумел удержаться на ногах. – Соизволил, наконец…

– Ру, – сказал Феликс. – Я тебя предупреждаю…

– Смотрите-ка, какой! – Ру ядовито усмехнулся. – Эта ученая крыса меня предупреждает!

– Ру, – вмешалась Анна. – Перестань.

– Еще одно слово, – сказал Феликс.

– И что? – спросил Ру. – Вызовешь полицию?

– Если будет надо – я с тобой и без полиции справлюсь.

– Ну, ребята, – укоризненно сказал Левушка. – Будет вам, ей-богу!

– Да ты только посмотри на эту откормленную рожу! – закричал Ру, почти падая вместе со стулом, за который он держался. – Где еще можно отъесть такую ряху?.. Только в Университете…Больше негде.

– Уймись, – Левушка попытался придержать шатающегося Ру.

– Нет, ты только посмотри! – закричал Ру, цепляясь за Левушку. – Ему кажется, что он духовный светоч современной культуры, а на самом деле ему хочется только получше устроиться на земле – и больше ничего…

Он показал на Феликса пальцем и делано засмеялся. Потом плюнул и добавил:

– Ты только подумай!.. Они издают свои никому не нужные журнальчики, в которых можно прочитать, что только у евреев есть душа, хотя сами они в это не верят, а потом еще удивляются, почему на евреев начинают показывать пальцами?

– Ну, все, – сказал тихо Левушка, наклоняясь к Давиду. – Сейчас рванет.

– Пожалуй, – согласился Давид.

– Ах, ты сволочь, – негромко сказал Феликс, наклоняя голову и делаясь похожим на готового броситься на врага быка. – Ты не забыл, случайно, что пока еще находишься в моем доме, скотина?

– В твоем доме, – передразнил его Ру. – Ох, как испугал!

– Вон! – закричал Феликс, уже не сдерживаясь. – Пускай убирается вон, пока я его не убил!

Появившаяся из кухни Анна сказала:

– Вы кричите, как будто нашли кошелек… Вам еще не надоело, друзья мои?..

Похоже, что она видела такие сцены уже не в первый раз.

– Ты бы лучше послушала, что он говорит! – и Феликс решительно показал пальцем в сторону выхода. – Вон! И чтобы духу твоего тут больше не было!

– И куда ты его гонишь? – спросила Анна. – Он не дойдет даже до угла.

– И черт с ним! – бушевал Феликс. – Пусть сдохнет. Всем, по крайней мере, будет приятно.

– Все, все, все, – сказала Анна – Иди, мы разберемся.

– Тогда заприте эту скотину в ванной!.. И пусть больше не показывается мне на глаза.

– Пойдем, Рувимчик, – Анна взяла Ру за руку. – Грегори, помоги.

– В Ирландии тоже пьют, – Грегори подхватил Ру с другой стороны. – Но никто не пьет такую гадость.

– Жаль, что мы не в Ирландии, – сказал Феликс, уходя в свой кабинет.

– Какой же он, все-таки, у тебя идиот, – заплетающимся языком пробормотал Ру, дернув рукой за нитку бус на шее Анны. Бусины весело застучали по полу.

– Ой-ей-ей, – сказала Анна.

– Какое счастье, что у нас нет евреев, – Грегори попытался развернуть Ру в нужном направлении. – Они то разговаривают, пока не упадут, то кричат друг на друга, как сумасшедшие.

– Евреи, к счастью, есть везде, – сказал Давид.

– У нас нет, – возразил Грегори. – Я бы знал.

– Мы сейчас все соберем, – Левушка опустился на колени.

Вслед за ним опустился на пол Давид.

– Вон они где, – сказал Грегори, уводя вместе с Анной едва держащегося на ногах Ру.

– Вот еще один антисемит на нашу голову – вздохнул Левушка, собирая бусины.– Представляю, что он будет о нас рассказывать в своей Ирландии изумленным ирландцам.

– А что бы ты им сказал, интересно?

– Я? – переспросил Давид, заползая под стол и собирая одну за другой рассыпавшиеся бусы. – Хочешь знать, что сказал бы я?.. Ладно.

Похоже, возможность высказаться по этому поводу показалась ему забавной.

– Я бы сказал: Всемилостивый!.. – начал он, не переставая собирать бусины. – Посмотри на этот народ! Он обманул фараона, он написал Тору, его избрал Бог. Даже если последнее не совсем правда, то следует оценить хотя бы то, что они все-таки приняли это иго избранничества, пусть даже выдуманного, пусть даже сочиненного, нафантазированного, но все же накладывающего страшную ответственность перед лицом Того, кому они поклонялись. Одного этого достаточно, чтобы считать евреев великим народом. А еще это значит, что избранничество – это вовсе не отвлеченная идея, за которой можно различить слепую уверенность в то, что твой народ лучше любого другого. Избранничество – это ответственность и судьба, а судьба никогда не бывает сладкой, о чем каждый еврей знает с пеленок… Ну, как? Годится?

– Да ты просто Демокрит, – сказал Левушка, садясь рядом с Давидом.

– Демосфен, – поправил его Давид.

– Несущественно. Хотя, сказать по правде, мне иногда кажется, что в результате они превратили самих себя в объект поклонения. А это неправильно.

– Сдается мне, что как раз об этом я тебе говорил в прошлом году – сказал Давид… Не помнишь?

– Какая разница, кто кому чего говорил. Важно понять, сколько отсюда должно было случиться несправедливости, грязи и глупости.

– Избранничество – выше справедливости, – сказал Давид, доставая очередную бусину.

– Это – когда тебя лично не касается, – заметил Левушка.

Возможно, он успел бы ему ответить со всей обстоятельностью, которая требовалась для обсуждения этой важной темы, но в этот самый момент звук шофара, низкий и густой, ударил ему в уши.

Обернувшись, Давид увидел Ру, стоявшего на диване и держащего в руках снятый со стены шофар. Казалось, еще немного – и он немедленно рухнет под его тяжестью, с трудом балансируя на мягком диване и пытаясь при этом поднести его ко рту.

Тот самый шофар, которым так гордился Феликс, утверждая, что ему не меньше полтысячи лет.

– Явление второе, музыкальное, – сказал Левушка.

Второй изданный им звук заставил задребезжать стекла в одном из книжных шкафов.

– Ну, что еще у вас, – Феликс опять появился на пороге. Потом он увидел Ру и застонал. – Господи, да уберете вы его, наконец, отсюда! Я ведь просил!

– Пусть тебя не будет в Книге жизни, – заплетающимся языком сказал Ру, поднося шофар ко рту. – Пусть Самаэль отсудит тебя у Всевышнего!

– Я ведь просил, – плачущим голосом повторил Феликс, обращаясь к вернувшейся Анне. – Ну, неужели это так трудно?

– По просьбе наших слушателей, – сказал Левушка, намереваясь закрыть уши.

Но не успел.

На этот раз извлеченный Ру звук был просто великолепен. Он начался с какого-то завораживающего высокого тона, затем перешел плавно в привычную тональность и закончился низким, как ночь, звуком, который если здесь и слышали, то очень давно.

– Вот это легкие, – заметил Левушка с уважением.

– Отдай шофар, урод, – Феликс протянул руку. – Отдай шофар, пока я тебя не убил.

– Да, дай же ты человеку поиграть, – возвращаясь на кухню, сказала Анна.

– Конечно, пускай поиграет, – вступился Давид, чувствуя вдруг некоторую солидарность с пьяным Ру.

Что-то вроде родства душ, которое вдруг давало о себе знать в самые неподходящие моменты, когда не ждешь ничего похожего.

– Или ты забыл, что сказано? – продолжал он, безуспешно пытаясь встать между Феликсом и Ру. – Трубите в этом месяце