Мозес - Константин Маркович Поповский

– По-моему, тоже, – кивнула Ольга.

Затем он протрезвел. Как-то сразу, без всякого перехода. Только что был довольно прилично пьян, так что чувствовал, как у него заплетается язык и плывет под ногами земля, – и вдруг оказался вполне в норме, и это, похоже, было связано с какой-то ерундой, которая только что пришла ему в голову, – именно с этим, сэр – с какой-то странной и нелепой мыслью, от которой, похоже, он сразу пришел в себя, или, во всяком случае, стал уже приходить в себя, недоумевая, откуда берутся в голове такие вот нелепости, как эта, – уж, наверное, не оттуда, где знали и обсуждали каждый твой шаг, потому что это была мысль о новом доказательстве бытия Божьего – очевидном и несомненном, как бывает несомненен весенний дождь или смех отроковицы, как несомненен этот запах и эти мелькающие за окном электрические блики, и затылок таксиста, и еще тысячи вещей, которые складывались в одно неопровержимое доказательство, которым была, конечно, она сама, сидящая рядом и прижавшаяся к нему плечом, так что он чувствовал ее тепло и слабый запах духов, – все того же «Золотого луга», конечно, можно было даже не сомневаться, – одним словом, доказательство бытия Божьего, как оно открылось ему в эту ночь, – это сидящее рядом с ним доказательство, о котором свидетельствовали и слабый запах ее духов, и ее волосы, которые лезли ему на лоб, и эта ночь, которая длилась и длилась, и похоже, совсем не собиралась кончаться.

Доказательство бытия Божьего, сэр.

Доказательство бытия Божьего, Давид.

– Господи, – он пытался разглядеть за окнами хоть что-нибудь. – Куда мы едем-то?

– Узнаешь, – она не подняла головы.

– Если это сюрприз, то он тебе удался, – он не очень хорошо представлял, что ему следует делать дальше.

– Еще бы, – сказала она, не двигаясь. – Какой же это сюрприз, который не удается?

Возможно, от него ждали совсем не этого, когда он закинул руку и обнял ее за плечи. Потом, положив ладонь на ее волосы, попытался повернуть к себе ее голову, одновременно ища ее губы.

– Подожди, – сказала она, отворачиваясь. – Подожди, не надо…

– Почему?

– Не надо, – повторила она, не делая, впрочем, никаких попыток вырваться.

Возможно, стоило бы попробовать еще раз. Но почему-то он не стал.

– Ладно, – сказал он, отпуская ее.

В конце концов, подумал он, сдаваясь, я только знакомый пьяный, которого везут неизвестно куда и зачем.

– Не сейчас, – сказала она вдруг, вновь опуская голову ему на плечо, так что он вновь подумал:

Доказательство бытия Божьего, сэр.

Нечто, что заставляет тебя отбросить все сомнения и отдаться во власть уверенности, которая при этом все равно остается сомнительной и непредсказуемой.

Доказательство, которое ты взваливаешь на свои плечи, твердо помня сказанное тебе в час твоего рождения, что Бог не имеет обыкновения болтать с ничего не знающей толпой, но зато имеет привычку терпеливо разговаривать с человеком один на один, укрепляя его решимость и, время от времени, приоткрывая ему его будущее, и приучая к мысли, что от этого будущего можно, при желании, ускользнуть.

– Вот здесь, пожалуйста, – она протянула таксисту деньги. – С праздником.

Не оборачиваясь, таксист помахал в ответ рукой.

– Постой, – сказал он, хлопая себя по карманам в поисках бумажника. – Сколько там?

– Сколько надо. Пошли.

– Ну, хорошо, – он вывалился из машины, не понимая, где они. – С праздником.

Мир, медленно обретающий первозданный смысл.

– Вот, – она остановилась перед парадной дверью. – Теперь узнаешь?

– Конечно, – сказал он, чувствуя вдруг, что окончательно протрезвел.

Мастерская Маэстро, сэр.

Пожалуй, можно было бы догадаться и самому.

Он посмотрел на ее профиль, едва различимый в окутавшем переулок сумраке.

– Черт бы их побрал… Еще позавчера тут горели две лампочки.

Интересно было бы знать, подумал он, сколько раз она переступала этот порог и поднималась по этой темной лестнице, чертыхаясь и рискуя наступить в приготовленное для кошки блюдце с молоком?

Сколько раз, сэр?

«Какое тебе, собственно, до этого дело, Дав?» – едва слышно сказал ему в ухо знакомый голос.

И в самом деле, сэр. Какое?

– Господи, – сказала она. – Ну и темень… Ты что-нибудь видишь?

– Да, – сказал Давид, зачем-то дергая за дверную ручку. – Что бы там ни было, я вижу, что Рош-ха-шана, кажется, удался.

– Кто бы сомневался, – она зазвенела в темноте ключами. – Кто бы сомневался… Да, что за…

– Дай-ка я, – и Давид протянул руку, чтобы забрать у нее ключи.

25. Филипп Какавека. Фрагмент 20

«Какой хохот гуляет по изготовившейся к прыжку Вселенной Паскаля! Конечно, он не избавит нас от уготованного. Конечно, он всего только ветер и звук, разносящиеся во все уголки ее сомнительную весть о достоинстве смеющегося. Конечно… Конечно… Но пока он гуляет по ее бесконечным коридорам и лабиринтам, – кто знает… кто знает…»

26. Соло на шофаре

И позже, когда они поднялись до мансарды и перешагнули порог мастерской, и потом, когда она быстро навела относительный порядок, смахнув со стола пыль и перевернув скатерть, так что комната вдруг волшебным образом преобразилась, и даже неизвестно откуда взявшийся пыльный и давно засохший букет оказался вдруг очень к месту, – эта мысль все никак не давала ему покоя, как будто в самом деле могло иметь какое-то значение, что же она чувствовала, вновь переступив порог мастерской, дотрагиваясь до вещей, которые, конечно, еще помнили прикосновения других рук и слышали другой голос, – что она чувствовала, присаживаясь на край застеленной шотландским пледом старой кровати с металлическими шишечками или открывая ящик стола, чтобы достать консервный нож, ведь с тех пор прошло совсем немного времени, совсем ничего, если, конечно, не брать в расчет то обстоятельство, что дело все-таки шло о смерти, которая, по всем признакам, мерилась далеко не теми мерками, к которым привыкли все мы.

– Вот, – сказала она, доставая из сумки бутылку водки и пакет с едой. – Ну? Кто сказал, что мы хуже других?

– Никто, – отвечал Давид, вынимая, в свою очередь, из кармана плоскую бутылку початого армянского коньяка, которую, судя по всему, ему удалось прихватить со стола у Феликса.

Похоже, надвигался праздник, равного которому он не видел уже давно. Праздник, больше похожий на девятибалльный шторм.

– С ума сойти, – и Ольга захлопала в ладоши. – Боюсь, что теперь мы точно сопьемся.

– Похоже на то, – пробормотал Давид.

– Тогда пойду, сделаю бутерброды, – сказала она, исчезая за кухонной дверью.

Теплая ночь за окном. Тепло, идущее от нагретого за день подоконника… Электрические блики с улицы, пляшущие по потолку. Потрескивание раскаленной сковородки на плите.

Ночь за маленьким окошком время от времени вздрагивала от автомобильных гудков. И только одно было в состоянии испортить ему настроение: незаконченный автопортрет Маэстро, который почему-то стоял не в общей куче холстов, а отдельно, сразу упираясь в вошедшего строгим и печальным взглядом, словно давая понять, кто здесь, несмотря ни на что, настоящий хозяин.

«Ну, что ты смотришь, милый, – негромко сказал Давид, догадываясь, о чем хочет спросить его этот внимательный,