Грустное начало попаданства (СИ) - Леккор Михаил

Она почувствовала, что ее сердце само собой застучало быстрее и возмущеннее. Что ты убежала от него, такие мужчины да еще в ранге великого князя по советским улицам гуляют очень редко!

И она протянула к нему руку — милостиво, как ей казалось и смущенно, как показалось ему. И оба торопливо и в то же время тепло обнялись и уже вместе пошли по московской улице. Не торопясь, но и излишне не задерживаясь, как обычная советская семья на будничной прогулке.

Однако, договаривать прежний разговор было необходимо, не обвисать же ненароком невесть где? И по традиции (какое небывалое счастье!) начинать его, как обычно, должен мужчина. А где же гендерное равенство? Где хотя бы женщина — друг человека?

Хотя ладно, Сергей Логинович, который попаданец, давно к этому привык, что, когда надо, женщина говорит, возмущаясь, о равенстве, а когда надо, спокойно убирает свои заморочки и подталкивает вперед, — мол, ты глава семьи, иди первым!

— Милая, по-моему, мы договорили тут много лишнего. Давай вычеркнем разговоры двух-трех часовой давности и начнем сначала? — он пожал ее руку в знак примирения и не удивился, когда почувствовал ответное пожатие. Женщина тоже человек, а не брехливая собака. Конечно, среди них больше сплетниц и болтушек, но основная часть такая же тихая и спокойная, как и ее кавалеры.

И, кажется, они окончили эту бестолковую ссору и перестали воевать друг с другом. Правильно, лучше бороться с жизненными невзгодами, или, точнее, с непростыми задачами, которые сегодня поставил И.В. Сталин. Ведь с ними никто не будет справляться. Сам решай свои невзгоды!

— Дорогая Алена, сегодня мне поставили, — Сергей посмотрел на подругу, одобрительно кивнул, увидев ее протест, поправился: — нам поставили серьезные задачи, которые мы должны обязательно решить. Товарищ Сталин шутить не любит, так пнет, увидев, что мы не шевелимся, что долго будем лететь, аж до Камчатки. Работать буду, естественно, я сам, а вот тебе, как уже говаривал незабвенный Вождь и Учитель, предстоит роль мудрого советника.

Алена смущенно улыбнулась, и не сильно, но чувствительно двинула его в бок локтем: — разумеется, посоветую, что смогу и знаю. Только, — тут она быстро перешла на шепот, — не надо часто упоминать имя товарища Сталина. Он этого очень не любит, а на улице много доносчиков и просто сплетников.

«М-да, не говорите оных существ всуе, они и не полезут под руку», — промелькнуло в голове попаданца, но в слух он только сказал:

— Да, милая, конечно, все будет, так, как ты хочешь.

И сам искренне удивился: «Не фига се, я еще не женился на ней, а Алена уже командует. И что самое главное, я сломался и сдался, как будто так и принято. Вот она, видимая роль женской красоты. А вот в XXI веке и не собирался сгибаться. Лариска, что ли, была не такая красивая, хотя, ха-ха, такая же белобрысая».

Прошли несколько шагов молча — он широким мужским шагом, она, подстраиваясь, более коротким женским. Потом он снова заговорил:

— Как я понимаю, нам надо решить следующие задачи, а в ряде случаев комплекса задач:

Во-первых, дальнейшие вопросы укрепления и развития поручений в сфере деятельности Комитета. Здесь все хорошо, я Вождю уже про них говорил, он одобрил и надо только не снижать темпы;

Во-вторых, надо с органами НКВД и лично с товарищем Ежовым укреплять безопасность среди сотрудников Комитета, в том числе и его председателя;

И, в-третьих, личный вопрос, поставленный сегодня сверху. Выйдешь за меня замуж?

Алена аж засмеялась от такой постановки вопроса. Радостно, а какая женщина не порадуется подобному изменению в интимной сфере, когда ты сама старалась-добивалась такой цели?

Но все же не так — товарищ Сталин указал, а мы дружно двинулись в семейную сферу, выходи за меня замуж! Нет, она преданная большевичка, но где-то надо остановить партийные директивы на пути к семейной постели. И потом — сначала затащил ее в постель с большой порцией плотской любви, а потом спрашивает, можно ли? Вежливый мужчина действует по-другому. Или в амурных делах нет вежливых мужчин?

Щелкнула своего милого — хотелось легонько, а получилось оглушительно, хотя и не больно, но обидно для мужчины, а, тем более, великого князя.

— Ух! — оглушительно взревел он в ответ, как бык перед смертью. Алена уже подумала нехорошее, но ничего не успела сделать. Быстро посмотрев вперед назад, он резко поднял ее на руки и двинулся в подъезд.

— А-ах, — только сумела вздохнуть она, не то возражая, не то поддакивая. А он уже крепко целовал ее и гладил по интимным местам, опустив на земную поверхность. Не хорошо, что не в постели, но как приятно!

Однако, где они? — она чмокнула его в щеку, подтверждая их близость, вербально повторила: — да, любимый, я согласна.

И тут же озаботилась, оглядывая на безмолвные, чужие окна, неодобрительно смотрящие на них:

— Пойдем отсюда, здесь как-то тяжеловато и неладно. Ну, пожалуйста!

Сергей тоже посмотрел на окна. Обычные, с блестящими стеклами и деревянной основой. Хотя действительно, морально немного давят.

— А ну давай! — решил он и, взяв ее за руку, выскочил обратно. А там уже и особняка их Комитета. Вошли в здание мимо дежурного постового НКВД, задумались. Любовь — любовью, а кушать хочется всегда, при чем обоим.

— Так! — подумала она в слух, посмотрев на часы в рабочем кабинете, — время где-то послеобеденное, пойду на кухню, может, покормят страждущих.

Практичная Алена в отличие от великого князя, витающего постоянно в высоких сферах и постоянно забывающего о низменных потребностях, еще до поездки на близкую дачу И.В. Сталина запомнила кухонным работникам, что сегодня она смогут пообедать только ближе к вечеру. И потому в этот не обеденный уже час легко договорилась не только о двух комплексных обедах, но и чтобы их еще согреть, ведь великий князь не будет есть холодное!

А сам Сергей Александрович, о котором так заботилась секретарь (ну и заодно о себе), наконец-то забеспокоился о трудящихся — бригаде пока еще строителей, которые потом, если согласится хозяин, в данном случае великий князь, останутся здесь же слугами его высочества.

А он даже не соизволил переговорить с ними (или, хотя бы, внимательно посмотреть). Лишь имел некую встречу с их старшим Прохором Герасимовичем Ивановым, от которого он почти ничего не узнал. Вот лентяй!

А между делом, строители были в большинстве пожилые, степенные, к великому князю относились очень приятно и уважительно только потому, что он был потомок российского императора. Ведь почти они все, как говаривал Прохор Герасимович, были до революции великокняжескими слугами, а кое-кто прислуживал и императорской чете! Строители помоложе имели родителей тех же слуг представителей Романовых. Так что случайных людей здесь не было, об этом жестко побеспокоились сотрудники НКВД. Ведь в большинстве они уже сидели в лагерях ГУЛАГа и им еще повезло, могли бы и просто расстрелять, как других узников. Им и еще и повезло, что их вдруг выдернули из чистилища. А уж что их вновь приставили служить к великому князю, так только и оставалось хвалить Господа Нашего Милостивого!

Об этом и поговорили, когда Сергей Александрович посмотрел на результаты работы. Они ему понравились, чувствовалось, не молдаване делали евроремонт, качественные поделки. Потому и говорил уважительно, не торопясь. Правда вопросы были как-то старорежимные, что ли. Особенно почти мальчик, юный подросток, едва только перешагнувший во взрослую жизнь, так посмотрел горящим взглядом, что стало неудобно не только самому Сергею, но и стоящим рядом людям.

Довольно-таки пожилая женщина, явная его мать или ставшая на этой роди, легко теребя за рубашку, негромко звала:

— Миша, Мишенька, пойдем уже, несмотри так прямо, неудобно, беса тешишь ведь, родной!

И он вроде бы и подчиняясь ей и постоянно отходя, но все равно оставляя горящий взгляд. А потом и совсем выдал:

— Дядя, а вы, правда, что ли, великий князь?

«Дурак, что ли, — озаботился Сергей Александрович, — неудобно как-то», — но сказал, вспоминая фильм «Иван Васильевич меняет профессию», — да я великий князь, всамоделешний, зовут меня Сергей Александрович, я теперь уже внук Николая Константиновича, старшего сына великого князя Константина Николаевича, потомка императора Николая I.