Хищник - Макс Мах

Безупречный…

Выйдя из бани, Че посидел немного в одиночестве на террасе дуэльного поля, глядя на Серебряную и медленно потягивая из костяной с серебряной инкрустацией чашечки крепкую тутовую водку с западных отрогов Срединного хребта. Водка называлась «Улыбка Сча Кшачшаана», и от нее перехватывало дыхание даже у истинных знатоков аханской старины. Но ни вид на великую реку, ни крепкая и ароматная водка, ни редкая в Тхолане тонкая и черная сигара Гжежчи — «Убивающая ночь» — не помогли. Растревоженное сердце продолжало волновать кровь. И господин Че решил не противиться судьбе: случившееся случилось, и Че знал название того чувства, которое заставляло его испытывать непокой. Поэтому он не полетел домой, а прямиком направился в «Сад Зверей» — старомодный и малопосещаемый в этом сезоне ресторан на Лисьем Ухе — самом маленьком и дальнем, если смотреть вниз по течению, острове на реке Серебряной. Че гнало обычно несвойственное ему нетерпение, с которым он, тем не менее, решил не бороться. Что с того, что Ши обещала быть в ресторане за час до заката? Он обождет ее там. Сядет под дерево, откинется спиной на старый узловатый ствол, и будет читать по памяти стихи Шцаарца и Гзинтса. Или еще кого-нибудь в этом роде. Много кого еще…

Однако вспоминать стихи не пришлось. Едва господин Че устроился под деревом, и только собрался раскурить сигару, как на зеленом ресторанном лугу появилась Вторая Младшая О. В волосах ее, отражая солнечный свет, переливались крупные изумруды и сапфиры. Этими же камнями, но уже мелкими, было украшено и легкое, почти невесомое и полупрозрачное платье-плащ цвета морской волны. По-видимому, женщина знала, что господин Че уже пришел. Не останавливаясь в увитой цветочными гирляндами арке ворот, а лишь выхватив своего мужчину из фона мгновенным взглядом опытной охотницы и великолепной танцовщицы, легким, словно бы летящим шагом женщина, не случайно носившая прозвище Стилет, пошла к нему, и Че Золотоглазый, встав из ложа-ложбины, образованного толстыми корнями оливы, пошел ей навстречу. Получилось излишне драматично, но специально над этой мизансценой никто не трудился. Так вышло, только и всего.

— Зачем? — спросил Че, когда они встретились.

Это был самый важный для него вопрос, и он задал его на верхней границе третьего уровня восприятия, так что, спросив об одном, на самом деле спросил о многом.

Недоумение. Надежда. Просьба о Прощении и Мольба о Несбыточном… Что-то еще. Много чего еще…

— Любовь сильнее смерти. Ты сказал, — ответила женщина, легко переходя с третьего на четвертый уровень, как певчая птица с трели на трель. — И сильнее страха.

Я не хотела оставаться одна…

— Я понимаю, — произнес он, оставляя главное интонации.

Я виноват. Я не увидел твоих глаз.

— Пустое! — улыбнулась О. — Но ты так и не сказал мне, понравился ли тебе вкус моих губ?

— Я пил ее дыхание, снимая слова с края губ… — процитировал Че и улыбнулся.

Лучше адмирала Цунса, жившего триста лет назад и прозванного Шаарьяаном — что означало по-исински «Ловец Снов», — о любви умел говорить только Шцаарц. Но адмирал писал не только изысканно красиво и глубоко по смыслу, он умел передать словами то, что так трудно поддается формализации: Желание и Влечение, Страсть и Обладание…

— Прикосновение убивает мечту, но раздувает пламя желания, — ответила цитатой на цитату Младшая О. Голос ее понизился, упав почти на октаву, а глаза вспыхнули голубым огнем.

— Не из этого ли родника рождается весна? — Че протянул руку и коснулся мизинцем виска женщины.

И зверь, очнувшийся от зачарованного сна, едва не разорвал господину Че грудь.

— Прикосновение убивает мечту, но раздувает пламя страсти, — повторила Ши, заменив лишь последнее слово в строфе, и, чуть привстав на носки — она была боса, — поцеловала господина Че в губы.

И он снова испытал чудо узнавания, но не только он. Казалось, на двух парах губ взорвалась вселенная.

— Что? — хрипло спросила О, едва дотянув до второго уровня выражения.

— Потом! — Сила охватившей его страсти была Че в диковину. Только полулегальные на Тхолане препараты «Золотой Линии» позволяли взлететь так высоко, но он забыл уже о том времени, когда принимал наркотики.

— Потом… — словно эхо, откликнулась женщина, переживавшая, по всей видимости, потрясение не меньшей силы.

И они опустились на траву, а последним, что запомнил господин Че об окружающем мире — прежде чем раствориться без остатка в огне неутолимого желания — был серебряный непрозрачный полог, возникший почти сразу же, как их с О переплетенные тела коснулись травы. «Купол Ночи» скрыл их от любопытствующих взглядов. «Клиент всегда прав, — гласил девиз тхоланских рестораторов. — И может рассчитывать на максимальное удовлетворение своих прихотей и полную приватность».

Глава 6

Там и тут

Третий день первой декады месяца деревьев 2908, Тхолан, империя Ахан, планета Тхолан

1. Жемчужный господин Че

Восход Аче они встретили на крыше древней цитадели на Темном холме. Здесь, на Среднем плато, лето уже закончилось, и наступила осень в разноцветье трав и одуряющих ароматах спелых плодов. Вокруг Безымянного замка раскинулись сады и леса, прорезанные кое-где реками и ручьями, бегущими с гор. В долине перемигивались уютными огоньками несколько поселков и деревень. Выше, на горных склонах, среди скал и могучих деревьев, — дубов, кедров и тхоланских сосен, — тенями великого прошлого вставали крепости князей Цьёлш и их родичей. А ближайший крупный город, Нес, полыхал своей «солнечной короной» как раз за окоемом, так что Че и Младшая О видели лишь волшебное жемчужное сияние, переливавшееся — как вино, переполнившее кружку — через линию горизонта на западе, совпадавшую, к слову, с поверхностью Лилового озера. В свете двух лун — взошедшей полчаса назад Че и восходящей Аче — пейзаж, раскрывавшийся перед глазами любовников с высоты сложенной из циклопических каменных блоков цитадели, казался придуманным кем-то из богов специально для них двоих.

— Спит златокудрая Эйя и видит сон… — прошептала завороженная видением Ши.

— Танцевала для Него танец Нья, — почти так же тихо, как и Младшая О, произнес господин Че, переводя взгляд с погруженной в лунное серебро долины на обнаженную женщину, глядящую на него, приподнявшись на локте. — Пила вино из маков, устала и, притомившись, прилегла на холме над рекой. Заснула, и видит божественные сны. Спи же, Анайша! Твои сны воплощаются в удачу для смертных. Спи, Койна! Я не хочу уходить из твоих пряных снов!

— Есть ли стихи, которых ты не знаешь? — спросила О, оживляя улыбкой свои изумительных очертаний губы. — Кто ты, Че? И почему ты Че?

Что ж, это был хороший вопрос. Как раз такой, какой могли обсудить на крыше цитадели Безымянного замка жемчужный господин Че и его возлюбленная, принадлежащая к высшей аристократии Аханской империи.

— Хочешь вина? — вместо ответа спросил Че.

Его имя не было тайной. Оно было секретом, но не тайной. И если правду знали немногие, то только потому что император не желал, чтобы об этом болтали на всех углах. Тем не менее, и запрета на историю рода Че наложено не было. Умолчание являлось всего лишь формой сосуществования, но не условием. Таким образом, господин Че мог рассказать эту занимательную историю своей возлюбленной. Более того. Он желал — по некоторым весьма серьезным причинам — раскрыть перед великолепной Ши'йя Там'ра О этот секрет, принадлежащий на равных паях ему и императору, и собирался это сделать именно сейчас. Однако рассказ предстоял долгий, и господин Че считал своим долгом подготовиться к нему наилучшим образом.

Небольшая восьмигранная площадка — срез пирамидальной крыши цитадели — когда-то предназначалась для артиллерии, державшей под обстрелом дефиле, ведущее в долину. Сейчас на плитах тщательно отшлифованного темно-зеленого гранита стояла широкая постель, застланная светло-салатного цвета бельем. Изголовье кровати, ее изножье и сами плиты пола слабо светились, разгоняя ночной мрак, но, не мешая любоваться великолепным видом на окрестности. При этом угол зрения зависел не только от того, как и где лежал или сидел наблюдатель, но и от того, как была развернута кровать. А повернуть ее можно было в любую сторону.

— Хочешь вина? — спросил Че.

— Нет, — покачала головой О, — сегодня я пью только водку.

Она протянула белую изящную руку, в которой трудно, практически невозможно было угадать смертоносную длань превосходной танцовщицы, и взяла с полки-столика, устроенной в изголовье, нефритовую чашечку.