Одной дорогой - Мария Шабанова

— Ну и наделали вы делов, — норрайец развел руками, показывая масштаб бедствия. — Но и гостей повеселили знатно — вон, до сих пор животы надрывают, как вспомнят ваши скачки. Не знаю кто вы и где успели так нажраться, но приглашаю вас в дом, выпьете за здоровье молодых.

После длинной паузы Сигвальд наконец произнес:

— Сигвальд. Из Ралааха. А это, — он поднял за шкирку друга, который с интересом выглядывал из-за его ноги. — Это — Оди Сизер. Вы не подумайте, он не дурак. Хоть и похож. Он просто инженер, ученый.

Что было дальше, Сигвальд запоминал в основном по регулярно произносимым тостам. Сначала пили за молодых, потом за родителей молодых, потом за грядущий урожай, потом Оди чуть не лишился зубов, проявив слишком бурный и настойчивый интерес к сидящей рядом девушке. Дальше пили за наступающее лето, за инженеров, за здоровье верховой свиньи… а дальнейшие воспоминания растворились в мутно-белой жидкости, скорее всего извлеченной из той же бочки, что и пойло Этерала.

— Сигвальд! Сигвальд, помоги мне!

Воин с трудом различал слова, тревожащие его слух. Вскоре он узнал голос Оди, который истерично и очень громко о чем-то вещал. Сигвальд хотел было сказать, чтоб тот заткнулся, но не тут то было — его язык присох к нёбу, в горле тоже пересохло и вместо слов из груди вырвалось какое-то нечленораздельное хрипение и шипение. Оди все не замолкал, его голос мучительно резал слух. Тогда воин решил кинуть чем-нибудь в нарушителя спокойствия, но и это ему не удалось — во-первых, он не нащупал вокруг себя ничего, кроме травы, мокрой от росы, во-вторых, даже если бы под руку что-нибудь подвернулось, то он бы не смог швырнуть этим в голосящего инженера из-за ужасающей слабости.

Открыв глаза, Сигвальд почти сразу пожалел, что это сделал. Сначала он увидел Оди, который находился в таком же положении, как и в день их знакомства — мерно покачивался на балке, подвешенный за ремень штанов. Когда Сигвальд попытался вспомнить последние события вечера, то почувствовал только сильнейшую головную боль. Он схватился за голову и глухо застонал, сильно сжимая виски.

— Ах вы ж пьянь подзаборная, — услышал он звонкий голос Асель. — Не успела оставить одних, так они уже нажрались! Ну как дети малые, честное слово! Ну ладно Оди, ему только пробку понюхать — он уже хороший будет, но ты-то, Сигвальд! Сколько ж надо было выпить?

— Асель, не надо, прошу тебя, — прохрипел он жалобно.

— Как же не надо? Надо! Ты идиот! Ты хоть понимаешь, что мог такого натворить, что не расхлебал бы потом? А если б ты селянам не понравился и они б тебя на вилы подняли, тогда что?

— Сигвальд, сними меня немедленно!

Оди дрыгал руками и ногами и напоминал рыбу, вытащенную из воды. Сигвальд с тоской смотрел на него, понимая, что сейчас придется встать, но пока не двигался с места. Впрочем вставать и не пришлось — от чересчур активных телодвижений Оди ремень соскользнул с балки и инженер приземлился на траву носом вниз.

Когда он встал, Асель критично осмотрела его с головы до ног. Свою куртку он забыл где-то еще вчера, и сейчас по состоянию его тела можно было восстановить картину вчерашнего вечера. Кровь из глубоких царапин кое-где размазалась, кое-где запеклась каплями, к давнишнему синяку на ребрах прибавилось еще три длинных отметины на спине, губа была разбита.

— Оди, будь другом, принеси воды, — прохрипел Сигвальд, видя, что инженер уже стоит на ногах.

— Асе-е-ель, — жалобно заскулил тот.

— Нет! — отрезала Асель. — Кто вчера пил, тот за водой и идет.

— Асель, мне плохо…

Оди рухнул на колени, согнувшись в три погибели. Он продолжал скулить, пока степнячка не подошла к нему. Подняв его голову, она заглянула в покрасневшие глаза, прикоснулась рукой к холодному мокрому лбу, пощупала пульс на руке.

— Просто похмелье, — она пожала плечами. — Пойди проветрись, умойся, попей воды. На обратном пути и собутыльнику своему принеси.

Тяжело вздохнув, Оди поплелся куда-то в поисках воды, шарахнувшись в сторону от проходившего мимо кузнеца, который только раскатисто засмеялся при виде инженера.

— У тебя же есть вода, Асель. Нельзя страждущим отказывать в воде, это жестоко, — Сигвальд укоризненно посмотрел на степнячку.

— На, держи, — она кинула ему флягу, которую он осушил в три глотка.

— Когда ты вернулась? — спросил он, почувствовав себя лучше.

— Как раз успела к твоим безобразиям.

— Безобразиям? А чего я творил?

— О, чего ты только не творил. Кстати, извинишься потом перед племянницей старосты, и перед его женой тоже.

Сигвальд прикрыл глаза рукой, припомнив, за что надо было извиниться.

— А Оди кто так?..

— И этого не помнишь? Дык ты ж его и подвесил.

— Я? — переспросил Сигвальд, удивленно вскинув брови. — Зачем?

— А для наглядности. Рассказывал, как вы с ним познакомились, а сынок мельника все не понимал, как так можно подвесить.

Сигвальд качал головой, видимо, припомнив и этот эпизод.

— Почему ты меня не остановила?

— Ну разве можно мешать веселью? Чем бы дитя не тешилось… Но сейчас речь не о том. Поговорим серьезно.

— Может не сейчас?

— Именно сейчас. Я знаю, кто за нами охотится. И, поверь мне, никого хуже придумать невозможно.

—

ГЛАВА 7

Призраки прошлого

Энимор вспоминал древние руины, затерянные в лесах провинции Рикасбери, ставшие последним пристанищем разбойника Виммаша, которым он некогда был. Храм Маилгарда, возможно, самый большой в провинции, восемь веков назад поражал своей красотой и величием, здесь совершались главные таинства новой для Итантарда религии. После прихода в мир демона Фосгарда религию предали забвению, а здание храма отдали инженерам, дабы они могли проводить свои опыты вдали от людей. За время их пребывания там святилище приобрело новые гротескные черты, но ничуть не потеряло в великолепии. Третья эпоха — эпоха расцвета науки и техники — закончилась почти так же печально, как и предыдущая, а в новой эпохе для старого святилища не нашлось применения — люди забросили его и обходили десятой дорогой, движимые суеверными страхами.

Почти за два века ветра и время выщербили истертые каменные ступени, обрушили колонны, облупили красочные фрески, растрескали и уничтожили уникальные каменные плиты, которыми был выложен пол. Святилище, как последний в своем роде древний исполинский зверь, уходило в небытие, унося с собой странную веру, привезенную жителями Палланет Ракко. Единственное, что пока еще не сдавалось безжалостному времени — храмовые катакомбы, надежно спрятанные от любопытных глаз. Как раз они и стали идеальным укрытием для многочисленной банды лихого разбойника Виммаша, потратившего не один месяц на их детальное исследование.