Дар мертвеца - Чарлз Тодд

— Молодец, Гибсон! — похвалил сержанта Ратлидж. — Пожалуйста, скажите, по какому номеру звонить ее знакомым в Винчестер.

На том конце линии послышалось шуршание.

— Сейчас, сэр, вот он! Некая миссис Хамфри Атвуд, в девичестве достопочтенная мисс Талбот-Хемингс. Они с мисс Грей вместе учились в школе и остались подругами. — Последовала пауза. Ратлидж услышал, как закрывается дверь. Понизив голос, Гибсон радостно продолжил: — Старший суперинтендент сказал, что мне не нужно было беседовать с суфражистками. Все они, по его словам, пропащие. Я только напрасно потратил время… — Последовала еще одна пауза. — Мне просто немножко повезло, вот так, сэр!

Если бы Ратлидж не знал Гибсона лучше, ему бы показалось, что сержант улыбается во весь рот, такая радость слышалась в его голосе. Но Гибсон улыбался редко — так же редко, как ошибался в своих находках и умозаключениях. Сержант был из тех полицейских, которые гордятся собой и своей работой и, если нужно, демонстрируют поистине бульдожью хватку. Только его глаза говорили о том, что, помимо крепких мускулов, он обладает острым как бритва умом. Ратлидж всегда подозревал, что старикашку Боулса и Гибсона разделяет давняя вражда.

Нелюбовь к Боулсу, впрочем, еще не делала Гибсона сторонником Ратлиджа. Зато Ратлидж мог надеяться, что Гибсон не исказит его слова и не оклевещет его при старшем суперинтенденте. Кроме того, Гибсон часто добывал для него очень ценные сведения.

Как сейчас.

Ратлидж поблагодарил сержанта, повесил трубку и задумался. Он еще долго сидел в телефонной будке.

Первая зацепка. Свидетельство, что Элинор Грей все-таки поехала в Шотландию… Правда, сведения получены не из первых рук, но это все же лучше, чем ничего.

Зачем мужчине везти в Шотландию женщину на позднем сроке беременности, если он не отец ее ребенка?

«А может, она ехала к кому-то другому, а он ее просто пожалел», — сказал Хэмиш.

«Да, и такое тоже вполне возможно», — подумал Ратлидж, распахивая дверь тесной будки и вдыхая свежий воздух. И все же, скорее всего, тот офицер знал отца ребенка или сам был его отцом. Ратлидж тоже оказал бы такую услугу приятелю, который сражался на фронте.

Он снова закрыл дверь и уже собрался позвонить по номеру, который дал ему Гибсон, когда вдруг понял, что лучше ему съездить в Винчестер лично.

Это означает, что ему придется несколько часов провести в дороге и, не отдохнув, вернуться сюда, но поездка в Винчестер необходима. Телефонный разговор совсем не то, что личная беседа. Глядя человеку в лицо, он заметит мельчайшие оттенки эмоций, интонации и сможет сделать важные выводы…

«С тех пор прошло почти три года, — заметил Хэмиш. — Скорее всего, они и не вспомнят фамилии того офицера».

Поднимаясь к себе в номер, чтобы собраться в дорогу, Ратлидж ответил ему: «Вполне возможно. Но никогда не знаешь заранее, что еще они окажутся способны вспомнить».

Глава 16

Ратлидж переночевал в одном из центральных графств Англии. Он старался убедить себя, что сумеет вести машину еще час-другой, но в дороге его застиг сильный дождь, и он почти ничего не видел. Едва не врезавшись в неосвещенный фургон, он притормозил у обочины, собираясь переждать ливень, и вдруг понял, как сильно устал. На главной улице в следующей деревне отыскался постоялый двор, разбудив владельца, Ратлидж снял номер. Ему принесли чай и сэндвичи. С рассветом он снова отправился в путь. К тому времени, как он прибыл в Винчестер, спина и ноги у него совсем затекли.

Почти все время, что Ратлидж провел за рулем, Хэмиш рассуждал о том, что у следствия на самом деле нет никаких улик против Фионы Макдоналд, и сомневался в том, что Элинор Грей могла сыграть в жизни Фионы какую-либо роль.

Ратлидж не мог толком описать даже доктору в клинике природу Хэмиша, объяснить, насколько реален его голос. Хэмиш не был призраком, призраков можно изгнать. Не был он и бесплотным голосом, который, как попугай, повторяет мысли самого Ратлиджа. Его присутствие ощущалось очень ярко, и мысли его, и манера говорить были самостоятельны и требовали ответа. И Ратлидж, сломленный в 1916 году и духовно, и телесно, решил, что легче отвечать голосу, звучащему в его голове, чем отрицать его существование. Они с Хэмишем вместе прослужили два долгих года. Его воспоминания подпитывались разговорами, которые они с капралом вели на фронте… Наверное, они и стали основой новых тем… новых мыслей… и страхов.

Через пять месяцев после того, как Ратлидж вернулся в Скотленд-Ярд, он постепенно осмелел и начал спорить с Хэмишем, оспаривать его мнение, находить доводы в словесных перепалках. Он снова и снова внушал себе, что таким образом выздоравливает. Он не сходит с ума, а, наоборот, восстанавливает свое психическое здоровье. И все же он до сих пор не мог решиться на то, чтобы открыто противоречить Хэмишу.

Тем временем Хэмиш не умолкал: «Из-за того, что в Гленко нашли какие-то кости, у Оливера появился предлог обвинить Фиону в убийстве. А так ему на эти кости тоже наплевать. Ведь их нашли даже не на его территории! На самом деле Оливеру все равно, чьи они!»

«Верно, но до тех пор, пока мы не узнаем, как умерла та женщина, мы вынуждены принимать в расчет ее останки, — возразил Ратлидж. — Пока дело омрачено ее тенью, кем бы она ни была, она затмевает собой все остальные доказательства».

Хэмиш по-прежнему не соглашался с ним. Он так и сказал. Ратлидж покачал головой.

«Узнав об исчезновении Элинор Грей, полиция Данкаррика получила имя, которое можно совместить с найденными останками. Первое правило при расследовании убийства — необходимо опознать труп. Оливер совершенно уверен в своей правоте. Но даже если его подозрения подтвердятся и окажется, что в горах нашли кости Элинор Грей, ему придется доказать, что они с Фионой были знакомы и встречались. Если Элинор Грей была беременна и приехала в Шотландию, чтобы тайно родить ребенка, дело можно считать закрытым. Если же она не ждала ребенка, ее приезд в Гленко объясняется чем-то другим. А если удастся неопровержимо доказать, что кости все-таки не принадлежат Элинор Грей, Оливер тут же начнет искать, чье еще имя можно им приписать. Мертвая женщина, опознанная или нет, по-прежнему служит препятствием к раскрытию дела».

«Ну да, рассуждаешь ты хорошо. Но как ты не понимаешь? Опознают кости или нет, ту женщину и Фиону связывает случайность! А если Оливер докажет, что кости принадлежат Элинор Грей? А если он докажет, что она была беременна, когда пропала? Он будет считать это доказательством того, что ее убила Фиона!»

«Или любая другая женщина, согласен. Но если мы найдем Элинор Грей в живых, мы вычеркнем ее из списка возможных жертв. Если она умерла и Оливер прав, придется выяснять, как именно она умерла и где. Возможно, ее в самом деле убили. Возможно, она умерла своей смертью… или даже покончила с собой. И не важно, оправдают наши выводы Фиону или, наоборот, приговорят ее. Мы должны найти истину. Если даже выяснится, что Элинор Грей убили, следствию придется доказать, что только у Фионы имелись и мотив, и возможность ее убить. Оливер очень обрадуется, но, по-моему, удовлетворить леди Мод будет не так легко».

«А может быть, кости так и останутся загадкой», — упрямо возразил Хэмиш.

«Тогда тебе лучше надеяться на то, что Элинор Грей оставила ребенка Фионе, а сама уехала доучиваться на врача. Вот единственный способ убедить инспектора Оливера, что никакого убийства не было. Кстати, именно это я и повторяю с самого начала. Элинор Грей — наш ключ к разгадке тайны».

«Не могу сказать, что мне это по душе!»

Ратлидж вдруг задумался над тем, как Хэмишу удалось пережить его внезапное противостояние с Фионой Макдоналд. Хэмиш все время пылко защищал Фиону, ни на миг не усомнившись в ее невиновности. Но на более глубинном уровне Хэмиш сознавал, что жизнь Фионы теперь течет отдельно от него. Все не так, как было у Ратлиджа с Джин, когда Джин бросила его, желая освободиться от всего, что ее пугало. Хэмиш принимал как данность то, что жизнь Фионы развивается отдельно от него, что у нее появились новые чувства, которые она уже не разделит с Хэмишем. Хэмиш ничего не знал о Данкаррике, он не знал о ребенке. Не случайно он молчал во время первой встречи Ратлиджа с Фионой. Молчание Хэмиша служило болезненным напоминанием о том, что время не ждет, что оно не останавливается. Что в смерти есть пустота. И все же в каком-то смысле Ратлиджу казалось, что умерла именно Фиона, потому что Хэмиш горестно оплакивал ее потерю, он отчаянно тосковал по ней. Бремя, которое взвалил на себя Ратлидж, день ото дня становилось тяжелее.

Бороться с действительностью приходилось не Хэмишу, а Ратлиджу. Фиону вполне могли признать виновной в убийстве и повесить. В тюремной камере Ратлиджу пришлось беседовать с усталой, измученной женщиной, у которой под глазами залегли темные тени. Не Хэмиш, а Ратлидж боролся с собственными страхами и нерешительностью. Пока он сам не знал, как отнестись к предъявленным ему доказательствам. Казалось, что дело сшито очень прочно. И в своем отношении к нему он тоже сомневался.