Замурованная. 24 года в аду - Найджел Кауторн

Хотя дети, жившие в доме, имели достаточные преимущества, они в чем-то тоже психологически страдали. Двенадцатилетнему Александру, в частности, пришлось пережить новость, что у него был брат-близнец, о котором ему никогда не рассказывали, и что этот близнец умер через три дня после своего рождения, потому что был брошен человеком, которого Алексанр считал сначала своим отцом, а потом дедушкой. И только теперь он узнал, что тот ему приходится и тем и другим одновременно. И о том, что его мертвый брат, позже названный Майклом, был сожжен в печи для сжигания мусора человеком, который должен был защищать и оберегать свою семью.

По словам представителя больницы, проблемы были, куда ни глянь. «Обе стороны должны были смириться со многими вещами. Дети, которые жили наверху, должны были принять то, что двумя этажами ниже от них были спрятаны члены их семьи – а их дедушка одновременно и их отец. То, о чем они знали всю свою жизнь – что их мать вступила в загадочный религиозный культ и бросила их сразу после рождения, – оказалось ложью. И надо было принять сам факт того, что она провела в заключении целых 24 года».

Другой психолог попытался подвести общий итог их страданиям: «Как вы встретите своего брата, о существовании которого только что еще не подозревали и который, как стало известно, всю свою жизнь до этого момента жил в темном подвале, всего двумя этажами ниже вашей спальни, запертый там вашим дедушкой? А дедушка – выясняете вы – еще и ваш отец. И как вы встретите свою мать, о которой всегда слышали лишь то, что она угодила в лапы каких-то сатанистов и бросила своих детей, совсем маленьких, но на самом деле – узнаете вы – 24 года прозябала в том же самом подвале?»

Дети «сверху» оказались также подвержены «синдрому уцелевшего», как уцелевшие в холокосте, которые чувствовали себя виноватыми в том, что сумели выжить, тогда как столько людей погибли. Их братья и сестры страдали в подвале, в то время как отец выбрал их по какой-то своей прихоти, для того чтобы дать им нормальную жизнь и солнечный свет. Им также придется свыкнуться с мыслью, что мать вовсе не бросала их, – ложь, принять которую еще не так давно было тяжело, – а на самом деле с болью несла свой крест всего в нескольких метрах под ними.

Психологи, которых попросили прокомментировать этот случай, были практически единодушны в своем мнении, что пытка, вынесенная Элизабет, Керстин, Стефаном и Феликсом, сказалась на них безмерно. «Они вчетвером никогда не смогут жить нормальной жизнью. Боюсь, уже слишком поздно», – сказал клинический психолог Бернд Проссер, выступая на австрийском телевидении.

Но те, кто близки семье, видят возможность надеяться на лучшее в «ошеломительном успехе» первой встречи двух половинок семьи. «Воссоединение прошло невероятно хорошо, – повторял доктор Кепплингер. – Они очень неплохо поладили, и все было куда естественнее, чем ожидалось. Просто поразительно, как скоро сошлись Розмари и Элизабет. Сцена была очень волнующей».

Уже в этом заключалась терапия. «Поразительно, как все было легко. Это поможет их восстановлению, и мы постараемся дать им гарантии, что теперь они всегда будут вместе».

Клиника выделила пространство в 80 квадратных метров. Его обставили как жилое место для Элизабет, Стефана, Феликса, Лизы, Моники и Александра – и их бабушки Розмари, – которые могли проводить там вместе время, чтобы лучше узнать друг друга.

«Семья довольна нашим окружением, но должно пройти немало времени, чтобы они познакомились и привыкли к нормальной, хотя бы относительно нормальной жизни», – сказал Кепплингер.

Семью из подвала продолжали держать в несколько ограниченном пространстве, но теперь им хотя бы было где вытянуть ноги. Позднее они получили разрешение выходить гулять поблизости, но только под наблюдением. «На территории клиники детям разрешалось играть, резвиться, и в конце концов они могли наконец сблизиться со своими родственниками „сверху“, – рассказал Кепплингер. – Здесь они могли чувствовать себя свободно, их никто не беспокоил. У ребят было достаточно места, где можно поиграть и порезвиться».

Это, похоже, давало результаты. «Члены семьи много разговаривают друг с другом. Они счастливы быть вместе. Еще им очень нравится питание. Дети играют, передвигаются, веселятся, как им угодно. У них при себе их игрушки, и персонал в их распоряжении двадцать четыре часа в сутки».

Кепплингер говорил, что Феликс был больше всех полон жизни, но он также был и очень прилипчив и никогда не выпускал маму из поля своего зрения. Но очень скоро он достиг заметного прогресса и всего через несколько дней начал заводить себе друзей. «Мы гордимся тем, что Феликс все больше и больше доверяет нам, – сказал Ец, постоянный посетитель ребят. – Мы уже почти подружились».

Но, увы, навещая жертв, полиции приходилось задавать вопросы, чтобы выяснить подробности об их состоянии. «Нам очень тяжело слышать все больше и больше сведений о том, что пришлось пережить мальчику. До этих пор мы видели его несколько раз. Он всегда рад видеть нас снова, он волнуется и улыбается... Он полон радости и восторга, и когда он не может контролировать свой восторг, то машет руками в воздухе».

31 апреля больничный персонал организовал праздник по случаю двенадцатого дня рождения Александра – и его брата-близнеца Майкла, чье тело было уничтожено Фрицлем. «Им понравился праздник, и особенно торт», – рассказали работники больницы. Никто не сокрушался об отсутствии отца двух взаимосвязанных семей, который, к счастью, находился под стражей совсем в другом месте.

Но этого было недостаточно – врачи утверждали, что дорога к восстановлению займет годы. Элизабет и шестеро ее детей получали юридическую помощь, консультируясь по вопросам 24 лет жестокого обращения с ними их деспотичного отца. Они вполне могли потребовать компенсации, хотя долги, в которые успел влезть их отец, были востребованы и он остался банкротом. Тем временем клиника делала все возможное, чтобы отгородить семью от стаи различных журналистов, слетевшихся в Амштеттен.

11. Говорит зверь

Пока семья Фрицля проходила свое восстановление в клинике Мауэр, их мучитель находился в тюрьме, под надзором с целью предотвращения самоубийства. Он снова был взят под охрану в тюрьме Св. Польтена, в столице провинции в Нижней Австрии, пока против него велось дело по подозрению в изнасиловании, инцесте, похищении, противоправном лишении свободы, жестоком обращении, оказании давления и обращении в рабство.

После повторного слушания прокурор Герхард Зедлацек сказал: «Он совершенно холоден, совершенно неэмоционален».

Но адвокат Фрицля, доктор Рудольф Майер, один из самых лучших адвокатов Австрии, изображал иную картину. Фрицль, по его словам, просто обезумел. «Это действительно был удар для него, – сказал Майер. – Он расколот и раздавлен. Он эмоционально сломлен».

Несмотря на то что Фрицль сознался в том, что является отцом семерых детей своей дочери, Майер оставался непреклонен. «Заявления об изнасиловании и обращении в рабство не были доказаны, – чеканил он. – Мы должны пересмотреть признания, которые зашли так далеко».

8 мая 2008 года Рудольф Майер обнародовал заявление в защиту своего клиента. Это была исповедь, сделанная Фрицлем перед австрийскими прокурорами и переданная газетчикам по его запросу. Хотя он просто пытался объяснить, если не извиниться, свое поведение – это проливало свет на темные мотивы, которые побудили его к таким действиям.

«Я вырос в бедной семье, – рассказывал Фрицль. – Отец мой был никчемным прохвостом, который все время изменял матери, и она выгнала его за порог, когда мне было четыре года, – и поделом. Так мы остались вдвоем.

Моя мать была сильной женщиной. Она привила мне дисциплину, послушание и усердие. Она дала мне возможность получить хорошее образование и рабочую практику, а сама всегда работала не покладая рук и бралась за самую тяжелую работу, чтобы прокормить нас обоих.

Она была строгой, насколько это было необходимо. Она была лучшей женщиной на свете. В каком-то смысле я был ей мужем. Дома она была главной, но я все же был единственным мужчиной в семье».

Это вызвало очевидный вопрос – связывали ли Фрицля и его мать какие-либо сексуальные отношения? На вопрос, была ли у него такого рода связь с его матерью, он ответил: «Нет, никогда. Моя мама была порядочной, самой порядочной женщиной. Я любил ее больше всего. Я восхищался ей. Очень восхищался. Но естественно, ничего такого я не делал. У нас ничего не было».

На вопрос, были ли у него сексуальные фантазии на тему его матери, он ответил: «Да, вероятно. Но я был сильным, таким же сильным, как и моя мама, и поэтому смог преодолеть свое влечение».

В то же время он утверждал, что в юном возрасте его сексуальная жизнь была в полном порядке. «Я повзрослел и потом начал ходить на свидания, завел несколько романов. А вскоре я встретил Розмари. У нее не было ничего общего с моей мамой, но я все же находил некоторое сходство. Она была так же прекрасна, но прекрасна по-другому. Она была гораздо слабее и стеснительнее моей матери».