Все жизни в свитке бытия - Людмила Салагаева

– Выслушай и ответь здесь и сейчас. Пожалуйста! Ты для меня самый дорогой человек. Я хочу быть рядом с тобой всегда. Потому что люблю тебя. Он заметно побледнел и не сводил глаз с Милы. Преодолев паузу, произнёс тихо: «Мила, будь моей женой».

Павел неловко переминался, не мог найти удобный упор для больной ноги. Казалось, если молчание сейчас не прервётся, с ним что-нибудь случится. Закинув руки на шею Климову, Мила прямо в ухо прошептала:

– Счастье моё выстраданное!

Последующее молчание было заполнено сумасшедшим сдвигом внутри. Менялись основы устоявшегося бытия, и началось переустройство. Главное место в каждом из них занял другой Я. Двадцать лет они ждали этого момента. Он пришёл. Тишина – священная дань великому чувству. Взявшись за руки, они продолжили стихийное путешествие по каменным джунглям.

Многие улицы Перуджи больше напоминают створы. Арки… переходы на высоте десятка, а то и намного выше, метров. Перуджа – настоящий многоэтажный каменный лабиринт с неожиданными спрятанными переходами, сокращающими путь иногда во много раз. Бесконечные каменные лестницы на три стороны путают ощущение в пространстве. Настоящее средневековое убежище.

Мила и Павел стали вспоминать, что им известно о людях, построивших этот город.

– А ты помнишь, что жителей древней Этрурии сравнивают по уровню цивилизации с Древней Грецией?

– А вот еще: на её фундаменте был построен великий императорский Рим, и не будь этрусков – возможно, и могущественной Римской империи никогда не существовало бы. Так считают историки.

Павел тем временем открыл планшет и нашел в интернете понравившийся отзыв. "Нет, Перуджа – это не каменные джунгли, это каменная паутина, в которой роль паука отведено Его величеству Времени (ну или Её высочеству Истории – кому как больше нравится). И как попавшие в паутину мухи уже никогда не вырываются из неё, так "окунувшиеся" в Перуджу остаются здесь навсегда. Из Перуджи можно уехать, но покинуть её душой невозможно. Какая-то часть города навечно остаётся в тебе, а часть тебя – в ней. И с этим ничего нельзя поделать".

– Как точно, Паш, «часть остается в тебе, а часть тебя – в ней» – примерно так я думаю – она нас соединила, стала частью общей души…

На одном из лестничных переходов их застало утро и звонок от взволнованной Зои. Как раз вовремя. Путешественники решительно не знали, куда двигаться дальше. Зоя попросила их оставаться на месте, до следующего звонка.

Надо было взять со стоянки Фольксваген, и встретившись с хозяйкой – Надей в супермаркете, получить ключ от дома. Полчаса Мила с Павлом, на одной из лестниц прикорнули, обнявшись. Когда телефон разбудил их, обе машины оказались совсем рядом. На своем авто приехали их новые друзья.

Марино с Леной решили провести выходные в Мадресельве. Они взяли к себе Валентину. Лариса устроилась с Павлом Зоей и Милой. Машину вела Зоя, попросив Павла и Милу запоминать дорогу и особенности – им придётся ездить самим, когда Зоя уедет. Позавтракать решили рядом с отелем, где остановились Валентина и Павел. Настроение у всех было просто превосходное.

Сказочно красивые городки и замки на вершинах холмов вызывали у Милы и Павла возгласы удивления и восторга. Виды, знакомые им по снимкам, поражали своей живописностью. Дорога, пролегающая по национальному парку Монти Сибиллини, и не могла быть иной. Её природа много лет находится под охраной Закона. Разворачивающаяся лента серпантина, взбиралась всё выше в горы. Уже от Спелло – дивного средневекового городка, она стала такой узкой, что не везде можно было разъехаться. Чтобы предупредить встречный автомобиль, приходилось через каждые триста метров сигналить.

Чем выше поднимались, тем величественнее открывалась картина огромной долины, окружённой невысокими горами, поросшими густым лесом. Оливковые рощи выделялись светлыми пятнами. Подобно скалолазам, извитые стволы деревьев карабкались по отвесным склонам.

Первым увидел кабанов Климов. Его профессиональный взгляд вначале отметил движение на поляне среди низкорослого орешника. Тихий возглас приковал всех к пасущемуся семейству. Большая свинья уходила от дороги, уводя выводок поросят.

Почти у ворот Мадресельвы их ждала ещё одна встреча: толстая крольчиха сидела посреди аллеи и не реагировала на подъезжающий автомобиль. Остановились, Лариса осторожно взяла её и перенесла на лужайку. Вернувшись сказала, что, видимо, длинноухая собралась рожать.

Усадьба встретила запахом лаванды, исходившим от зарослей на крутом обрыве. Две кошки по-хозяйски валялись на крыльце.

Глава 9.

Выгрузили вещи и образовался цыганский табор. Всем сразу захотелось пройтись по комнатам, обследовать окрестности. Дом был в идеальном порядке. Нарядные спальни манили уютом. И так не хотелось вносить в него хаос случайных вещей. Флигель, предназначенный для Валентины вызвал бурю восторга.

Оформленный в народном стиле, он мог бы послужить иллюстрацией этнографическому изданию. Лавандовые заросли радовали все пять чувств. Яркие куртины цветов превращали лужайку перед домом в произведение. На его обладание претендовали сразу две растянувшиеся на солнечных пятнах кошки.

В гостиной, где окна открывались на бескрайние просторы, центральное место занимал массивный овальный стол вишнёвого цвета, накрытый вышитой скатертью. На нём – большой сияющий как солнце латунный поднос. Будто спустившаяся с небес игрушка, стол притягивал и не отпускал ненасытный взгляд. Прикреплённая к зелёному перцу белая визитка каллиграфическим почерком сообщала: «Это презент от хозяйки. Всё выращено и произведено нашей семьей."

Надя не поскупилась. Большая бутылка золотисто-зелёного оливкового масла, банка с сотовым мёдом, мешочек чечевицы, кусок сыра, завёрнутый в красивую пергаментную бумагу, яйца, копчёное мясо дикого кабана, огромная круглая булка хлеба, стеклянная банка с лепестками чая, две бутылки вина и корзинка с черешней аппетитным запахом манили проголодавшихся гостей.

Стол и отгороженная большим буфетом плита стали на ближайший час бойким местом. Никого не надо было приглашать, помощники являлись из душа раскрасневшиеся, бодрые и принимались пробовать ту самую простую крестьянскую пищу, что была привычной здесь никак не меньше двух столетий, если судить по источенной жучками и отреставрированной столешнице и ножкам.

Едоки макали свежий хлеб в оливковое масло, отдающее горчинкой и травами, ели козий сыр и запивали терпким домашним вином. Мёд оставили напоследок. К чаю. Задумались. Так питались монахи? "Губа не дура была у служителей Бога", – посмеивалось сознание, но и возражало тут же – а кто обрабатывал огромные огороды, кто трудился на пасеках, в винодельнях, в коровниках?!

Полноценный обед отложили на вечер. Всем хотелось прикорнуть. И только Марино с Леной прихватили ребрышки ягненка и отправились на улицу разжигать мангал. Павел резво обежал усадьбу и оливковую рощу, взобрался на ближайший холм, с которого рукой подать до ближайшего городка-крепости Коллепино. К ней-то он