Все жизни в свитке бытия - Людмила Салагаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы забыли предупредить, – Лариса говорила встревоженно, но и успокаивающе, – Мадресельва стоит на границе национального парка «Монте-Сибиллини». Особенно много в нём вепрей. Они-то и выходят на ночную охоту. Добывают сладкие корешки.
– А они не опасны человеку? – Мила почувствовала тревогу за Павла.
– Мама, как и всякие дикие звери, они стараются с людьми не встречаться, – мягко успокоила и обняла её Зоя.
– В прошлом году, когда я здесь жила, они почти каждую ночь приходили и шли по склону оливковой рощи в свои заповедные места. После них почву рыхлить не надо. Местным охотникам постоянно выдают лицензии на отстрел кабанов. Завтра в супермаркете увидите запечённые целиком туши. Однажды мы забыли у крыльца картошку, они её конечно сгрызли, и толкались долго у дверей.
Мила заволновалась.
– Выйдем и мы, Павел даже не взял палку.
Мужчин на крыльце не было. Зато тёмные тени мелькали тут и там. Маленькие поросята повизгивали, когда большая свинья собирала их в кучу. Мужчины вернулись со стороны сарая, пришлось надёжно запереть его. Вместе с машинами и газовым агрегатом там хранились мешки с чечевицей.
Пляшущее пламя камина, потрескивание дров, смоляной запах резко контрастировал с холодным густым туманом и встречей с дикими животными. Все потянулись к огню.
В углу дивана, уткнувшись в подушки, рыдала Валентина. Зоя, как наседка над цыплёнком, склонившись, уговаривала её пойти в спальню. По вспухшему покрасневшему лицу и вконец запутанным кудрям было понятно, что с алкоголем у неё полная несовместимость. Перепады настроения – наверняка результат стараний и побед студентов над строгим преподом.
– Дед уж, Зоедька, тут все свои, – хлюпая носом, сморкаясь, готовилась она к решающему откровению, как к бою. Ей пододвинули кусок торта и чашку с чаем.
– Когда-то была у меня тоже любовь. Мы вскоре собирались пожениться, учились на одном факультете. И вдруг Колю забирают в армию. Видимо, душещипательная картина стояла у неё перед глазами совсем близко, и слёзы в который раз пролились на красивые округлые щеки.
– Мы переписывались, служил он в Забайкалье. В новогодние каникулы я решила повторить подвиг декабристок и поехала на свиданье к любимому. Естественно, не сообщая ему заранее. В задумчивости она откусила кусок "наполеона" и заголосила резко и внезапно, как умеют русские женщины. Это ж какие бывают совпадения! (я о "Наполеоне"!)
За столом воцарилась почтительная тишина, прерываемая потрескиванием в камине – выстрелы салютовали о завершении очередной любовной истории между деревом и солнцем.
– Когда я нашла его военную часть, в малюсеньком пристанционном посёлочке, первая же встреченная бабушка с вёдрами на коромысле вызвалась проводить к Танюхе – учительнице, где жил Коля. Полузанесённый дом стоял на отшибе, шли мы долго, петляя по козьей тропе в одну ступню. Баба Фрося, как она назвалась, сама вызвалась вести беседу.
– Танюха, тут сестра к твоему Коле пожаловала, подавай его сюда.
– Про сестру мне он и слова не сказал. А будет только завтра – служба у него такая. Их увозят за 30 км к ракетам, и никакой связи в это время. Но вы кстати. «Наполеон» мой подоспел, настоялся, давайте чай пить.
– Посмотрела я не неё – красивая девка, даже краше меня. И фото над кроватью – они два голубка головки друг к другу наклонили…
Бабушка Фрося умом шустрая. Поняла, что щас расклеюсь и лицо потеряю…
– Чай, голуба, мы будем у меня пить. Что ж, для дорогого гостя дык и чаю не найдётся? А явится хозяин, пусть пожалует за сестрой, ты уж не серчай!
Отправились мы по той же тропе. Переночевала у неё. Да что там переночевала – лежала как деревянная. Любовь свою хоронила. А утром с хлебовозкой на станцию. Через месяц получила от Коленьки письмо. Мол, я – дура. Для мужика, младшего лейтенанта, на постое поджениться – это обычное дело. А теперь, мол, расхлёбывай сама.
В наш город он не вернулся и ничего больше я о нём не знаю. Вот такая выпала мне школа любви… И всё равно зла на него не держу. Любила я его, ну а его любовь… – не в моей воле ею распоряжаться. Хочется, да не можется. Каждый кочет кукарекать хочет, – закончила она уже совсем повеселевшим голосом.
Крепчал за окном ветер, густой туман затянул всё, что ещё недавно было цветущей долиной. Глухие выстрелы сломанных веток, редкие взвизгивания поросят звучали всё тише. В доме было тепло и сухо. Италия готовилась из сокрытия предстать утром перед восторженными паломниками ещё более неотразимой.
Глава 10.
Павел проснулся от взгляда. Пёстрый удод сидел на подоконнике и взглядывая на него, уморительно встряхивал хохолком, отчего тот приобретал вид роскошного веера.
– Рано пожаловал, брат, я ещё не припас тебе крошек. Погодь маленько. А ты за это мне попозируешь, согласен?
Через пять минут удод подбирал крошки с подоконника, не обращая внимания на Павла. Разгорающийся рассвет менялся ежесекундно, преображая утопающую в утренней дымке долину в экспериментальную площадку гениального кинорежиссера. Климов упаковал приготовленный с вечера рюкзак с мольбертом и "сухой паёк», написал записку: " Я на пленэре в Коллепино." В скобочках добавил: "Снились полосатые леса". И рядом рисунок – жёлто-зелёная роща. "Звоните, если что…" Он тихонько прикрыл дверь и скрылся в клочьях ползущего в иное измерение тумана.
За завтраком над столом не стихал возбуждённый рой голосов. Расходясь ко сну, уговорились поделиться, кому что привидится. Решили проверить пословицу: " На новом месте приснись жених невесте". Ворожей среди них не было, а всё же интересно, отзовётся ли сон. Валентина была явно не в себе, так её поразило увиденное.
– Он появился как только я произнесла пословицу и сказал: «Вижу, Валентина, ты ни на грош не веришь в чудеса. А зря. Сейчас я стою рядом с берёзой под твоим окном. Второго января взгляни в полдень на дерево, там меня и увидишь. Даже вспомнишь имя».
Уж, конечно, уснула я только под утро.
Обсудили сон Зои. Девушка наводила порядок в доме да так старательно, что заболели руки от мытья окон. Единогласно истолковали его как приготовление к замужеству – сознанию всё известно.
Лариса грустила. Проспала всю ночь без сновидений, и только когда скрипнула дверь за ушедшим Павлом, она
