Дом проблем - Канта Ибрагимов

Вот здесь, в спокойной обстановке, за чаем, Мастаев был полностью покорен по-ленински выверенными идеями переустройства чеченского общества, когда под конец раздался звонок — Ваха уже знает — это не простой аппарат:

— Здравия желаю, товарищ командующий. Есть! Есть!

Разговор был короткий, а по окончании Мастаев со своей непосредственностью спросил:

— А кто у вас командующий?

Что-то сразу же поменялось в облике председателя, он явно стал не просто генералом, а словно летчиком-истребителем, так исказилось его лицо; и какой был вопрос — такой же прямой ответ:

— Главнокомандующий у нас один! — он больше не сел, и Ваха понял — прием окончен.

Когда Ваха вышел из горкома, было уже темно. О митинге «непокорных» напоминали лишь костры на набережной Сунжи, и оттуда веяло некой романтикой. А город жил прежней жизнью. У ресторана «Кавказ» много машин, гремит бесшабашная музыка, слышны возбужденные голоса, пьяные выкрики.

К ночи стало более чем прохладно — все же осень на дворе. И Мастаев, поеживаясь, заторопился домой. И хотя конец беседы с генералом оставил неприятный осадок, все же он остался доволен, думая, что горком — это что-то новое, может быть, развитие, по сравнению с Домом политпросвещения и тем более с обкомом КПСС. И что характерно, в горкоме он не почувствовал отживаемости, а наоборот, авантюра, движение вперед.

Находясь под этим впечатлением, он почти до полуночи писал и вновь и вновь переделывал интервью с генералом. Самое трудное — концовка, он должен правду сказать, вот только телефонный разговор он хочет показать как позитив, все-таки к генералу позвонил сам главнокомандующий, ведь это патриотизм, а не национализм, тем более религиозный.

Довольный собою, он только поставил точку в первом в жизни интервью, как в этот поздний час услышал шаги за стеной в подъезде, потом перед чуланчиком. Осторожно открыв входную дверь, он выглянул во двор. Перед центральным подъездом, где вывеска «Образцовый дом», свет не горит, какая-то тень оттуда пересекала двор. «Наверное, Кныш», — подумал Мастаев и отчего-то не удержался, побежал за ним, а когда вышел на соседний проспект Революции, кто был — узнать невозможно. Даже в этот поздний час в городе много прохожих, особенно праздной молодежи. Весь город в огнях и звуках музыкальных клаксонов машин.

За истекшие насыщенные событиями сутки Мастаев здорово устал и надо было возвратиться домой, да любопытство толкнуло: если это Кныш, то он пошел в свою обитель — Дом политпросвещения, туда и двинулся он, и не светлыми улицами, а дворами, и у самой цели он увидел, не эту тень, здесь очень темно, а сигареты огонек, и он повел его не к парадному входу, а к воротам со двора. Все закрыто, ничего не видно, зато слышно — что-то загружают.

Ваха стал искать хотя бы щель в заборе, чтобы заглянуть, и тут кто-то до ужаса его напугал, ткнул под ребра.

— Хм, раз пришел, может, поможешь? — только знакомый голос Кныша дал ему спокойно вздохнуть.

— А-а-а вы что, эвакуируетесь? — что на языке, выдал Ваха.

— Мастаев! — вот теперь, наверное, впервые Ваха услышал военно-командные нотки в голосе Кныша. — Я думал, ты наивный простак, а ты действительно псих и дурак. Возомнил из себя! Салага!

— А что я сделал?

— В обкоме, в горкоме — генералам хамишь. На офицера руку поднял. А табельное оружие — в реку! Хм, хренов революционер. Свободу почувствовал. Засадим в тюрьму. А пока прочь!

Обескураженный Мастаев двинулся, оказывается, не в ту сторону.

— Ты куда? — остановил его Кныш.

— Домой.

— Нет у тебя дома, есть служебный чуланчик, беги туда и чтоб в девять утра был здесь.

Не бегом, да, как было велено, торопясь, Ваха дошел до чуланчика, а здесь, то ли он не прикрыл, в общем, дверь приоткрыта, темно. Первым делом он бросился на кухню — мать спокойно спит. Вернулся в комнату — все на месте, только его интервью с генералом со стола исчезло. «Да пошли вы все к черту», — в сердцах сказал Ваха. Он устал, лег спать и, как казалось, только заснул, как его грубо разбудила милиция. Было уже утро, жители «Образцового дома» шли на работу, а на Ваху под слезы и причитания матери надели наручники, отвезли.

У следственного изолятора в вызывающей позе встречал Асад Якубов.

— Ты-то говорил, что вам приказано из Москвы ни во что не вмешиваться, — успел сказать Ваха.

— Вот и займемся тобой, козел, пока мы свободны, — торжествует милиционер.

Как показалось Мастаеву, милиция действительно свободна — плотно взялись за него, следователь уже ознакомил с судебно-медицинской экспертизой побоев Якубова — непонятно, как он выжил. Свидетели есть. И тут не хулиганство, а организованное нападение на сотрудника, насилие, грабеж и прочее — минимум на двадцать лет. А для начала его отвели в отдельную камеру и на ходу кто-то сердобольно подсказал — сейчас будут бить, терпи.

Побоев не было, напротив, перед ним даже извинялись, и вскоре на том же уазике только без наручников вывозили из изолятора, а у ворот небольшой митинг:

— Свободу газете «Свобода»! Свободу главному редактору газеты «Свобода»! Отпустить Мастаева! — тут же плакаты и даже свой портрет узника — борца за независимость — увидел Ваха.

Его почему-то высадили в самом центре Грозного, прямо у непрекращающегося митинга со словами «ты еще получишь свое, козел». И он не успел даже осмотреться, как из-под земли перед ним встал Асад Якубов в гражданской форме, вручил конверт и словно растворился в толпе митингующих.

Эти письма Мастаеву уже до боли знакомы:

«10.09.1991 г. Главному редактору газеты «Свобода» Мастаеву В. Г. Вам, и скажу честно, поделом, светило лет десять. Так что за вами еще один должок. А сейчас на митинг. Знаю, что вы накануне страстно желали на нем выступить. Можете говорить что угодно, но есть и пожелания (тезисно).

1. Обличить и как можно ярче своих соседей-узурпаторов-партократов — жителей «Образцового дома», назвав этот дом рассадником лжи, взяточничества и воровства, то есть — «Домом проблем» — их надо всех как минимум выгнать из «Образцового дома» и Дома правительства соответственно.

2. Рассказать о ваших встречах накануне с руководителем республики (что, вероятней всего, явилось поводом для вашего ареста) и лидером оппозиции. О летчике — генерале-председателе — более подробно, зажигательно, эмоционально. (Я думаю, генерал тебе понравился, по крайней мере это видно из твоего интервью.)

3. Об аресте. Вывод. Репрессии властей начинаются. «Если мы, по приказу генерала, тотчас организованно, в борьбе сейчас не сместим эту продажную промосковскую, большевистско-имперскую власть, то нам всем конец, и есть угроза выживанию всего чеченского народа, ибо витают слухи, что нас снова хотят депортировать, только не в Казахстан, а еще дальше — крайний Север». Мол, ты уже видел этот проект.

4. Не забудь поболее революционных цитат В. И. Ленина.

С комприветом председатель М. А. Кныш.

P.S. Кстати, очередной номер твоей газеты «Свобода» вызвал на митинге фурор. Браво!»

Мастаев посмотрел по сторонам: на митинге в основном люди с далеких окраин, и вряд ли они вообще читают газеты. А он устал. Все это ему уже надоело, и надо успокоить мать, к чуланчику, как к родному дому, потянуло его. И он уже бодро шел по аллее, как заметил «свою» газету: красным крупно «Свобода», ее подстелили на скамейке милиционеры — отдыхают, так сказать, ни во что не вмешиваются.

Да, все-таки борьба человека не только закаляет, она его где-то портит. И можно было вежливо у этих стражей порядка газетку попросить, да Мастаев не уверен, что его поймут, и он стал действовать наверняка, то есть по-революционному. А точнее, вернулся к толпе митингующих, определил наиболее одиозных на вид уже далеко не молодых и как великую тайну сообщил — самую независимую газету «Свобода», пытаясь низложить, советские милиционеры демонстративно подложили под неприличное место — вон они.

Такого и Мастаев не ожидал, и пока сам тоже не получил, знание местности спасло, успел с газеткой добежать до ближайшей подворотни, а там не терпится — раскрыл «свою» газету. Передовица — это призыв к борьбе, немного переделанный «Доклад о текущем моменте»[100] Ленина. Тут же «Обращение к чеченским женщинам» — это, в свою очередь, слегка переделанное «Приветствие первому съезду женщин-горянок»[101] Сталина.

Чуть ниже, в углу, интервью Мастаева с руководителем республики. Будто подслушивали, почти как было, та же урожайность сахарной свеклы, предложенный готовый текст и чего не было — солидная взятка, от которой гордый редактор «Свободы» Мастаев с презрением отказался.

А вот главная публикация — огромный портрет летчика-генерала и слово в слово написанное Вахой интервью, вот только концовки — разговора с главнокомандующим — нет.