Любимая мартышка дома Тан - Мастер Чэнь

Тут не было одинаковых небольших луков в тряпичных чехлах и одинаковых парадных доспехов. Воины Ань Лушаня, похоже, считали особым шиком громадные тюркские луки, натянуть которые под силу только настоящим силачам. Луки эти, укрепленные у левого стремени, доставали им до пояса, если не выше. И еще эти воины не гремели без необходимости металлом — по случаю летней жары на них были лишь насквозь пропыленные длинные мундиры, которые в пешем строю доставали бы им до щиколотки. Может быть, броня, состоящая из множества худо-бедно связанных вместе пластинок, и путешествовала с ними у седла в одном из притороченных бесформенных мешков, но никаких попыток выставить это богатство напоказ всадники Ань Лушаня не делали.

— Смотрите, хорошо смотрите, господин Мань. Вот воины империи. Настоящие воины, — услышал я негромкий голос. В нем звучала гордость, и еще еле заметный, но явно обращенный ко мне, врагу и шпиону, намек на угрозу.

Это был господин Ду — он вытянулся, расправил плечи, он был спокоен как никогда за время нашего знакомства. Но голос его готов был вот-вот прерваться, а глаза, обращенные на всадников, влажно блестели.

Я внимательно посмотрел на него, а потом бесстрастно перевел взгляд на ехавших мимо нас расслабленным шагом пограничников.

У половины были светло-рыжеватые волосы, и глаза их были зелены или сини. У многих волосы были распущены по плечам и заплетены в косички.

Это были кидани.

Воины империи, защищавшие ее границы от тюрков-киданей, и сами были по большей части киданями.

Не то чтобы я этого не знал раньше, но одно дело — знать, другое — увидеть.

В пограничных войсках империи, как и в любых других, мог служить кто угодно: выходец из Коре, или Пэкче, или Силлы, кидань или уйгур, или карлук, или любой другой тюрок Великой Степи, а то и полусогдиец-полутюрок типа меня или, в конце концов, самого Ань Лушаня. По столице десятками тысяч ходили представители всех народов, окружавших империю, и чувствовали себя там как дома.

И все же вид обряженных в имперские мундиры таких же киданей, как и те, что находились по ту сторону границы, вызывал у меня странное тревожное чувство. В голове мелькнули мысли: а как вообще отличить этих киданей — защитников империи — от тех, которые считались их противниками? А что будет, если они договорятся?

Но господина Ду эти неприятные перспективы не пугали. Он смотрел на воинов империи и восхищался ими до слез.

Днем мы с ним наконец помылись среди множества земляноликих мускулистых людей, некоторые из них были жутко исполосованы шрамами. И даже поспали в тесной клетушке, бок о бок, как накануне в степи. Гостиниц получше тут не было. После чего я в одиночестве отправился в губернаторский дворец — сильно уменьшенную копию императорского дворца в столице, — и пообщался там с безмятежными офицерами охраны.

— Маннах, поставки войлока округу, и еще встретиться лично с цзедуши и поговорить, — четко доложил я. — Он знает, о чем.

— Будет доложено сегодня же. Но для вас же лучше бы прийти завтра, — загадочно отрапортовал молодой пограничник, а потом, после паузы, смягчился и добавил: — Он сегодня немножко, как бы это сказать, отдыхает.

И я кивнул, развернулся и тронулся обратно, не представляя, чем же буду заниматься до завтрашнего утра.

Закат застал меня в большом и заполненном одинаковыми, как братья, мужчинами дворе нашей гостиницы, по краям которого исходили паром и дымом жаровни.

В дальнем углу двора я с некоторым удивлением увидел господина Ду — его окружала толпа офицеров, которые, как мне показалось, смотрели на него с обожанием. Он что-то говорил нараспев, и свита его время от времени разражалась радостными воплями. Наш господин Ду, значит, хорошо находит общий язык с военными — ну, что ж, почему бы и нет.

А я подсел со своей немалых размеров миской к группе офицеров постарше и счел необходимым заказать на всех целый доу рисового вина (заранее содрогаясь по поводу его качества). Жест был воспринят как должное.

— Что, согдиец, торгуем на старости лет? А раны не болят? — услышал я хриплый голос, невнятно произносивший слова (что говорило об отсутствии зубов) и, конечно, с очень странным акцентом. Полукидань, полуханец? — размышлял я, глядя сквозь винный туман в голове на поросшего седой щетиной офицера с куском разваренного дымящегося мяса в нечувствительных к жару пальцах. И где это я его видел, и откуда он знает про мои раны — а, он же мылся рядом со мной стражу-другую назад.

— Да чего этим ранам болеть — подумаешь, порез на лопатке и еще стрела в правое плечо. Вот если бы кости обломали копьем, вот тогда… — дал я правильный ответ.

Офицер кивнул, признавая справедливость моих слов. Мы с ним подняли на уровень бровей чашечки с желтоватым вином, приветствуя друг в друге братьев по оружию.

— Чем торгуем? — поинтересовался офицер, чмокая губами и не очень одобряя вино. — Уже разбогател, наверное?

— Еще бы мне не разбогатеть — уже второе поколение моей семьи владеет торговым домом, — пожал я плечами. — Вот и я тоже выучился. Что же мне, всю жизнь по степям скакать? Годы-то уже…

— Согдийцы, — печально покивал он. — Все согдийцы торгуют. Небось живешь в столице. Ну, или в Лояне. К нам оттуда редко заезжают, да нам и не надо. О чем со столичными говорить? Ты вот небось шелком торгуешь…

— Ну, шелк — это… — неопределенно отозвался я, воздев глаза к небу. — Я вам войлок привез. Вот этот товар мне понятен. Неплохой войлок. Года на два его хватит, не меньше.

Это опять был правильный ответ, и мы с офицером и его товарищами снова подняли чаши. И разговор о хорошем войлоке стал общим. Из него скоро выяснилось, что половина сидевших на нашем ковре — уже не в строю, но отлично живут в Фэньяне и окрестностях, и «к вам в империю» переселяться не спешат. Здесь у каждого своя земля, «у вас» все дорого, а еще — какая охота тут, в степи! Шкуру настоящего барса хочешь? Добудь! Хоть завтра утром!

— А кидани? — поинтересовался я. — Те, которые по ту сторону?

— Сейчас мир, — проговорил сквозь мясо какой-то ветеран, сам очевидный кидань, — ну а потом, насчет охоты с ними всегда можно договориться… Ты вот лучше скажи, ты сам-то давно в последний раз был в бою? И где?

— Талас, — честно ответил я. — Четыре года назад.

— У-у-у, куда тебя занесло, — дружно запели ветераны. — М-да, веселенькое было дельце. Ты вот спроси сегодня у них там, в империи («у них?» — в очередной раз отметил я), — а что было у Таласа. Думаешь, скажут? Они и слова такого не слышали. О нас если говорят, то только о победах, да и то два слова…