Пятая жизнь - Сергей Дубянский

— Он что, так и сидит там целый день? — удивилась Юля.

— Он хочет быть художником, как папа, — пояснил Володя с гордостью, — я ему даю задание и пока не закончит, даже мультики не включает.

— Пошли, Славик, — Наташа вздохнула. Видимо, несмотря на поддержку творческих порывов мужа, перспектива, что сын пойдет по его стопам, не слишком ее вдохновляла. Она направилась в кухню, по дороге обняв за плечи появившегося из комнаты щуплого мальчугана.

— А мы немного приберем в мастерской, да? — Володя повернулся к Юле.

Среди рваных листов бумаги, разобранных рам и упавших полотен, Юлина картина продолжала стоять на самом видном месте, невольно притягивая взгляд. Серая мокрая улочка рождала ощущение холода и неуюта, а безлюдье, вкупе с мрачными стенами и закрытыми ставнями, делала и вовсе мертвой.

— Жуть, — автор сам передернул плечами, — но я не хотел; да и открытка была, вроде, ничего, а получилось…

— Классно получилось.

— А хочешь, покажу тебе еще кое-что? — не дожидаясь согласия, художник вытащил несколько подрамников, — смотри.

Юля увидела подобие старинной карты с з а мком, обнесенным семью стенами, раскрашенных в семь цветов радуги; каждая башенка, каждая створка ворот, даже каждый кирпичик были тщательно прописаны, а за последней стеной, среди изумрудных лесов, вилась удивительно голубая река. Юле это напомнило ковер Василисы — Прекрасной из старого мультика.

Володя поставил рядом вторую картину, вводившую зрителя внутрь замка. Клоуны и акробаты, отправленные в Германию, казались примитивной мазней, в сравнении с карнавалом, весело входившим в ворота. Возглавлял шествие человек в блестящей маске и ярком плаще; именно от его присутствия все вокруг искрилось и сверкало.

На следующей работе пестрая «свита» исчезла, оставив лучезарного предводителя в одиночестве. Он сидел на берегу, глядя на свое отражение в озере (сняв маску, он почему-то оказался седым стариком), а над ним, среди чуть заметных облачков, проступало лицо девушки в тонкой золотой диадеме и с таким же тонким нимбом над головой.

— Прям, икона, — сказала Юля восторженно.

— …С просьбой пришел я меня отпустить.

Вот и порвется последняя нить…

— Что? — Юля повернула голову.

— Это из поэзии трубадуров. Тринадцатый век. Как-то мне попалась книжка; автора не помню — в общем, старинный французский роман. Я решил, типа, сделать иллюстрации. У нас ведь средневековье ассоциируется, в основном, с крестовыми походами, морем крови, нищетой, эпидемиями, публичными казнями, а, оказывается, времена-то были веселые — времена трубадуров, вагантов и этих… миннезингеров. Блин, чуть не сказал, мерчиндайзеров…

— Погоди, а инквизиция? — Юлино представление о средних веках ограничивалось голливудскими фильмами и недочитанным «Молотом ведьм», — типа, ведьм жгли по всей Европе…

— У меня возник тот же вопрос, — перебил Володя, — но, оказывается, это началось позже с того, что трубадуры и еже с ними, больше поклонялись Любви и Прекрасным Дамам, чем богу — не нужен он был им со своей Голгофой и адскими муками. Поэтому их и стали жечь на кострах, а после добрались и до самих «прекрасных дам».

— Серьезно?

— Ну, так пишут. И в результате инквизиции получилось вот что, — он повернулся к Юлиной картине, — слушай, вещь, конечно, сильная, но, может, все-таки подберешь чего-нибудь повеселее?

— Нет, — она взяла в руки картину; ласково провела рукой по шероховатой поверхности, — ты прав, все начиналось с Любви…

— Юль, — автор не выдержал, — что ж ты так прилипла к ней? Ну, хочешь, я тебе ее просто подарю? Только тогда забирай сразу — до завтра передумаю; я ж хотел ее «штук» за пять толкнуть, — словно боясь самого себя, Володя принялся упаковывать картину.

— Спасибо, — Юля счастливо улыбнулась. …Довезу как-нибудь, — решила она, — зато уже сегодня повешу ее, приеду от колдуна и буду любоваться всю ночь…

— …Мы пить еще будем? — Наташин вопрос прозвучал так неожиданно, что все средневековье, стремительно унеслось в форточку.

— Вот, решил подарить твоей подруге, — ловко перерезав шнурок, Володя посмотрел на часы, — пить-то?.. Надо ж с Хуком гулять; заодно в магазин заскочу, пока не закрылся — кисточки гляну, а вы, если хотите, сидите.

По этому «если хотите» Юля догадалась, что праздник закончился, а помогать убираться в квартире, где, по определению, невозможно навести порядок, не очень хотелось.

— Да нет, — она вздохнула, — наверное, я тоже пойду, иначе муж голову оторвет.

На остановке, в окружении людей, Юля окончательно отвлеклась от Мидгейма. …Классно, что напросилась в гости! — подумала она, — а то б сидела дома, мотала сопли на кулак… блин, оказывается, можно ведь никуда не уходить от Пашки — надо просто уделять его проблемам поменьше внимания, завести друзей… да, и еще надо научиться не просить, а требовать денег; если уж он держит меня за домработницу, то пусть зарплату платит! А то хитрый жук — сейчас, как обычно, типа, раскается, начнет приставать с поцелуями… он ведь может не отпустить меня на ночь глядя — запрет дверь, урод, и что я ему скажу? Куда я иду? А вернусь, может, ночью — неизвестно ж, сколько колдовство длится… а я в гостях была, и пусть соображает, у кого!.. Юля сжала сверток, ощутив пальцами тонкую раму. …Так и будем жить: у него свой мир с мукой, сахаром… и Катей, а у меня свой — в дождливом Мидгейме…

Она села в маршрутку, идущую в противоположную от дома сторону, и когда вышла на остановке, указанной одноруким, часы показывали всего-навсего семь. Дневная жизнь угасала медленно, потому что солнце только подкатывалось к горизонту; заниматься колдовством наверняка было рано, но район этот Юля знала плохо и не представляла, где тут достойно убить время.

…Ладно, пока дойду, пока найду… — обозначенный маршрут вел через дворы в сторону водохранилища. Вообще, она не любила ходить среди перегораживавших дорогу веревок с бельем, под оценивающими взглядами нетрезвых мужиков с пивом. Ей казалось, что «аборигенам» ничего не стоит затащить чужачку в одним им известный подвал и там… нет, естественно, такая вероятность была ничтожно мала, но совершенно непроизвольно Юля всегда старалась миновать такие места, как можно, быстрее.

Без всяких приключений дорожка привела ее на берег, где асфальт внезапно оборвался, упершись в грязный песок. Юля оглянулась на «страшные» девятиэтажки, которые часто разглядывала с другого берега; отражаясь в воде, они выглядели почти, как какая-нибудь Гавана, а вблизи оказались потрепанными серыми башнями с кустарно застекленными балконами. Даже заходящее солнце, отражаясь в огромных витринах гастронома, не делало их более праздничными.

…И так всегда — прекрасно лишь то, что вдали, а стоит подойти ближе, все убого до ужаса… а впереди опять что-то маячит — и так ведь всю жизнь!.. Юля подняла глаза, будто прося совета, но увидела только птиц и прозрачный диск луны, возникший на сереющем небе. Два светила, существующие одновременно, почему-то напомнили ей ночь на бензоколонке, и вздохнув, Юля пошла дальше.

Обогнув сбившиеся в компактную группу тополя, она остановился у самой воды. «Ее» берег утопал в зелени, скрывая старые частные домики, и лишь вдалеке, ликами разных эпох, маячили кубики Березовой Рощи, помнившие еще неоновые буквы «Слава КПСС» на своих крышах, и замысловатые башенки военного городка, построенного богатым немецким государством для нищих офицеров бывшей Группы Советских Войск.

Слева возвышался Северный мост. В его прямоугольных проемах, будто в кадрах фотопленки, слепящими пятнами запечатлелись купола церквей, а еще выше, венчая ландшафт, помпезное Управление Юго-Восточной железной дороги полноправно соперничало с кафедральным собором. Оттого, что на золото для соборных куполов не хватило денег, они походили на гнилые коричневые луковицы, но даже это не портило пейзаж; как и новорусские особняки, органично вписавшиеся в него яркими изломами крыш.

Юля с удовольствием посидела бы где-нибудь, наблюдая эту идиллическую картину, но никто не догадался поставить на пляже не то, что кафе, а даже лавочку; только песок и вода, подернутая зеленой ряской (она появлялась каждый год, начиная с июня, поэтому пляж и пустовал, несмотря на удушливую жару).

От романтического созерцания Юля вернулась к реальности; посмотрела на часы. …Блин, вернуться что ли на остановку? Там кафешек полно… хотя в «местечковые» заведения в одиночку лучше не заходить … а, может, ничего, если я приду пораньше? Я ж должна сначала все рассказать… или колдуну не надо рассказывать — он сам все знает?..

Трех парней, сидевших у самой воды, она б и не заметила, если б один из них не крикнул: