Горящая земля - Бернард Корнуэлл

— Вот почему среди твоего дерьма никогда не бывает золота, — сказал Беокка и начал смеяться. — Так-то, Утред! — торжествующе продолжал он. — Я наконец-то доказал, что мой Бог более могуч, чем твои фальшивые идолы!

Он улыбнулся мне, но его улыбка медленно угасла, и он снова начал выглядеть старым и усталым. Я любил Беокку. Он был наставником моего детства, всегда раздражительным и педантичным, но он был хорошим человеком.

— У тебя есть время до рассвета, — сказал он.

— Чтобы сделать что?

Он заговорил так, будто собственные слова приводили его в отчаяние.

— Ты отправишься к королю как кающийся грешник, без кольчуги и оружия. Ты будешь унижаться. Ты передашь ведьму королю. Все земли, какими ты владел в Уэссексе, конфискованы. Ты заплатишь церкви виру за жизнь брата Годвина, и твои дети будут заложниками, пока ты не заплатишь.

Молчание.

Искры, кружась, летели вверх. Пара моих борзых вошли в комнату. Одна обнюхала одежду Беокки, заскулила, а потом обе устроились у огня и мгновение смотрели на меня печальными глазами, прежде чем закрыть их.

— Насколько велика вира? — спросил за меня Финан.

— Тысяча пятьсот шиллингов, — сказал Беокка.

Я издевательски осклабился.

— За безумного монаха?

— За святого, — ответил Беокка.

— Безумного дурака! — прорычал я.

— Святого дурака, — мягко сказал Беокка.

Вира — цена, которую мы платим за смерть. Если меня осуждают за несправедливое убийство мужчины или женщины, я должен заплатить их родственникам, и цена зависит от ранга убитого. Это справедливо, но Альфред назначил за Годвина виру почти такую же большую, как за убийство человека королевской крови.

— Чтобы ее заплатить, — сказал я, — я должен буду продать почти все, что у меня есть, а король только что отобрал все мои земли.

— И еще ты должен дать клятву верности Этелингу, — сказал Беокка.

Обычно он то и дело раздражался на меня и говорил все быстрее, по мере того как его раздражение росло, но той ночью он был очень тих.

— Итак, король разорит меня и привяжет к своему сыну?

— И вернет колдунью ее мужу, — сказал Беокка, глядя на Скади в черном плаще, чьи глаза мерцали из самого темного угла комнаты. — Скирнир предложил награду за ее возвращение.

— Скирнир? — переспросил я.

Это имя было мне незнакомо.

— Скирнир — ее муж, — ответил Беокка. — Фриз.

Я посмотрел на Скади, которая отрывисто кивнула.

— Если он ее вернет, она погибнет, — сказал я.

— Тебя это заботит? — спросил Беокка.

— Мне не нравится убивать женщин.

— Закон Моисея гласит, что мы не должны разрешать ведьме жить, — сказал Беокка. — Кроме того, она — прелюбодейка, поэтому ее муж имеет данное Господом право убить ее, если пожелает.

— Скирнир — христианин? — спросил я.

Ни Скади, ни отец Беокка не ответили. Тогда я спросил у Скади:

— Он тебя убьет?

Она молча кивнула.

— Итак, — я снова повернулся к Беокке, — до тех пор пока я не заплачу виру, не дам клятву Эдуарду и не пошлю Скади на смерть, мои дети будут заложниками?

— Король издал указ, что о твоих детях будут заботиться в покоях госпожи Этельфлэд, — ответил Беокка. Он окинул меня взглядом с ног до головы. — Почему ты оделся как на войну?

Я не ответил, и Беокка пожал плечами.

— Ты думал, что король пошлет свою стражу?

— Я полагал, что он может так поступить.

— И ты стал бы с ними сражаться? — Беокка был потрясен.

— Я бы показал им, кого они пришли арестовать.

— Ты убил человека! — Беокка, наконец, слегка собрался с силами. — Человек оскорбил тебя, я знаю, но его устами говорил Святой Дух! Ты ударил его, Утред! Король простил первый удар, но не второй, и ты должен заплатить за это!

Он откинулся назад; теперь у него снова был усталый вид.

— Тебе вполне по силам заплатить такую виру. Епископ Ассер настаивал, чтобы она была куда больше, но король милостив.

Бревно в очаге внезапно затрещало, напугав борзых, которые дернулись и заскулили. Огонь вспыхнул с новой силой, осветив комнату, отбрасывая дрожащие тени. Через этот огонь я посмотрел на Беокку.

— Епископ Ассер! — бросил я сердито.

— Что — епископ Ассер?

— Годвин был его щенком.

— Епископ разглядел в нем святость, да.

— Он увидел способ удовлетворить свое желание, — прорычал я, — избавить от меня Уэссекс!

Я думал о случившемся на пиру с тех пор, как Годвин погиб от моей руки, и решил, что за словами монаха стоял Ассер. Епископ верил, что Уэссекс в безопасности. Силы Харальда уничтожены, Хэстен послал свою семью креститься, поэтому Уэссексу больше не нужен полководец-язычник. И Ассер использовал Годвина, чтобы настроить Альфреда против меня.

— Этот кусок валлийского дерьма сказал Годвину, что нужно говорить. Не Святой Дух говорил устами Годвина, отец, а епископ Ассер.

Беокка посмотрел на меня через мерцающий огонь.

— Ты знаешь, что пламя ада не дает света? — спросил он.

— Не знаю.

— Это одно из таинств Бога, — сказал Беокка. Потом, крякнув, встал. Стряхнул с плеч мой плащ и тяжело оперся на палку. — Что мне передать королю?

— Это твой Бог ответственен за ад? — спросил я.

Беокка нахмурился, размышляя.

— Хороший вопрос, — в конце концов, сказал он, хотя и не дал ответа. — Как и мой вопрос. Что мне передать королю?

— Что он получит ответ на рассвете.

Беокка слегка улыбнулся.

— И каким будет ответ, господин Утред?

— Это он узнает на рассвете.

Беокка кивнул.

— Ты должен отправиться во дворец один, без оружия, без кольчуги, в простой одежде. Мы пошлем человека, чтобы забрать твою ведьму. Твои дети будут возвращены, когда ты заплатишь сотню шиллингов. Остаток виры следует заплатить в течение шести месяцев.

Он похромал к двери, ведущей во двор, потом повернулся и уставился на меня.

— Позволь мне умереть в мире, господин Утред.

— Наблюдая за моим унижением?

— Зная, что твой меч будет служить королю Эдуарду. Что Уэссекс будет в безопасности. Что дело Альфреда не умрет вместе с ним.

Тогда я впервые услышал, как Эдуарда называют королем.

— Ты получишь ответ на рассвете, — повторил я.

— Господь да пребудет с тобой, — ответил Беокка и похромал в ночь.

Я услышал, как тяжелая наружная дверь захлопнулась, как засов упал на место, и вспомнил, как Равн, слепой скальд, отец ярла Рагнара, говорил, что наши жизни похожи на странствие через неведомое море. Иногда, говорил он, мы устаем от спокойных вод и ласковых ветров — и тогда у нас нет другого выхода, кроме как круто налечь на рукоять рулевого весла и двинуться к серым облакам, пенистым гребням волн и буйной опасности.