Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Ивана Метлу посадили в острог и стали наводить о нем справки. Выяснили, что он был внесен в списки «мошенников» Ивана Каина и Алексея Соловьева, но при этом оговоров от других воров на него не было. Также вспомнили, что из проходивших по этому делу «мошенников», еще не отправленных в ссылку, в Сыскном приказе содержался 23-летний Иван Лукьянов сын по прозвищу Гусь, который к тому же раньше был «фабричным» мануфактуры Андрея Еремеева. Он был пойман 28 декабря 1741 года по «указыванию» Ивана Каина, на допросе повинился в многочисленных карманных кражах и 2 февраля 1742-го приговорен к наказанию кнутом, вырезанию ноздрей и ссылке в Оренбург. Битый кнутом, с вынутыми ноздрями Гусь ожидал отправки в сибирскую ссылку. В Сыскном приказе верно рассудили, что он не мог не знать Метлу, раз они работали на одном предприятии и оба были внесены в список «мошенников» Алексея Соловьева.

Девятого июня старые знакомые были приведены в судейскую и поставлены друг перед другом. Иван Гусь должен был дать показания: «Метлу знает ли, и воровства какова за ним не ведает ли?» Протоколист зафиксировал результаты очной ставки: «…показанной суконщик Гусев, на оного Метлу смотря, сказал, что де он ево, Метлу, знает потому, что он, Гусев, с ним, Метлою, имелись на одной фабрики и работали вместе, да он же, Метла, в прошлом 741-м году с товарыщи с Тихоном Степановым и з другими… мошенничали — вынимали разных чинов у людей ис карманов платки з деньгами и кошельки, а он де, Гусев, с ним, Метлою, не мошенничал, а помянутой Тихон с товарыщи ис повытья протоколиста Петра Донского за вины посланы в ссылку».

В Сыскном приказе 2 июля постановили: Ивана Метлу «о воровствах и мошенничестве роспросить в застенке на дыбе с пристрастием, что покажет». Подозреваемый проявил выносливость и ни в чем не повинился. Ввиду отсутствия признания и недостатка свидетельских показаний судьи решили его освободить[290].

Около 1742–1743 годов Иван Метла женился на дочери оброчного крестьянина дворцового села Коломенского Ивана Васильева вдове Прасковье Ивановой, которая раньше была замужем за купцом Петром Васильевым[291]. О мотивах этого брака судить сложно из-за отсутствия прямых источников, но хорошо известно, что женитьба на вдове в XVIII веке нередко была выгодным предприятием, так как родственники давали за такой невестой хорошее приданое. Например, в июле 1734 года проживавший в Москве оброчный крестьянин Гаврила Филатьев, выдавая замуж «москвитина, второй гильдии за купца Артамона Алферьева» дочь Авдотью (ранее она была женой ростовского посадского человека), собрал в качестве приданого «платья и низанья (украшений из бус, вероятнее всего жемчужных. — Е.А.) по цене на триста рублев да денег тысячю рублев»[292].

Нам неизвестно, удалось ли Ивану Метле женитьбой улучшить свое материальное положение. Зато мы знаем, что вскоре после свадьбы Иван Метла с отцом и братом переехал из прихода Николая Чудотворца в Кузнецах на Ордынку, где также поселился на церковной земле. В одном из следственных дел хранится копия договора найма:

«Лета тысяща семьсот четыредесят четвертого генваря в осмый надесят день московской новозаведенной фабрики суконщик Иван Авдеев сын Шавыкин дал я сию запись церкви Николая Чудотворца, что за Москвою-рекою, в Пыжеве, дьякону Василью Никитину в том, что нанял я, Иван, у него, диакона Василья, дворовой ево земли под свое хоромное строение поперешнику четыре сажени с полусаженью, длиннику по одну сторону шесть сажень без аршина{34}, а по другую сторону пять сажень, в приходе той же церкви с вышеписанного числа впредь пять лет до такова ж числа. Найма рядил по пятидесят копеек на год. Деньги платить погодно. Да мне ж, Ивану, на оную землю в телегах или на роспусках взъезжать и съезжать в ево, дьяконовы, вороты беззапретительно. И живучи мне, Ивану, на той ево земле в своем хоромном строении никаким дурным и воровством не промышлять, заповедным питьем и товаром не торговать, с ворами не знатца, стану и приезду ворам к себе не держать, и беглых всяких чинов людей у себя не укрывать, и жильцов бес поручных записей жить к себе не пускать, и ту землю на срок очистить, и наемные деньги заплатить все сполна, и в том ему, дьякону Василью, убытков никаких не доставить. А ежели я, Иван, против сей записи явлюсь виновен, и на мне, Иване, и на порутчиках моих ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА штраф, а ему, дьякону Василью, взять на нас же, кто из нас в лицах будет, те свои наемные деньги и с убытки все сполна, и той земле очиску. А порукою по мне, Иване, нижеподписавшиеся.

К сей записи государственной Юстиц-коллегии подканцелярист Осип Парфенов сын Протопопов вместо вышеписанного суконщика Ивана Авдеева сына Шавыкина… по ево прошению руку приложил. К сей записи третей гильдии купец Родион Иванов по вышеписанном Иване Авдееве ручал и руку приложил. К сей записи дворцового конюшенного ведомства крестьянин Михайла Ефимов вместо поручика Малых Лужников третей гильдии купца Ивана Емельянова, что он по вышеписанном Авдееве ручал, по ево прошению руку приложил. У сей записи Московской крепостной конторы подьячей Василей Гаврилов сын Прянишников свидетелем был и руку приложил.

Запись писал Московской крепостной конторы подьячей Иван Моисеев.

1744 генваря в 18-м сия запись в Московской крепостной конторе в книгу записана, пошлин десять, от письма десять, от записки десять, на росход четверть взято.

Надсмотрщик Тихон Бастрыгин»[293].

Известно, что в этом хоромном строении на церковной земле, кроме Ивана Метлы, его жены Прасковьи Ивановой, его отца Авдея Борисова и брата Ивана Авдеева с женой Прасковьей Федоровой, проживало немало постояльцев. Так, зимой 1744/45 года среди жильцов были капрал 3-й роты Московского полка Иван Ефимов сын Елесов, солдатская вдова Матрена Иванова, отставной солдат Ермолай Григорьев с женой Ефимией Титовой и извозчик Степан Матвеев с женой Ульяной Васильевой[294].

Но женитьба, а потом и обустройство на новом месте нисколько не повлияли на склонность Ивана Метлы к воровству. Известно, что весной 1744 года доноситель Каин вновь привел его в Сыскной приказ «с поличной кисой{35} в грабеже у солдат». Дело пока обнаружить не удалось, но известно, что Метла на допросе с трех пыток признался «в воровствах — в таскании с возов хлеба и прочего, а во сколько поймов, за множеством не упомнит». По этому делу преступник подлежал битью кнутом, вырезанию ноздрей и вечной ссылке, но по амнистии, которую объявила Елизавета Петровна 15 июня 1744 года «по случаю благополучно оконченной войны со шведами»[295], везунчик вновь был освобожден без наказания[296]. Но на этот раз он не прожил на свободе и полугода.

Утром 28 января 1745 года в Московскую полицмейстерскую канцелярию со съезжего двора привезли тело женщины и привели Ивана Авдеева сына Метлу. В рапорте поручика Шушерина и прапорщика Баженова сказано: «…сего генваря 27 дня по полуночи в 1-м часу 11 команды 8 сотни соцкой Осип Михайлов с товарыщи привели в съезжий двор незнаемо какого чину человека с мертвым телом, а у приводу объявили: ходили де они по сотне своей для осмотру рогаточных{36} караулов и всяких непотребств, и как будут близ церкви Николая Чудотворца, что в Пыжеве, и в то время вышед из дому своего Журавлевой фабрики ученик Иван Авдеев, и говорил оному соцкому, что в доме у нас брат ево родной той же фабрики Иван Авдеев зарезал жену свою. Которой соцкой, пришед во оной дом, и взял оного Авдеева и мертвое тело, и привел в съезжий двор».

В тот же день подозреваемого и тело жертвы отправили в Сыскной приказ, где в первую очередь было произведено освидетельствование трупа, результаты которого зафиксированы в протоколе: «А по осмотру на том мертвом теле Прасковьи Ивановой явилась на груди рана близ вершка, значит проколото, на ней платье — душегрейка китайчатая, юпка желтая и рубаха в крови, значит от показанной раны». После этого тело женщины отдали священнику церкви Воздвижения Честного Креста Господня для погребения «в доме убогих», а обвиняемого допросили. Иван сразу признался в содеянном, поведав следующую историю:

«Сего генваря 27 дня в воскресенье был он, Метла, на… фабрике и ростребливал шерсть, заготавливал на дело на неделю для прядения той шерсти, и пришел в… жительство свое к жене своей означенной Прасковье Ивановой дочери.

И часу в другом ночи стали они ужинать: он, Метла, жена ево оная Парасковья, да первого Московского полку третей роты капрал Иван Ефимов сын Елесов, да жилица их вдова Матрена Никитина дочь. И сперва ели кашицы свиной, которая кашица была означенной жилицы… Матрены Никитиной, а не ево, Метлы. И он де, Метла, прошал у жены своей, Прасковьи, чтоб она принесла штей (щей. — Е.А.) своих, и она де стала отговариватца и в скорости штей не принесла. И он де, Метла, взяв со стола нож, которым рушат хлеб, и тем ножем, осердясь за то, что ево она, жена ево, не слушает и скоро штей не приносит, тем ножом в ту жену свою бросил, которым ножом вострием попало в грудь, и прошиб грудь. Которой нож оная жена ево из груди выдернула и бросила на стол, а сама села на постелю. И сидела на постели з час, и сидя, охала, а из груди шла кровь. И, посидя, упала на лавку и умре без ысповеди и бес причастия, понеже того в скоропостижной смерти не успели. А то де поколоние ножом учинил без умыслу в серцах за показанное непослушание жены своей, и что де видели и при том были означенные капрал Елесов и жилица Матрена Никитина, да отставной салдат Ермолай Григорьев, да жена ево Афимья Титова, да извощик жилец Степан Матвеев и жена ево Ульяна Васильева, да брата ево родного Ивана Авдеева жена Парасковья Федорова. А отца де ево, Метлы, родного и брата Ивана в том доме не было.