Возлюбленная колдуна - Дебра Дайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прости, — прошептала она. Прости, что верила в мечту, которая никогда не станет правдой.
— Не жалей ни о чем. Человек может жить одними воспоминаниями о своей семье, — на его губах появилась улыбка, когда он снял ее руку со своего плеча и приложил к своему сердцу, — Но без своего сердца он жить не может. Я попал туда, где хотел быть больше всего на свете.
— Ox! — прошептала она, глядя в его сверкающие синие глаза. Тепло его кожи проникало сквозь ткань рубашки, пульсируя вместе с сердцем, к которому прижималась ее ладонь. Он был теплым и настоящим — здесь, в ее времени.
«Будь моей. Навечно, любовь моя», — эти пленительные слова проникли в ее разум, как песня сирены, зовущая к гибели. Нечего даже думать о совместной жизни с человеком, которому нет места в этом веке.
Она убрала свою руку, и ее коже, согретой теплом его груди, внезапно стало холодно.
— Я не думала, что услышу от тебя такие слова.
Улыбка Коннора превратилась в дьявольскую ухмылку.
— Ты всегда боишься правды?
— Не говори чепухи. Разумеется, я не боюсь правды.
— И все же ты хочешь убежать и спрятаться всякий раз, как я признаюсь, сколь много ты значишь для меня.
— Пожалуйста, потише! — Лаура оглядела большой зал, испугавшись, что среди немногих людей, которые сидели за столами и просматривали стопки книг, могут найтись знакомые. Она никого не узнала.
— Все в порядке? Или какой-нибудь знакомый видел тебя в обществе ужасного варвара?
Лаура бросила на Коннора взгляд, который мог кого угодно превратить в кусок льда. Он засмеялся, и смех громом пронесся по всему залу. Люди, сидевшие за столами, оборачивались и бросали на них неодобрительные взгляды.
— Тихо! — прошептала Лаура, опускаясь на стул рядом с Коннором и прячась за штабелем книг.
Лицо Коннора стало непроницаемым.
— Я забыл, что в Бостоне нельзя смеяться.
Лаура со свистом выдохнула из груди воздух.
— Теперь, когда ты разграбил библиотеку, я предлагаю вернуться домой.
— И учить новые правила?
Лаура уперла руки в бока и принялась смотреть на него так, как ее учитель, мистер Биксби, смотрел на нее, когда ей случалось забыться в мечтах.
— Я знаю, что ты не одобряешь многих правил приличия нашего времени. Но все же, поскольку нам совсем неизвестно, сколько времени ты проведешь в нашем веке, ты должен соблюдать принятые у нас нормы поведения.
Коннор кивнул.
— Покажи мне ваш город. Это самый лучший способ познакомиться с образом жизни в вашем веке.
Никто никогда не смотрел на нее так, как он, будто она была ключом, который открывает все сокровища мира. Она была учителем, а он — учеником, стремящимся познать жизнь, и его глаза горели восхищением. Как это искушало и как было опасно!
— На одном из планов Бостона я заметил, что поблизости есть железнодорожная станция. Мне бы очень хотелось взглянуть на паровоз.
— Я думаю, будет разумнее вернуться домой.
— Хорошо. — Он откинулся на спинку стула. — Я вернусь к обеду.
— Не думаю, что тебе стоит ходить по городу одному. Он ухмыльнулся.
— Я рад, что ты передумала. Я всегда очень рад твоему обществу.
— Ох, ты самый несносный…
— Потише, пожалуйста, — прошептал он, бросив на нее неодобрительный взгляд, который очень напоминал мистера Биксби, если не считать озорных искорок в его синих глазах.
Лаура постучала пальцами по столу, про себя перебирая варианты и поняв, что он оставляет ей только одну возможность.
— Я позвоню тете Софи и скажу, что мы не вернемся к ленчу.
Паровозное депо, находившееся за вокзалом, выглядело гигантской рукотворной пещерой с железными балками, поддерживающими сводчатую кровлю, и железными столбами, спускающимися от крыши к земле. Холодный ветер прилетал из дальнего конца паровозного логова, раздувая штанины на ногах Коннора, когда он шел вдоль высокой железной изгороди, за которой скрывался огромный железный зверь.
— Насмотрелся на поезд? Я думаю, пора идти. — Лаура оглянулась через плечо, на широкий наклонный пандус, ведущий к главному зданию вокзала. — Пока нас никто здесь не увидел.
— Что плохого в том, что мы здесь стоим? Лаура прикусила губу.
— По расписанию поезд отходит только через два часа.
— И ваши правила запрещают стоять и любоваться им?
Лаура уперлась руками в бедра и пронзила его одним из твоих ледяных взглядов, которыми так гордилась.
— Никто в Бостоне не станет стоять на платформе и глазеть на поезд. Он усмехнулся.
— Я стану.
Она с шипением выпустила воздух меж зубов.
— Да, конечно.
Как объяснить ей, что заставляет его пожирать глазами этот механизм? Паровая машина принесла с собой индустриальную революцию, навсегда изменила лицо того мира, который знал Коннор, превратив его в нечто новое, что он должен был исследовать.
— Посмотри на поезд, Лаура! Он великолепен. — Коннор положил руку на холодные железные ворота в надежде отворить их. Но ворота были заперты.
Лаура нахмурилась, глядя сквозь решетку.
— Tы должен понимать, что поезда — обычное явление. Больше никто не смотрит на поезд с изумлением.
Поезд стоял на железных рельсах, как отдыхающее чудовище. Другие пути, которые вели от деревянной платформы к противоположному концу огромной железной пещеры, были пусты, стальные звери спаслись отсюда бегством.
— Какая жалость, что люди больше не видят в этом изобретении чуда!
— Почему?
— Когда мы перестаем видеть чудо в чем-нибудь, столь же великолепном, как это механическое совершенство, мы перестаем замечать чудеса вокруг себя.
— Чушь! — Лаура отвернулась от него и взглянула на поезд, нахмурив брови. — Взрослые люди не должны смотреть на обыкновенные предметы и видеть в них чудеса.
— И все же вокруг нас каждый день творятся чудеса.
Лаура взглянула на него, подняв тонкие брови.
— Да, я видела одно чудо, без которого вполне могла бы обойтись.
— Если ты не хочешь, чтобы я был здесь, зачем же звала меня? — Коннор провел рукой над решеткой, ощупывая затвор.
Лаура выпрямилась, вздернув подбородок.
— Я не звала тебя!
— Но меня призывал именно твой голос.
— Такого не может быть! — Лаура отступила назад, как будто правда вырастала между ними перекрученным терновником и она боялась запутаться в нем. — Тебя вызвала тетя Софи.
— Ты уверена?
— Конечно! — Лаура схватилась за один из железных прутьев изгороди, и черная перчатка туго натянулась на ее руке. — Я не могла бы вызвать тебя.
— Потому что это означало бы, что ты хочешь моего присутствия?