За Морем Студёным - Дмитрий Китаев

бранях с татарами, и с ногайцами, и с турками! Чтоб их дети могли просыпаться в спальнях золочёных, да в каменьях и жемчугах расхаживать! По наговору лживого Бориски, покойный государь наш Фёдор Иванович, запретил выход крестьянам! Всех убежавших сюда, на волю, скоро начнут хватать — и возвращать назад! — он выдохнул. Атаман продолжал, грозно прищурившись. — Отдохните, и потом собирайтесь. К утру, Астрахань будет в наших руках! А дальше, идём в Москву — правду искать! Царя выберем честного и справедливого — вместо Годунова.

Люди стали расходиться, с шумом и криками переговариваясь друг с другом. Степан тяжело вздыхал, качая головой. Он побрёл в сторону, мимо проходили казаки. Вдруг, из людского потока возник атаман — и подошёл к купцу:

— Я видел, как ты бился с бусурманами! — с улыбкой сказал он, весело подмигнув. — Захочешь, сделаю тебя есаулом!

— Прости, атаман! Хоть по душе мне ваша вольница, но уж больно скучаю по дому! Да и не воин я, а купец.

…

По небу расплылся алый закат, солнышко было красным. На воде качался длинный кораблик. С берега туда затекали люди.

У реки стояли Степан с Алёшкой.

— Пойдёшь с ними? — спросил купец.

— Я теперь с атаманом. Куда-угодно с ним пойду, — ответил друг. Через его плечо протянулся ремень с боеприпасами, к поясу был пристёгнут клинок. — Прощай, Стёпка!

Они крепко обнялись. Степан потрепал лохматую голову друга:

— Прощай! Даст Бог, ещё свидимся!

— Свидимся-свидимся.

Друзья расстались. Купец шагнул на борт корабля.

Гребцы взмахнули длинными вёслами. Судно, полное людей, двинулось в путь, по тёмной глади Волги. Казачий городок растворился в изумрудном океане, ладья шла навстречу бордовому горизонту.

* * *

Степан наклонился к товарищам, говоря тихонько:

— Молвил атаман, что на Москве даже рати созвать не успеют — как уж и казаки объявятся!

Все слушали взволнованно, и с интересом. Софрон воскликнул:

— Я не слышал, чтоб под Москву казачьи полки приходили!

— Это да, — задумчиво подтвердил купец. — Видимо, не вышла его затея…

[27] Феска — восточная шапочка с кисточкой

[28] Баглама — струнный щипковый музыкальный инструмент, популярный на Востоке

[29] Каторга — турецкое гребное судно

[30] Карбас — вёсельная лодка

[31] Паузок — мелкое судно для разгрузки кораблей на мелях

[32] Аманат — заложник

[33] Струг — казачье судно

[34] Парубок — парень

Глава 5. Из сердца утёса

7106 год от сотворения мира (1598 г.).

Сибирь.

Стоял трескучий мороз. Светило солнце. Над заснеженной рекой возвышался большой тёмный утёс. Сверху торчал частокол. По краям утёса были дощатые коробы. Там, у бойниц, сидели зоркие лучники. По льду реки, скрипя сапогами по снегу, стремительно пронеслась вереница служилых людей с пищалями. Они бежали пригнувшись. Свистели стрелы, врезаясь в белоснежный покров.

С обратной стороны пригорка, у ворот в осаждённый городок, преклонив колено, стояла пара десятков стрельцов и казаков в доспехах поверх кафтанов. Они ловко заряжали ружья. Ворота были за обледенелым валом, за которым был ров. С грохотом выстрелила пушка.

Служилые ринулись на вал, к воротам. Один за другим, они стали карабкаться по льду, пытаясь не съехать вниз. Полетели острые стрелы — прямиком в казаков, отскакивая от железа, либо втыкаясь им в руки и ноги. Раздались вопли.

Воевода в сверкающем нагруднике, красном кафтане и шапке на меху стоял, смотря на вздымавшийся вдали холм с вражеской крепостью.

— Приступом, в который раз, наседаем — никак не выходит! — воскликнул его сподручник.

— Скоро сами вылезут, — ответил командующий осадой.

…

Через пару дней, на рассвете, ворота крепости отворились. Чрез ров упал мостик. Несколько сот остяцких воинов в блестящих пластинчатых латах ринулись по мосту. С их острых шлемов спускались чёрные метёлки. Остяки угрожающе кричали, они побежали к лагерю осаждающих.

В тяжёлой битве сабли казаков схлестнулись с топорами, мечами и копьями сибирских ратников. Атака остяков была мощной, но обречённой на провал — под огнём пищалей и пушек разъярённые воины, хотя и побившие многих русских, были уничтожены.

Пронёсшись по мосту, русские ворвались в крепость инородцев. Здесь были улочки, стояло множество обитых глиной полуземлянок. Служилые искали добычи, заходили в дома. Звучали жалобные всхлипы женщин и детей.

Воевода с небольшим отрядом прошлись до другого конца городка, и взобрались на деревянный помост у частокола. С обрывистого утёса открывался вид на заснеженную отмель, реку и бескрайнюю тайгу. Всё было залито светом, снег искрился на солнце.

— Среди убитых — князец. И это последний городок! — торжествующе молвил воевода. — Слава Богу! Мы принесём в Сургут радостную весть!

* * *

Два года спустя.

Небо было пасмурным. По реке, среди осенней тайги, плыл длинный каюк. В нём сидели члены одного семейства. Все были в мешковатых малицах из оленьей шкуры.

Среди тёмных елей желтели ярко-оранжевые лиственницы, золотились берёзки. Деревья густо покрывали оба берега. Лодка причалила к месту, где они немного расступались. Группа самоедов вылезла из каюка на берег.

…

Они вышли на опушку леса. Здесь стояло несколько чумов — огромных конических палаток, в которых живут, и с которыми кочуют, обитатели севера. Рядом, из сложенных нарт и шедшего полукругом плетня был сделан просторный загон. В нём паслись серые мохнатые олени, пощипывая красноватый мох.

Навстречу незваным гостям вышло несколько мужчин с луками.

— Зачем пришёл, Вороний глаз?! — вскрикнул один из самоедов. — Сколько наших людей погибло от твоих стрел!

— Я пришёл к Ачикану. Не для того, чтоб воевать! — решительно ответил седоватый гость, глава семейства. — Пускай в чум!

…

Для гостей задушили и разделали нескольких оленей. Их сырое мясо принесли в юрту Ачикана.

Здесь было тепло, и светло от пламенеющего в центре очага. Вокруг него расселись круглолицые самоеды — хозяин с роднёй, и гости. Все с удовольствием поедали кусочки сырой