Сезон свинцовых туч - Валерий Георгиевич Шарапов

– Клаудиа, спасайся!

Наверху что-то упало, покатилось, ахнула женщина. «Все через тяп-ляп», – с недовольством подумал Вадим. Но времени на подготовку у них совершенно не было. Каталина среагировала на шум, отпустила Васкесу затрещину и прыжками помчалась к лестнице в глубине прихожей. Васкес, как правильно рассудил Вадим, остался на его попечении. Он отклонился от удара, перехватил руку, дважды двинул кулаком в челюсть. Глаза противника сбились в кучку, но он еще махал руками. Третий удар опрокинул мужчину навзничь, и он лишился чувств. То есть временно его можно было оставить без присмотра. На крыльце в слепой зоне истово молилась Анна-Мирабелла, умоляла Господа списать все ее прегрешения и дать сил несчастным мученикам. Дополнительные силы сегодня бы не помешали. Вадим бросился за Каталиной, посчитав, что ей потребуется помощь. Та уже взлетела наверх, бежала по комнатам, крича, что будет стрелять, что дом окружен. А вот этого бы не хотелось. Наверху распахнулось окно, задребезжали стекла. Вадим прыжками вознесся по крутым ступеням, пробежал одну комнату, ворвался в другую…

Каталина стояла у распахнутого окна, смотрела вниз – ее словно парализовало. Вадим подбежал к подоконнику, тоже вытянул шею. Клаудиа пыталась сбежать, воспользовавшись окном. Высота небольшая, второй этаж, совсем необязательно ломать себе шею. Но за что-то зацепилась, сползая с карниза, или неверно рассчитала траекторию – упала рядом с домом, при падении ударилась головой о каменную клумбу. Она лежала, раскинув руки, смотрела в небо огромными глазами, ее длинные черные волосы расплескались по земле. Еще одно лицо с фотографии. Из расколовшейся височной кости выплескивалась кровь, выбиралась какая-то густая желтоватая масса, похожая на кисель из облепихи. Глупая, никому не нужная смерть. Что ж ты, Клава…

– Черт, Васкес! – спохватился Светлов и заспешил обратно, скатился по лестнице. Как вовремя, черт возьми! Этот живчик уже, пошатываясь, выходил из дома, держась за косяк. С разбитых губ стекала кровь. Он спустился с крыльца и валко побежал прочь. Вадим настиг его, когда тот выбегал на дорогу, провел подсечку. Васкес рухнул как подкошенный, вскричал от боли в бедре. Он хрипел, плевался кровью, но под дулом пистолета был вынужден подняться и побрести обратно. У дома запечатлелась мизансцена: впавшая в оцепенение соседка потрясенно пялилась на мертвое тело. Пришла в чувство, опрометью бросилась прочь, испуская тоскливый вой. В ее услугах «объединенная советско-кубинская группа» уже не нуждалась. До Васкеса запоздало дошло, что стало с его женой, он закачался, рухнул на колени, подполз к ней. Вадим не препятствовал, только наблюдал. Спустилась Каталина, с презрением сплюнула.

Подъехал военный патруль, солдаты стали стрелять в воздух. Пришлось сложить оружие, поднять руки и так стоять, пока Каталина выясняла с военными отношения. В итоге люди в форме помогли связать Васкеса, погрузили в багажник и пожелали счастливого пути.

Идея этой же ночью добраться до Сантамарко была утопией. В городе не стреляли, из ущелья тоже выбрались невредимыми. В предгорьях хлопали беспорядочные выстрелы, рвались артиллерийские снаряды. На трассе в нескольких местах зияли воронки, стоял подбитый и обуглившийся БТР. Приходилось объезжать препятствие, при этом внедорожник едва не заваливался в канаву. Когда дорожные трудности остались позади, хлынул дождь, быстро перешедший в затяжной тропический ливень. Дворники не справлялись с потоками воды. Ехать дальше с одной фарой было равносильно самоубийству. Каталина съехала на обочину, выключила двигатель. Они сидели в темноте под шум дождя, подавленно молчали. Свою задачу (если не придираться) выполнили, но чего это стоило! Да и неизвестно, будет ли прок. Хотелось курить, но открыть окно было невозможно – в салон тут же начинала хлестать вода. Каталина подавленно молчала, отвернулась – не хотела, чтобы он видел ее слезы. В багажнике стонал и ворочался пленник, что-то бормотал. Рот ему не завязывали – иначе давно бы задохнулся.

– Спасибо, что молчишь, – прошептала Каталина.

Вадим пожал плечами – да не за что. Ежу понятно, что иногда лучше помолчать, чем говорить.

Дождь хлестал не переставая больше часа, потом угомонился, можно было трогаться в путь. Через полчаса въехали в безымянный городок – намедни днем его проезжали в обратном направлении. Патруль остановил машину, проверил документы у пассажиров. Звуки из заднего отсека привлекли внимание. Военные открыли багажник, задумчиво уставились на извивающееся тело.

– А это у вас… – начал любознательный патрульный.

– Багаж, – пожала плечами Каталина. – Так надо.

Военный замялся.

– Вы понимаете, синьора, что я должен сообщить об этом коменданту, майору Риверосу?

– Предлагаю другое решение, – сказала Каталина, – оно упростит нам всем жизнь. Сопроводите нас в комендатуру, и мы сами поговорим с майором Риверосом. Зачем ему ехать куда-то в такую глухую ночь?

Сон накатывал волнами – усталость брала свое. Военные любезно сопроводили подозрительных товарищей до комендатуры – приземистого строения, обнесенного забором. Здесь стояла военная техника, были включены прожекторы. Майор Риверос – грузный мужчина в пропахшем потом обмундировании, – тактично сдерживая зевоту, выслушал доставленных гостей, пролистал их бумаги.

– Не по адресу, синьора Наварро, и вы, товарищ… – Он посмотрел в бумаги и произнес почти правильно: – Светлов, – сделав ошибку только в ударении. – Мы представляем разные ведомства, и не уверен, что могу быть вам полезен.

– Ошибаетесь, майор, – устало улыбнулась Каталина. – Именно поэтому мы к вам и обратились – вы представляете другое ведомство. А значит, не можете оказаться предателем.

– Эй, милочка, я бы попросил… – набычился майор. – Ладно, чего хотите?

– Сущую малость, синьор. Камеру с решеткой, комнату для допросов, аппаратуру… желательно записывающую не только звук, но и видео. А также возможность связаться с рядом учреждений в Сантамарко. Вы же пользуетесь защищенной связью? Просьба также обеспечить конфиденциальность. После чего мы уедем.

– Не думаю, – пробормотал Вадим, вглядываясь в черноту за окном. – Снова начинается дождь. Боюсь, до утра мы не сможем выбраться из этого уютного местечка.

– Очень жаль. – Каталина посмотрела на него исподлобья, как-то по-другому. – Тогда все то же самое, майор, плюс место для ночлега, желательно с двумя кроватями, и немного еды… если тем самым мы не разорим доблестную народную армию.

– Ладно, – сдался Риверос и пошутил: – Надеюсь, Родина когда-нибудь отблагодарит своего скромного патриота.

В сыром сумрачном помещении работала кинокамера, встроенная в стену. Посторонние покинули эту часть подвала – Светлов проверил. Каталина была взведенной пружиной: тронь – и шибанет. Она пронзительно смотрела на задержанного. Тот со связанными за спиной руками сидел на табурете, испытывая чудовищные моральные и физические неудобства. Лицо Уго Васкеса после обработки в Монтеверде превратилось в пышную сливу, и время эту болезнь пока не лечило. Развязывать руки Каталина не собиралась, преступник должен мучиться.

– Плохие новости, синьор Васкес. Если вы не сообщите нужные нам сведения, то вас расстреляют этой ночью. Нам есть кому задать аналогичные вопросы, и собеседники будут сговорчивее. Но жаль потраченного времени. Изберете сотрудничество – будете жить, вас доставят в городскую тюрьму Сантамарко, где вы и проведете ближайшие годы, дожидаясь президентской амнистии.

Веществ, облегчающих понимание, под рукой не было. Любителем избиений подследственных Каталина не являлась – сама призналась. Предпочитала другие методы. Светлов – тем более. Давно прошли времена, когда задержанных избивали в подвалах Лубянки. Уго изображал библейского страдальца, но это не трогало. К черту ложный гуманизм, важные вещи решались!

– Развяжите меня… – прохрипел он, – руки затекли, судороги, больно…

– Может, вам еще кофе со специями? – нахмурилась Каталина. – Оставьте этот бред, синьор Васкес. С вами беседуют офицеры кубинской разведывательной службы, будьте добры отвечать на поставленные вопросы.

– Сволочи… – прохрипел задержанный. – Вы убили мою жену…

– Мы не убивали вашу жену, – возразила Каталина. – Она сама себя убила – можно сказать, по несусветной глупости.

– Неправда… – По серому сморщенному лицу потекли слезы. – Если бы вы не пришли, она осталась бы жива…

«А если бы Гитлера не отчислили из художественного училища, то не было бы Второй мировой войны», – подумал Вадим.

– Хватит заниматься словоблудием, Васкес, – строго сказала Каталина. – Вы испытываете наше терпение. Вашу жену никто не собирался убивать – в отличие от ваших работодателей из Лэнгли. Они ведь заказали ваше убийство, верно? Несмотря на то, что вы работали на них верой и правдой. Именно поэтому вы и пустились в бега. Куда собирались – к мятежникам покойного Альбы? Не думаю, этим чертям скоро нанесут сокрушительное поражение, сотрудничать с ними нецелесообразно. В Гондурас? В Гватемалу?

Васкес сломался,