Восьмой дневник - Игорь Губерман

две отёкшие ноги.

* * *

Забавная сложилась мешанина,

цветка нераспустившаяся завязь:

живу я в оболочке мещанина,

внутри авантюристом оставаясь.

* * *

Абстрактных истин, истин вообще

я не люблю, поскольку не философ,

люблю я мозговую кость в борще –

она лежит, и нету к ней вопросов.

* * *

Во всех веках похоже счастье:

бежать из-под конвоя лучников

и не спеша размять запястье,

где больше нет уже наручников.

* * *

Мне душу новизна всегда ласкала,

к тому же я судил себя не строго –

похоже, что чертилась без лекала

моя кривоколейная дорога.

* * *

Набит баблом тугой ларец,

а с Божьим даром – полный кукиш;

увы, чего не дал Творец,

того никак себе не купишь.

* * *

В нас этого нету, а кажется – есть,

живое, святое, укромное:

фантомная совесть, фантомная честь,

достоинства чувство фантомное.

* * *

Вот ушёл поэт из мира этого –

от хулы и слуха ядовитого,

и осталось много недопетого

и гораздо больше – недопитого.

* * *

У старости какие удовольствия?

Ничем не нарушаемый покой,

обильные запасы продовольствия

и кнопки от экрана под рукой.

* * *

Пишу об увядании своём,

поэтому и старюсь не мучительно,

хотя когда-то пел я соловьём,

а нынче только каркаю значительно.

* * *

В некой рыхлой школьной хрестоматии

хер нарисовав исподтишка,

мысленно послав меня по матери,

выучат потомки два стишка.

* * *

Наш разум, интуиция, наитие

ничуть и никогда не замечают,

насколько уже близко то событие,

когда их воедино выключают.

* * *

Давно меня приводит в изумление –

и тайна в этом явно есть явлении, –

как жадно поглощает население

любую весть о светопреставлении.

* * *

Я медленно пишу, не впопыхах,

и Муза меня тихо опекает,

в зазоры между буквами в стихах

втекает ум, но тут же вытекает.

* * *

Мы пьём непрерывно и много едим,

соблазны внушает нам бес,

и то, что пока организм невредим, –

одно из Господних чудес.

* * *

Участие в текущем сотворении –

увы, совсем не лёгкая профессия,

и если сочинять не в настроении,

то душит жесточайшая депрессия.

* * *

Уж деве замуж невтерпёж,

она воздушна и прозрачна,

а мужики, ядрёна вошь,

ловчат потрахаться внебрачно.

* * *

Упёрся я в былое оттого,

что мне смотреть не хочется вперёд:

лампада интеллекта моего

глубокие потёмки не берёт.

* * *

Об этом я раздумывал не раз,

вертя и так и сяк загадку эту:

всегда везде во тьму толкает нас

энергия глухой тоски по свету.

* * *

Политики пускай несут херню,

но истина не терпит оглупления:

империю изводят на корню

её родного яда накопления.

* * *

Повадки больше нет во мне упрямой,

всё взвешивает разум на весах;

я думаю, теперь и папа с мамой

спокойны за меня на небесах.

* * *

Мир не изменишь, он таков,

но с пониманием особым

Бог уважает простаков

и потакает долбоёбам.

* * *

Блаженно тихое безделье,

в нём хорошо и свеже дышится,

в моей почти монашьей келье

возле дивана лень колышется.

* * *

Тринадцатое, август – в этот день

я подло арестован был когда-то,

и словно эхо, отблеск или тень

мне празднична та памятная дата.

* * *

Влился в мёртвую природу

закадычный давний друг;

Бог готовит нас к уходу,

близких душ сужая круг.

* * *

Произвол, беспредел, беззаконие,

одичания дух ледяной –

но какое зато благовоние

источает поток нефтяной!

* * *

Я не склонен к суждениям смелым,

но вполне убеждён я примерами:

когда борется чёрное с белым,

то победа – за мелкими серыми.

* * *

История – слепая, заполошная –

в жестокости людской не виновата,

хотя любая дурь её оплошная

для жизней наших гибелью чревата.

* * *

Уж ни одна колода карт

с цыганкой наравне

совокупительный азарт

не нагадает мне.

* * *

К мыслям я пришёл сегодня грустным

и боюсь додумать до конца:

творчество бывает очень гнусным,

но и в нём – участие Творца.

* * *

Во время Страшного Суда

надеюсь я не унывать,

а посмотрев туда-сюда,

родным и близким покивать.

* * *

Отзывчивые к певческой руладе,

душевно воспарив на свежей ноте,

подонки и мерзавцы, псы и бляди

спокойно возвращаются к работе.

* * *

По жизни много раз терпя убытки,

я волосы не рву при каждом бедствии:

судьба не разоряет нас до нитки,

а часть и компенсирует впоследствии.

* * *

Мы живём в густой бурлящей каше,

мало что в ней толком разумея;

многие моменты жизни нашей

мы поймём не здесь весьма позднее.

* * *

В нас часто состояние тревожности,

мы чувствуем её немую речь,

она бормочет нам о безнадёжности

себя предохранить и уберечь.

* * *

Такого у судьбы я не просил

и горечи своей не утаю:

не только для работы нету сил –

я даже отдыхая устаю.

* * *

Когда заезжие гусары

отняли честь у юной Сары,

она подумала упрямо:

рожу я всё-таки Абрама.

* * *

Мне чтение – вроде питания,

поэтому дух мой не бедствует;

среда моего обитания

с реальностью – просто соседствует.

* * *

Весьма кудряво мы живём,

и нету привкуса плачевности,

но годы в паспорте моём –

живая справка о никчемности.

* * *

Старение – оно отнюдь не плавное,

оно скорей как лестница большая,

оно идёт ступенями, а главное –

сознание и чувства приглушая.

* * *

Моя житейская лампада

заметно стала иссякать,

но много света и не надо,

чтоб на столе стакан сыскать.

* * *

Актёр политической сцены

не чувствует часа того,

когда обрушаются цены

на блядский спектакль его.

* * *

Я устроен очень просто и вульгарно,

я лепился из чувствительного теста:

если где-нибудь мне тошно и угарно,

я немедля покидаю это место.

* * *

Горячие убийцы всех мастей

готовят лаву смертного разлива;

в предгорьях вулканических страстей

отменные грибы дают под пиво.

* * *

Люблю в России ширь полей,

весенний дождь, осенний лист,

и счастлив ныне, что еврей

и вижу это как турист.

* * *

Тасуя моды и фасоны,

меняя стили и тенденции,

везде всегда жидомасоны

преуспевали в конкуренции.

* * *

Давно замечены типичные

капризы матери-природы:

весьма родители приличные,

а дети – суки и уроды.

* * *

Услышь, Создатель, их моления,

прими народ к обережению –

за мужество непротивления

тоске, нужде и унижению.

* * *

Своих учителей совсем не всех

я помню от мальчишеских начал,

но помню, что учился я у тех,

кто вовсе никого не обучал.

* * *

Любовь к России в нас не вянет,

во мне она с душой в ладу –

наверно, были и славяне

в моём развесистом роду.

* * *

Успел уже я много пережить

и рано осознал в чаду питейном,

что выпивка способна послужить

соломой при крушении идейном.

* * *

Сегодня днём в автомобиле я

был зудом творческим томим:

слова теснились в изобилии,

но не ловились мысли к ним.

* * *

Мне попадается всё реже

юнец лихой, растущий штучно,

кишит везде народ несвежий

и склонный жить благополучно.

* * *

Усохла трахалка, иссякла сочинилка,

соображалка стала уставать –

но живы мы. А в будущем училка

нас будет сквозь очки преподавать.

* * *

Одна мечта всё жарче и светлей,

одну надежду люди не утратили:

что волки превратятся в журавлей

и клином улетят к ебене матери.

* * *

У слова – изобилие значений,

и многие – желанью вопреки;

храни меня, Господь, от поучений,

которыми богаты старики.

* * *

С утра негромкие шумы

слышны внутри квартир,

где просвещённые умы

ведут себя в сортир.

* * *

Я жил усердно и отважно,

живые чувства ощущал

и познавательную жажду

легко с любовной совмещал.

* * *

Я общаюсь мало с населением –

изредка, случайно, понемногу,

ибо по общению томлением

вовсе не страдаю, слава богу.

* * *

Это странное время – старение,

предисловие расставания;

изнутри раньше плыло горение,

а теперь – лишь тепло остывания.

* * *

Многозначно глухое молчание

и богато немым содержанием,

и весомей оно, чем журчание

устной речи с её недержанием.

* * *

Вчера я на могиле брата

вдруг понял очень ощутимо,

что нет у времени возврата