Трава на бетоне - Евгения Белякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне уже все равно, — ответил Арин, протягивая руку. — Дай зажигалку.
Ладно тебе, — примирительно сказала Лия, подходя к окну, поднимая жалюзи выше. — Раз в процессе не сдох, значит, положенное тебе отживешь, — она вдруг остановилась, темные глаза посерьезнели.
Арин щелкнул зажигалкой, пожал плечами, поднялся, натянул джинсы, подошел к ней, тоже посмотрел в окно, на медленно сворачивающий по проулку тяжелый черный "лендровер":
Это что за хрень?
Не знаю. Я таких машин здесь не видела. И сюда без предварительного звонка не приезжают. Арин, где Скай?
Арин прикусил зубами фильтр сигареты:
Мне он не отчитывался.
Машина остановилась напротив ворот, дверца открылась, и из нее вышел высокий, черноволосый человек, одетый с подчеркнутой небрежностью, дорого и аккуратно.
Арин, — быстро сказала Лия. — Стрелять ты умеешь. Правый нижний ящик стола — там оружие. Ключи там же, Скай оставил машину. Бери все это и попытайся выбраться через заднюю дверь.
Арин мельком глянул на человека внизу — тот повернулся, вытаскивая что-то из салона "лендровера", кивнул:
Пойдешь со мной.
Лия глянула через плечо, улыбнулась:
Старая тетка тебе не компания.
Пойдешь со мной, — повторил Арин, наклоняясь, затягивая шнурки на высоких ботинках.
Оглушительный треск стекла не дал ему договорить, подняв голову, он увидел, как искристым шквалом ринулись вниз сверкающие осколки, а Лия, беспомощно цепляясь руками за жалюзи, медленно сползает вниз.
Пригибаясь, Арин кинулся к ней, перевернул обмякшее тело и задохнулся, попав ладонью в мягкое месиво развороченных мышц шеи. Кровь хлынула потоком, заливая его футболку и дрожащие руки:
Лия!
Лия виновато опустила ресницы, и Арин понял, что говорить она не может:
Лия! Что с тобой делать?
Женщина с трудом отрицательно качнула головой, и глаза ее помутнели, угасая, с губ сорвался тяжелый рокочущий предсмертный хрип.
Сука! — только и смог сказать Арин, чувствуя, как закрутился внутри горячий давящий ком слез, отравленных ненавистью. — Тварь.
Осторожно опустив Лию на пол, он рванулся к столу, с грохотом выдернул ящик, подхватил выпавший пистолет и ключи.
Выбегая в коридор, он услышал треск разбитых стекол и рухнувших карнизов.
Проверив на ходу обойму, он взбежал вверх по лестнице, выбил ногой люк, ведущий на крышу, упал на живот, сдерживая тяжелое дыхание, стирая с лица льющиеся, мешающие сейчас слезы.
Выстрелов больше слышно не было, и, выждав некоторое время, Арин медленно пополз по шершавому пластиковому покрытию.
Подобравшись почти к самому краю, он увидел, что человек, закинув на плечо винтовку, идет по дворику, небрежно отводя руками свисающие над дорожкой ветви искусственных деревьев.
Сука, — прошептал Арин. — Сука. Ненавижу. Я. Вас. Ненавижу.
Вытянув руки, он прицелился, плавно нажал на курок, но в последний момент отвлекся, с ужасом увидев на своих ладонях свежую кровь той, что спасла ему жизнь, и пуля ударилась в полутора метрах от убийцы.
Практически мгновенно ответная длинная очередь пробила покрытие крыши и острые, как лезвия осколки накрыли Арина с головой. Закрывшись руками, он скатился вниз, на секунду потеряв сознание от тяжелого удара о землю, но почти сразу поднялся, застонал, услышав режущий визг сломанных ребер, огляделся и понял, что упал с другой стороны дома, туда, где Скай ставил машину, не желая оставлять ее на виду.
Черный "пежо" был на месте, всего в нескольких метрах. Прикинув, сколько времени нужно на то, чтобы обогнуть дом, Арин понял — можно успеть добраться до машины, если не отвлекаться на раны.
Собрав все силы, сжав зубы, стараясь не дышать, держа пистолет наготове, пригнувшись, он пробежал по двору наискосок и, почти теряя сознание, открыл дверь автомобиля.
Знакомый салон встретил его запахом озона и хвои, перед внутренним взглядом появилось лицо Ская, серые спокойные глаза, потом выплыли черные кольца блестящих волос и насмешливо-понимающая улыбка Лии.
Дальше показалась какая-то муть, оскаленные пасти псов, стеклянное крошево, быстрый бег цифр на экране датчика и печальные глаза Тори.
Потекли кровавые струйки, раскрашивая светлую кожу, послышался чей-то смех, и раздался тихий звон разбиваемой ампулы.
" Это бред, болевой шок", — понял Арин. — "Значит, конец. Я не успел" Откуда-то вынырнул ком тугой колючей проволоки, рванул кожу, и Арин вдруг, вернувшись в сознание, понял, что все-таки успел завести машину и как-то смог выбраться со двора.
Но перед машиной не было видно дороги, впереди появилась, распухая, видная вплоть до мельчайшей детали, бетонная выщербленная стена.
Он успел услышать визг сминаемого железа, нестерпимый грохот, что-то с силой сжало его, перебив дыхание, и мгновенно навалилась чернильная тьма.
Часть 16
Арин почувствовал легкое, почти невесомое касание на своем животе, приоткрыл глаза и увидел близкий, знакомый ласковый взгляд.
Макс еще раз тронул нежную полоску кожи под линией туго завязанных бинтов, сказал тихо:
Вот и все. Можешь поставить на этом точку.
Арин поморщился от боли в сломанных ребрах, обвел взглядом комнату, что-то припоминая.
Но среди уютной тьмы спальни, обставленной мебелью тяжелого черного дерева, запаха табака и тепла синтетических одеял, мысли разбредались, а память и вовсе не желала пробуждаться, будто окно в прошлое было забито плотным комом старой ваты.
Макс провел губами по сухим, обветренным губам Арина:
С тобой все в порядке, с головой в том числе. В той машине была уникальная система безопасности, тебя просто сильно прижало, и ты потерял сознание от боли.
Пройдет действие лекарств, тумана не будет.
Арин приподнял руку, провел ладонью по лицу и удивленно посмотрел на дрожащие капельки на коже:
У меня слезы текут. Это тоже от лекарств?
Не знаю. Пока ты лежал в отключке, тоже плакал.
Охренеть. Чувствую себя нормально и плачу.
Потом разберемся, что с тобой сделали. Когда все вспомнишь. Шрамов у тебя добавилось, о датчике вообще лучше не вспоминать, но это поправимо. Не думай пока об этом. Хочешь меня?
Арин, бессознательно гладивший зататуированную широкую грудь Макса, вздрогнул, поднял глаза:
Подожди, я не понял, что за машина?
Давай потом, — нетерпеливо сказал Макс, переворачивая его с бока на спину. — Я устал без тебя… Пока ты просто где-то шатался, я был более-менее спокоен, но за это время понял, что тебя нельзя бросать одного. Арин, давай поменяем твою жизнь. Тебе осталось всего четырнадцать дней, но я не могу позволить тебе умереть. Может, хватит приключений? Я знаю о тебе то, что никто не знает, я был с тобой с самого начала. Останься со мной. Не рискуй так больше. Мне без тебя жить невыносимо. Останешься? Закроем эту твою жизнь, начнем новую?
Арин не успел ответить, разомкнул губы, впуская его язык, закрыл глаза, отдаваясь чувству защищенности и ласке сильных рук, скользящих по его обнаженному телу.
Я никогда не видел раньше твоих слез.
Я никогда раньше и не плакал. И сейчас не плачу, они просто текут.
Арин приподнял ладони, посмотрел на легкую дрожь пальцев:
Да что со мной…
Успокойся, — проговорил Макс, притягивая его ближе, заставляя раздвинуть ноги, гладя узкие бедра. — С тобой больше ничего не случится.
Арин сжал зубы, запрокинул назад голову, простонал:
Больно…
Макс сам почувствовал, что тугие мышцы внутри него напряжены и не поддаются давлению члена, не пропуская глубже. Но удивило его не это, а то, что Арин впервые в жизни пожаловался на боль, раньше он ее не замечал вовсе, чтобы с ним ни делали.
Но отступить Макс уже не смог, слишком сильным было вспыхнувшее желание обладать им снова, сводила с ума давно желанная близость его гибкого тела, его мягкого тепла. Возбуждало выражение его лица — такого Макс еще не видел, — Арин закусил губу, обреченно-ожидающе прикрыл лиловые влажные от слез ресницы. Возбуждало то, как он безуспешно пытается сдвинуть колени, то, как тесным горячим кольцом сжимают член напряженные мышцы.
Тяжелая, неприятная мысль пришла внезапно и заставила Макса, наклонившись, упершись на руки, сильным ударом войти до упора, не обращая внимания на то, что Арин судорожно сжал руки вокруг его плеч и задохнулся от боли.
Только не говори мне, что ты теперь под один член подточен, — глухо сказал Макс ему на ухо. — Раньше тебя устраивало все.
Арин закрыл глаза, разжал руки. Макс увидел, что выражение его лица изменилось — теперь на нем осталась лишь спокойная сосредоточенность. Но о чем бы он ни думал, он здесь, он рядом, его можно целовать, гладить, так же, как было и раньше, когда он был еще худеньким, белокожим мальчиком, умелым и опытным в сексе, доверчивым в душе.