Половинки нас - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И всё стало вдруг просто. Как глаза открылись. Сразу начал работать сканер и счётчик Анастасии Веровой.
Во-первых, поняла, что необязательно выходить замуж, чтобы вырастить дочь счастливым человеком. Во-вторых, для самодостаточности не нужен кто-то ещё: в самой себе и окружающем мире можно найти нескончаемые ресурсы для саморазвития и внутреннего подъёма. В-третьих, выбор всегда за мной. Он и раньше был, только не я выбирала или выбирала не то… Да и после брака я стала циничнее, требовательнее. А мужчин против шерсти гладить нельзя – им нужна «мать». Я же слишком строгая «мать»: со мной не забалуешь. Тут и включалась задняя передача: «Лучше я поищу мамочку подобрее». Так они и вымерли сами по себе – настоящие мужчины, чтобы ждать их к своему очагу. Слабаков не хотелось, а сильные не хотели меня, потому что им не нужна женщина – соперник.
Очевидные истины, в общем-то. Но приходят они со зрелостью, когда ты отделяешься от кого-то, перестаёшь быть психологически зависимой от него, мнения его и своих родных и в целом, когда теряешь зависимость от конкретных обстоятельств и становишься осознанной личностью. Когда выбор перестаёт быть ограниченным рамками стереотипов и общественного мнения. Когда ты становишься главной для себя, когда начинаешь любить себя и прислушиваться к своим желаниям.
Вот когда «попёрла» энергия во всех смыслах: поправилось здоровье дочери – астма прошла сама собой, Илона стала энергичной и уверенной в себе, мои успехи в работе, клиенты… Жизнь, не осложнённая зависимостями… И всё бы хорошо, однако появилось нечто, что в корне поменяло моё отношение ко всему и отношения со всеми…
Не могу сказать, в какой момент я стала видеть людей насквозь. Однажды это просто влилось в мою жизнь и стало столпом существования. Никогда прежде не реагировала на людей так, даже когда работала в психологической службе. Раньше я просто понимала значения жестов, взглядов, когда человек что-то не договаривает, или догадывалась о причинах его поступков, но не чувствовала людей так пронзительно, как теперь. Даже когда вышла замуж, когда Слава врал в глаза, что мои супы великолепны, мои пироги – просто восторг. А когда родилась Илона, те перестали быть вкусными: оказывается, он всегда их терпеть не мог. И я не понимала, откуда вдруг в человеке столько лжи? И как могла её пропустить?
Но после стольких лет теперь мне скучно, безумно скучно заводить новые отношения, потому что могу предсказать поступки любого человека, с кем пообщаюсь хотя бы полминуты. Иногда угадать мысли, даже тех, кто ещё не успел со мной заговорить. Я интуитивно считывала суть человека по манере двигаться, по мимолётному взгляду, по голосу в трубке, глядя на его фотографию, одежду. Это как входить в комнату и уже заранее знать расположение мебели, её цвет, запах… Это и странно, и порой бесит, вгоняет в депрессию, а иногда и до жути пугает перспективой беспросветного одиночества, поскольку больше не могу мириться с чьими-то недостатками.
Ничего фантастического в этом нет. Я не медиум, не ясновидящая, и близко не стою. Я просто человек с гиперчувствительностью, багажом не таких уж и редких, но качественно освоенных знаний и собственным опытом, принятым у коллег называться травмой…
Зазвонил будильник. Семь утра. На работу. А мог бы быть выходной, если бы не Гонорова.
Я живо вынырнула из мутных вод воспоминаний, отряхнулась и собралась на работу.
* * *
Первую половину дня одолевало дурацкое настроение. Мысли всё время возвращались ко сну, и я периодически благодарила Господа за то, что это было только сновидение. Отпускало. Ненавижу, когда сон откладывает отпечаток на весь день. А это был именно такой.
Когда позвонила Илона и поинтересовалась, как поживает её любимая мамуля, я ободрилась: обожаю своего суслика. Но вспомнила, что кое-кто так мне и не перезвонил. Проверила телефон: ни СМС, ни пропущенного звонка от Михаила. Досада снова заворочалась в груди. Благо некогда было особо уплывать в уныние – работа всегда на страже дисциплины в голове.
Отыграв все партии по навязанной службе и по непосредственным обязанностям, к концу рабочего дня поняла, что не хочу возвращаться домой.
«Хочу увидеть Мишу, пригласить на чай… Ещё раз почувствовать его поцелуй… Пожалуй, это самый талантливый мужчина по мужской части, попавшийся мне в жизни. Грех не воспользоваться. Тем более и он так этого хотел…»– сладко улыбнулась, смакуя кофе в кабинете Гоноровой: завтра ведь уже придётся пить его с навязчивым Ностровым и Кулем в общей кухне. Но и это всё мелочи, по сравнению с предвкушением объятий и поцелуев рыжебородого мускулистого Михаила.
Напившись кофе, взглянув на часы, быстро прибрала за собой в кабинете – оставила всё, как было при Гоноровой, закрыла и спустилась в общий холл.
Последний клиент так и не пришёл. Поэтому сегодня могла уйти в шесть. На выходе с лестничной площадки увидела Бисерову, которая прикрывала дверь кабинета Богдановича. Заметив меня, Аня тут же сделала невинную мордашку, будто мимо проходила, помахала рукой и деловито устремилась навстречу – вину маскировать. А я только собралась набрать номер Михаила.
– Слушай, Насть, дело есть. Может, посмотришь нашу Веру Павловну?– взяла под руку Бисерова и потянула в другую сторону от выхода.
– А что с ней?– спросила, отнимая руку и нетерпеливо поглаживая экран телефона пальцем.
– Ну… она какие-то странные вещи делает: уходит из кабинета на обед или домой и на шкафу с лекарствами рисует что-то. Прям жуть такая.
– Чем рисует?– улыбнулась я, мельком окидывая Бисерову и замечая, что халат на ней надет шиворот-навыворот.
– Да пальцами!– округлила глаза Аня.
– Ну скажи спасибо, что не маркером,– ухмыльнулась я и свернула к выходу.
– Эй, ну погоди!– снова ухватила она за локоть.
– Аня, отстань от меня. С Верой Павловной всё в порядке. Когда кратковременная память не срабатывает, простой мнемонический приём с долей абсурдности заставляет фиксировать происходящее в долговременной памяти. Попробуй, кстати, тебе полезно не забывать надевать халат лицевой стороной, когда выходишь из кабинета Богдановича.
– С чего ты взяла?!– прошипела та, прямо побледнев от страха, и притянула меня к себе, будто вокруг тьма народа.– У меня ничего с ним нет!
«Ох и горе луковое! Ни совести, ни фантазии».
– Ты о том, что вся клиника болтает? Так это неправда!– продолжила настойчиво отнекиваться Бисерова.
– Вот честно, Ань, когда будешь халат надевать, поверни третью снизу пуговичку против часовой стрелки. Глядишь, голова включится после амурных страстей и признаки того, чем ты занималась в кабинете Богдановича, перестанут волновать народ. А сейчас извини, можно я покину это