Православное пастырское служение - Киприан Керн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что касается маловерия, то этим грешат очень многие и от этого греха отделаться гораздо труднее. Тут уже апологетические беседы мало помогут. Тут нужно и некоторое усилие воли, работы над собой. Если существует в сознании некоторых то, что называется атеизмом, то это, так сказать, атеизм теоретический, т.е. разумом отрицание бытия Божия. Но при маловерии легко обнаруживается практический атеизм. Данное лицо не отрицает своим сознанием бытия Божия, но своей жизнью и поведением оно противоречит имеющейся якобы у него веры. Он не только легко сомневается во всемогуществе Божием, в Его Промысле и милосердии, но своими поступками, укладом своей жизни противоречит тому, что он якобы устами проповедует. Его жизнь находится в противоречии с Евангелием. Он не хочет углубляться в истины веры, следовать заповеди Господа: "Сия есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа" (Ин. 17:3). Он боится богословских рассуждений, и его отталкивает догматическая жизнь Церкви, так как это может якобы поколебать то немногое, чем он обладает, поколебать его наивную веру в какой-то минимум религиозных истин, которым он ограничил свое плоское богословское мировоззрение.
Такой человек хочет во что бы ни стало сделать христианство примитивным, под веру простецов, ссылаясь (очень неудачно) на пример апостолов рыбаков и забывая ученейшего Павла, муч. Иустина Философа, Климента Александрийского, Оригена, св. Афанасия и великих Каппадокийцев, которые отстояли веру на соборах, углубили сокровища богословия и благочестия. Такой маловер хотел бы представить себе христианство, как чисто бытовую религию, как старообрядческое охранение древнего благочестия и т. под. Ему чужды проблемы современности. Он не дает себе отчета в том, что история ушла вперед, что христианство подвергается обстрелу со стороны материализма, модернизма, лженауки, теософии, оккультных течений и пр. Его пугает все, что может нарушить его религиозную беспечность и слабое здание его малой веры. Такие страшные для него выражения, как "история религии, критика библейского текста, философский анализ Евангелия, религиозная философия" и пр., звучат нестерпимым кощунством. Он старается уйти в пустыню своего интеллектуального невежества.
Терпеливо, но с небольшой надеждой на успех, священнику придется много поработать над этими слабыми и трусливыми маловерами.
Суеверие. Этот грех особенно распространен и трудно искореним. Он так легко уживается наряду с, казалось бы, крепкой верой и церковностью, что на него и не обращают обыкновенно никакого внимания, считая все его проявления в порядке вещей. Его можно объяснить остатками языческих верований, которые имеются у всех народов, что является как бы двоеверием у христианина. Суеверие облечено в форму разных примет, верований в мифические существа (домовой, леший, русалки и пр.), веру в счастливые и несчастные дни и числа. Можно найти человека образованного, цивилизованного, даже приверженного к Церкви, но не решающегося поехать в путешествие или начать какое-либо дело в 13-ое число, или сесть за стол, где 13 приглашенных; или верящего в черную кошку, в перебежавшего дорогу зайца, в трубочиста, в неизбежность несчастья при встречах с похоронами или со священником и пр. Эти люди, зачастую протестующие против разных религиозных обрядов и недовольные строгостью церковных предписаний, сами верят в гадания, в предсказания, в гороскопы, в собственные и чужие сны. Весьма вероятно, что они в свое время отдали дань, а может быть, и теперь не свободны от увлечения теософией, оккультизмом, спиритизмом, магией и пр.
Говоря об этих последних, надо сказать, что редко какой грех оставляет столько неизгладимых следов на людях, как участие когда-либо в теософических движениях и занятие оккультизмом. И на лице остается какой-то тяжелый отпечаток, словно груз неисповеданного греха; и глаза приобретают какой-то нездоровый отблеск; а главное, на душе остается искривление на всю жизнь. Хлебнувшие яды оккультизма и теософии или особенно модного штейнерианского антропософского яда почти всегда остаются с замурованным религиозным сознанием. Как потеря невинности, как излишества алкоголизма, эти учения извращают и портят человека. Эти тайные учения и их различные теории о "карме," о переселении душ, о йогах навсегда делают человека рабом этих предрассудков. Для них: "Нет религии выше истины," а христианство является для них только какой-то одной из прочих религий, точнее, синкретизмом разных восточных учений. Редко кто из побывавших в цепях теософии и оккультизма смог навсегда и совсем от него освободиться. Порча останется на всю жизнь. Эти люди будут и на исповедь ходить, но могут не признаться священнику в приверженности к этим учениям, однако рано или поздно последствия этих духовных искривлений проявятся в душе такого несчастного.
Здесь тоже священнику нужно обладать большой начитанностью и образованностью, так как сами оккультисты и теософы в большинстве случаев чрезвычайно начитаны и вооружены разными сведениями. Бороться надо с ними средствами воистину научными, религиозно-философскими аргументами, доводами психологии и психоанализа, а не легендами и не школьной апологетикой.
На все рассуждения о "судьбе," о том, что так уж суждено, такой мой рок и пр., необходимо противопоставить здравые мысли о свободной воле, о нравственной ответственности, о значении личности в человеке. Помнить надо, что оккультизм и теософия, по удачному выражению Бердяева, никогда не способны открыть тайны бытия, а только пытаются разболтать некоторые секреты. Надо заставить человека призадуматься над своей свободой от детерминированности природных законов, от социальной условности, от рабства лжеавторитетов разных духовный вождей и пр.
Кощунство и божба нередко уживаются у людей, считающих себя верующими и православными. Сюда относятся прежде всего насмешки над малопонятными и потому кажущимися ненужными и отжившими церковными обычаями; пренебрежение к тому, что обыватель любит называть "обрядом"; кощунственные выражения о священном, рассказывание анекдотов о духовных лицах. Человек слабый не имеет достаточного мужества противостать и защитить церковную правду, когда присутствует при подобных разговорах и слышит непристойные слова.
Сюда же надо отнести и хулу на Бога и на святыню. Сюда же относится и ропот на Бога за Его якобы немилосердное отношение к человеку, за "невинные" страдания, которые приходится переносить.
Особенно распространен скверный обычай божбы и поминания всуе Божиего Имени. Это так незаметно просачивается в повседневную жизнь и становится такой неотъемлемой привычкой, что отделаться от нее труднее, чем от какого-либо крупного порока. У некоторых народов (сербы, например) злоупотребление священным именем Божиим сплетается с самым отвратительным ругательством.
Древний иудей или вовсе не писал имени Божия в Священном Писании, оставляя пустое место, или же ставил вместо Него два "йота" (вместо "Яхве"), но уж во всяком случае не позволял себе произносить имя Господне или хулить его. В обществе же у нас распространена скверная привычка везде и всюду, и часто не кстати, произносить Божественное имя. Во всяком случае здесь нет никакой необходимости и телесной потребности — воздерживаясь от этой скверной привычки, человек нисколько не будет страдать. Поэтому освобождение себя от этого есть дело чисто волевое, и надо взять на себя обязательство и быть упорным в его исполнении. Подобно осуждению, этот грех есть дело самой обычной распущенности. Таким образом, и духовнику здесь надо взывать не к научным авторитетам, не к апологетике, а просто влиять на психику и на волю кающегося. В этой области особенно может обнаружиться стойкость человека и его решимость действительно раскаяться, т.е. переменить свою греховную линию жизни.
Немолитвенность, как более частный случай нецерковности, встречается очень часто. Это в современном христианском обществе, лишенном рамок церковности и традиции, почти общераспространенный грех. Священник обязательно должен спрашивать, молится ли кающийся вообще и каковы плоды его молитвы; доставляет ли ему молитва духовное утешение или же является тяжкой повинностью, от которой он старается под разными предлогами уклониться; читает ли он молитвы по молитвеннику, имеет ли установленное молитвенное правило и привычку молиться, или же он, как многие малоцерковные люди, предпочитает молитву "своими словами"; читает ли он ежедневно Евангелие; прочитал ли он хоть раз в жизни Библию, поминает ли ежедневно имена своих близких о здравии и за упокой, молится ли он за "ненавидящих и обидящих," против кого он имеет горькое чувство обиды и неприязни; ходит ли регулярно в церковь или же ограничивается одними только праздничными днями, Страстной седмицей, Пасхой, Рождеством и днем своего Ангела; соблюдает ли церковные посты и как проводит эти дни, и многое другое. Иногда обнаруживается, что пришедший к исповеди совершенно лишен молитвенной привычки, не признает никакой дисциплины в этой области и вообще живет вне Церкви. Современное состояние расцерковленности приучило очень многих к такой нехристианской жизни вне Церкви.