Арагац (Очерки и рассказы) - Ашот Арзуманян

В одной из парижских газет сообщается, что Г. Башинджагян выставил в своей мастерской на бульваре Монпарнас тридцать полотен. Одобрительно отозвавшись об искусстве Башинджагяна, газета заключает:

«Г. Башинджагян, уже известный в России и Германии, заслуживает того же и во Франции. Вместе с 3.Захаряном и Эдгаром Шаином он делает честь своей несчастной стране».

Во Франции Башинджагян пишет много работ на новые темы, превосходно изображая пейзажи Парижа и его окрестностей. Из этих картин особыми достоинствами отличаются «Утро в Булонском лесу», «Берега Сены», «Сен-Клу», «В окрестностях Парижа», «Каштановая аллея», в которых зритель хорошо чувствует новый колорит, не похожий на колорит кавказской и русской природы.

В годы пребывания Башинджагяна в Париже формалистские течения в искусстве были в большой моде, принося тем, кто следовал за ними, значительную материальную выгоду и создавая им дутую славу. Немало художников поддались их тлетворному влиянию и поскользнулись на ложном пути.

Но Башинджагян не поколебался в своих реалистических убеждениях и по-прежнему остался верен природе, предан подлинному правдивому искусству.

За время пребывания в Париже Башинджагян получает приглашение принять участие в кавказской юбилейной выставке 1901 года. На ней он экспонирует три картины: «Севанское озеро в дождливый день», «Замок царицы Тамары в Дарьяльском ущелье» и «Река Ахурян», за которые ему присуждается малая золотая медаль.

Пробыв два с лишним года в Париже, Башинджагян в начале 1902 года возвращается в Тифлис и здесь окончательно обосновывается. Сразу же он включается в местную художественную жизнь, начав с того, что открывает большую персональную выставку, на которой представляет на суд общественности итоги своей почти трехлетней работы. Из выставленных картин наибольшее внимание привлекли «Штиль на море», «Закат солнца в Нор-Баязете», «Каспийское море в пасмурный день», «Нива перед бурей», «Река Ахурян при восходе луны», «Болота» и другие. Особо надо выделить «Штиль на море», ныне украшающую собрание картин художника в Ереванской государственной картинной галерее. На этом полотне с большим искусством разрешена сложная задача — передать отражение в беспредельной морской глади высокого неба и облаков, освещаемых полной луной. Газета «Кавказ», поместив подробную рецензию о выставке, в которой снова пыталась очернить художника, и на этот раз скрепя сердце принуждена была заявить, что художник «имеет за собою редкое качество, данное ему самой природой: это чувство поэта-художника, что сказывается в большинстве выставленных картин, в особенности в картине «Штиль на море», по настроению лучшей картине на выставке…». Рецензент добавляет, что он «немало был удивлен отсутствием влияния Запада на Башинджагяна».

В том же 1902 году Башинджагян участвует в выставке Кавказского общества поощрения изящных искусств в Тифлисе, вместе с Г. Габаевым (Габашвили), И. Занковским, Ам. Акопяном, О. Шмерлингом, А. Мревлишвили, Б. Фогелем, Ег. Татевосяном, М. Микаэляном, Я. Николадзе, Н. Склифасовским и другими известными и ныне почти забытыми тифлисскими живописцами и скульпторами.

Первое десятилетие нового века явилось для Башинджагяна продолжением периода расцвета его творческой деятельности, начавшегося, как было выше сказано, с девяностых годов прошлого столетия.

В 1903–1913 годах Башинджагян по-прежнему много и плодотворно работает. С промежутками в несколько лет устраивает он персональные выставки своих картин — в Тифлисе и Баку.

В 1912 году Башинджагян — участник второй весенней выставки картин русских художников, открывшейся в Баку в марте месяце. В выставке участвовали Зарубин, Зоммер, Марчевский, Олейников, Радин, Куликов и другие. Бакинская пресса с похвалой отозвалась о работах Башинджагяна. Особенно много разговоров было о картине «Лунная ночь в Батуме», относительно которой газета «Каспий» поместила обстоятельную рецензию.

По рассказам людей, с которыми мне приходилось встречаться, Башинджагян был очень заботливым и любящим отцом; не прибегая к запугиванию, с ранних лет воспитывал он в детях чувство ответственности за свои поступки.

Средний сын художника начал курить. Ему было тринадцать лет, и товарищи довлели над ним. Мальчики прятались по сараям, чердакам, черным лестницам, поблескивая затаенными огоньками и давясь отвратительным дымом. Геворг Захарович заметил это. Он не стал бранить и наказывать сына. Он позвал его в свою мастерскую и просто сказал:

— Я знаю, что ты куришь. Не хочу унижать тебя угрозой наказания, но знай, что твое курение меня страшно огорчает. Я прошу тебя не курить.

Сын обещал не курить. С той поры и до сегодняшнего дня (а ныне сыну-профессору перевалило за шестьдесят) он ни разу не прикоснулся к папиросе.

Судите же, как велико было уважение сына к своему отцу, как верно и туго была свернута пружина внутреннего почитания в его юном сердце, если подросток выстоял перед градом насмешек своих сверстников и ни разу не нарушил данного отцу обещания.

Деликатный по натуре, Башинджагян, как, впрочем, это свойственно людям вообще, склонен был судить о других по себе и полагал, что достаточно даже простого замечания, чтобы провинившийся осознал свою вину и изменил свое поведение.

Однажды Геворг Захарович вернулся домой чем-то взволнованный.

— Что с тобой, Геворг? Что случилось? — обратилась к нему Ашхен Ивановна.

— Я встретил на Головинском Н-ва. (Надобно сказать, что уже давно художник был возмущен недостойным поведением г-на Н-ва.) Я его так отчитал! Так отделал! О! О! Он будет помнить!

— Боже мой, Геворг, — переполошилась Ашхен Ивановна, которая редко видела своего мужа в таком гневе. — Что же ты ему сказал?

— Я ему сказал: «Как вам не стыдно?!»

Летом 1912 года Башинджагян открыл выставку своих картин в Тифлисе, вызвавшую большой интерес и многочисленные отклики в печати. На выставке были экспонированы пейзажи на новые темы. Особенное внимание обратили на себя «Эчмиадзинский бассейн», «Зимняя ночь в армянской деревне», «Близ Боржома», «Зимнее утро в лесу», «Догорает». Печать подчеркивала, в частности, что Башинджагян мастерски дает вполне законченные картины на холсте небольшого размера, обычного для этюдов.

Превосходен пейзаж, являющийся, как всегда, главным «героем» в творчестве Башинджагяна. Приемом контраста между человеческим созданием и могучим лесом художник показывает величественную красоту вечной природы.

Почта десять лет отделяли выставку 1912 года от предыдущей персональной выставки Башинджагяна в 1903 году. Башинджагян рассматривал свое искусство как великий долг перед обществом. Побуждаемый к художественной деятельности прежде всего глубоким влечением, неистребимой любовью к природе и жаждой воспроизвести ее на полотне, он вместе с тем прекрасно сознавал силу искусства, его мощное воздействие на человека и потому никогда не забывал своей ответственности перед зрителем. Искусство для него никогда не было забавой, простым развлечением, упражнением в своих способностях. Он был художником-реалистом именно потому, что относился к искусству с большой серьезностью, понимая его познавательное и общественное значение. Отсюда его стремление передать природу возможно полнее, правдивее, дать ее синтез, обобщение.

Тифлисские выставки 1912 и 1913 годов как бы подытоживали тридцатилетний творческий путь художника.

Нелегок и тернист был этот путь, на котором Башинджагяну очень часто приходилось сталкиваться с непониманием и равнодушием к искусству со стороны господствующих классов, интересы которых были чужды впечатлительной натуре художника-поэта.

В досоветские годы в Баку не было, конечно, ни художественного музея, ни специального зала для устройства выставок картин, и Башинджагяну приходилось снимать случайные помещения. Одну из своих выставок он открыл в помещении клуба, где местные богатеи вели крупную игру.

Как-то на выставку заглянул местный миллионер Асадулаев. Сопровождаемый прихлебателями, он остановился перед одной из картин, самодовольно ткнув пальцем в нее, осведомился о цене. Названная сумма хотя и была весьма скромной, однако показалась чрезмерно высокой нефтяному тузу, проигрывавшему в карты за одну ночь тысячные суммы, и он удивленно развел руками, вопрошая окружающих: «Слушай, это нефтяной резервуар, что ли?..»

Этому невежественному равнодушию «сильных мира сего» противостояло искреннее и горячее сочувствие широких демократических кругов, видевших в живописи Башинджагяна художественно выраженные чувства и стремления, близкие и понятные их душе. Прогрессивная печать того времени в связи с выставками Башинджагяна не раз останавливала свое внимание на косности и низком культурном уровне тех, кто претендовал на руководящее положение в обществе. Показательна в этом отношении статья, посвященная выставке 1912 года, под названием «Чем мы интересуемся?».