Никита. Побеждая страх (СИ) - Бонк Теона

— Их было всего двое. Второго догнал Кубинец, когда тот хотел скрыться в лесу от нашего «острого глаза». Никогда не видел, чтобы человек так быстро бегал, — Матвей хлопает Кубинца по плечу.

— Mucha práctica, — в отличие от Ильи тот гордо расправляет плечи.

— И где ж ты так много практиковался? — из Матвея вырывается смешок. — Убегал от папаш обрюхатенных тобой девушек?

— Эй, только одной я сделал un bebé. И если бы я был уверен, что дедуля меня не пристрелит как собаку, никогда не бросил бы своего ребенка! — он сбрасывает руку Матвея с плеча и матерится себе под нос по-испански.

— Ну все! Хватит! Где второй? От этого куска дерьма толку пока мало, — пинаю тело на полу.

Мы проходим в другую комнату, где Давид как раз привязывает ублюдка к стулу, поставленному посреди комнаты. Когда он заканчивает, подходит к небольшому чемоданчику у стены, который Матвей всегда возит в багажнике. Давид достает оттуда перчатки и большой фартук из прозрачного пластика.

— Он что-то сказал уже? — мне требуются все мои силы, чтобы не подойти и не свернуть ему шею прямо сейчас. Но я уговариваю себя не делать этого. Пока нет. Нам нужно узнать место, где прячется их главный. То новое убежище, о котором он упоминал в телефонном разговоре со мной.

— Пока нет, но я работаю над этим, — отвечает Давид напряженным голосом. Его лицо жесткое. Сейчас он совсем непохож на того улыбающегося парня, каким он зашел в мой кабинет утром. — Как далеко я могу зайти, босс? — спрашивает он, натягивая перчатки.

— Нам нужна информация, — просто отвечаю ему, встречаясь с ним взглядом. Затем перевожу его на ублюдка, который выглядит так, будто вот-вот наложит в штаны.

— Понял, — Давид кивает и смотрит, как Матвей неспешно копается в чемоданчике и наконец протягивает ему большой нож с зазубренными краями, при этом подмигивая связанному уроду. Лицо Давида сейчас абсолютно бесстрастно и нечитаемо. От этого мурашки по коже даже у меня. И все-таки, как он это делает?

На губах Матвея, напротив, танцует улыбка, отчего он похож в данных обстоятельствах на маньяка. Я знаю эту их игру. Запугивание ожиданием пыток — это их излюбленный метод. Притихший урод с опаской переводит глаза с одного на другого, когда они начинают кружить вокруг него.

Хотел бы я иметь хоть каплю хладнокровия Матвея, но перед моим мысленным взором встает картина Юли в изодранной одежде, с запекшейся кровью в волосах. Боюсь представить, что бы он с ней сделал, не успей мы вовремя.

Кидаюсь к нему, желание разорвать его прямо на месте превышает голос разума, говорящий, что сначала нам нужно вытянуть из него все, что он знает. Если бы мы опоздали, и он бы нанес девочкам больший вред, я бы убил его в первую же секунду, как увидел. При всех друзьях.

— Нравится избивать беззащитных женщин? Насиловать их? — реву ему в лицо, от чего он вздрагивает. — От этого ты чувствуешь себя мужиком?

— Я ничего ей не сделал! — в отчаянии вопит он. — Она сама этого хотела!

Резко втягиваю воздух, все мое тело напрягается. Не успеваю опомниться, как моя рука с силой сжимает его горло. Он закашливается, и, когда моя хватка становится сильнее, его лицо приобретает фиолетовый оттенок.

— Босс! — бормочет рядом Матвей. — Довольно.

— Отпусти его, Никита! — Максим подбегает и заключает меня в кольцо своих рук, с силой оттаскивая от мудака. — Парни все сделают сами! Нам нужно узнать, где прячется Гриша!

— Делайте все, что нужно! Потом отвезете их клиенту, который потерял дочь по их вине. Эти двое, если они выживут, будут для него утешительным призом, потому что Гриша ему не достанется! Я сам его убью!

— Пойдем, я отвезу тебя к Юле. Они тут сами все закончат, — Макс с усилием разворачивает меня к выходу.

*****

Я позволяю ему увести меня, краем глаза наблюдая, как Давид тянет из кухни шланг и проверяет его, откручивая вентиль. Когда из него вырывается струя воды, Матвей присвистывает и оживленно произносит: — Отлично! Если откажется говорить, сможем притопить его чутка!

Мы проходим мимо Кубинца, который стоит около входа в комнату, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, наблюдая без эмоций, за тем, что делают Давид и Матвей с пленником. От его веселости и беззаботности не осталось и следа. И я задаюсь вопросом, является ли он на самом деле таким, или это только то, что он хочет нам показать.

Попрощавшись с Ильей, караулящим второго урода в соседней комнате, мы выходим из дома, игнорируя крики и мольбы «Дикого», с которым Давид и Матвей играют. Именно это они и делают. Играют. Она даже пока не начали работать с ним всерьез.

— Давай ключи, ты сейчас не в том состоянии, чтобы сесть за руль, — Максим протягивает руку, когда мы подходим к моему внедорожнику.

Бросаю на него взгляд, который красноречиво лучше слов говорит ему, что этого не будет. Никто никогда не сядет за руль моего автомобиля. Он смеется и, поднимая ладони в знак капитуляции, отступает от водительской двери.

— Просто попытался!

— Так откуда вам стало известно, где искать? — спрашиваю его, выруливая с гравия на трассу.

— Не поверишь! Мне позвонил какой-то пацан. Назвался племянником Гриши. Говорит, не приемлет насилия над женщинами.

— А может просто хочет убрать своего дядю и занять его место?

— Определенно так. Думаю, конфликт между ними явный, так как племянник не знает о местоположении его нового убежища.

— Откуда он взялся? Я думал, вместе со старшим братом Гриши погибла вся его семья, и сынишка тоже. Он назвал тебе свое имя?

— Нет. Много говорил, но имени не назвал. Я зову его Гамлет.

— Это почему? А, я понял! Думаешь, Гриша убил своего брата и взял себе на воспитание его сына? Но мальчик вырос и теперь хочет убить его?

— Не исключаю, что именно так все и было. В любом случае, думаю, мы еще услышим о парне, и не раз. С его-то амбициями.

— Про стукача тоже он рассказал?

— Да.

К тому времени как мы подъезжаем к больнице, Максим заканчивает свой рассказ, и мне на телефон приходит сообщение от Давида о том, что у них есть место.

«Доставьте две посылки по адресу. Встреча у больницы» быстро набираю в ответ и вбегаю через центральный вход в регистратуру.

— Я дал денег фельдшеру, чтобы девочек разместили в платных палатах и позаботились о них должным образом, — Максим не отстает от меня.

Через минуту я уже стою у палаты Юли и с осторожностью приоткрываю дверь. От вида ее, спящей на больничной кровати, такой хрупкой и бледной, у меня щемит сердце. Синяк на ее виске теперь еще темнее и больше. Это была моя работа — защищать ее, предусмотреть все. Я думал, что поступаю правильно, отталкивая ее от себя. Но это ни хрена не правильно. И в конечном итоге это не помогло уберечь ее.

Я построил себе тысячу причин в голове, почему мне нельзя быть с ней. Мое прошлое, мое настоящее, мои грехи, ее возраст, весь тот опыт, те трагедии, которые случались в моей жизни и в жизни моих друзей. Но правда от этого не изменится.

Это она.

Это всегда была она. Я знал это с самого начала.

Будет ложью, если я скажу, что за один день полностью изменился. Мне предстоит еще долго бороться со всеми моими страхами, убирать все барьеры между нами, даже если они будут казаться бесконечными. Мне остается только надеяться на ее любовь и терпение. Совершенно точно ни за что я не откажусь от нее.

Облака, гуляющие по небу весь день, внезапно рассеиваются, и сквозь открытые жалюзи в палату проникает солнечный свет, падая на кровать, где спит самое дорогое. Теперь я вижу. Облако рассеялось. Чувствуя слабость в ногах, присаживаюсь на стул, стоящий у стены.

— Я больше не подведу тебя, Юля. Обещаю.

52

ЮЛЯ

Сильный запах медикаментов ударяет мне в нос. Делаю осторожные движения, проверяя, не вызовет ли это боль. Голова все еще немного кружится. Открываю глаза и моргаю, глядя на белый потолок. Поворачиваю голову влево, и мой взгляд падает на Никиту. Он сидит сгорбившись на стуле, наклонившись вперед, и упирается локтями в колени, обхватив голову руками и глядя себе под ноги.