Harbin - Voronkov

– Но сейчас зима, земля мерзлая – проедете, – предупредил он. – Только будьте осторожны… Там, считай, все дороги хунхузы контролируют. Ну а у них разговор один: хочешь жить – выворачивай карманы. Кстати, у вас есть оружие?.. – спросил он. – Впрочем, если попадете в лапы китайской контрразведки, у вас его все равно отберут. Так что надейтесь только на себя. И вот что… Попытайтесь найти надежных попутчиков, лучше, если это будут китайские купчишки, те, что привозят на грузовиках из Харбина товар. Они обычно ходят целыми караванами. Так надежнее, так легче отбиваться от бандитов.

…Следующие два дня Болохов провел в доме Алексея Мальчикова, ожидая известий от Евстафьева. Наконец тот явился в сопровождении какого-то дядьки – этакого косматого чудища, похожего на болотного упыря. На нем был рваный тулуп, а голову покрывало что-то похожее на заячий треух. В неярком свете закатного дня лицо его было трудно разглядеть.

– Вот это Федор… познакомьтесь, – не успев переступить порог, торопливо проговорил Петр Сергеевич, указывая Болохову на своего спутника. – Он-то вас и переведет на ту сторону. Будьте уверены, переправщик он знатный. Послезавтра ночью и пойдете… Ну все, будьте здоровы…

– А может, поужинаете с нами? – спросил Алешка Мальчиков, отходя от плиты, которая была не то продолжением небольшой прихожей, не то примыкавшей к ней довольно просторной кухонки. – У нас уже и стол накрыт.

Евстафьев покачал головой.

– Смеркается, а нам еще до своих хат добираться… На хулиганов бы не напороться – вон ведь их сколько нынче развелось!.. Да, вот еще что… – Он достал из кармана старенького демисезонного пальтишки конверт и передал его Александру. – Это письмо для наших харбинских друзей. Ну ни пуха вам! И не поминайте нас лихом… – Он повернулся и вслед за Федором, нагнувшись, чтобы не задеть головой о косяк низко посаженной двери, покинул избу.

Это произошло так быстро, что Болохов даже не успел обговорить с проводником – а их тут все называли переправщиками – детали предстоящей «операции». Только когда под ногами гостей заскрипели половицы сеней, он бросился вслед за ними и схватил космача за рукав.

– Ну, куда же вы? Мы даже не поговорили с вами… Кстати, я не знаю, что с собой брать! И о цене мы не договорились…

– Готовь пятьдесят рублей, – не оборачиваясь, проговорил хриплым голосом незнакомец.

– А еда?.. Может, что захватить с собой?..

– Как хочешь… – равнодушно ответил косматый.

Вон как!.. – подивился Болохов. Такое впечатление, что они не за кордон собираются, а в преисподнюю. Если так, то тогда и в самом деле зачем им еда?..

– Ну а в котором часу ждать-то хоть вас? – напоследок спросил Александр.

– Как только стемнеет, так и приду… – был ответ.

– Не нравится мне все это, – произнес Болохов, возвращаясь к столу, где в небольшом, покрытом толстым слоем сажи котелке его ждала источавшая убийственные запахи картоха «в мундире». – Ей-богу, не нравится!

– Брось! – откликнулся Алешка, которому было известно о планах Болохова. – Разве не видишь? Все идет как по маслу…

Услышав скрип калитки, он машинально посмотрел в окно, пытаясь разглядеть в сумерках выходивших со двора гостей. Проводив их взглядом, он взял в руки вилку и стал гадать, какую бы картоху ему подцепить из дышащего паром котелка. К этой бы картохе немного сальца да холодного молочка, но об этом друзья как-то не позаботились. А все потому, что оба холостяки, которым наплевать, что там у них на столе, – лишь бы желудки набить. Как и Болохов, Мальчиков давно привык к одиночеству и теперь боялся любых перемен в личной жизни. Правда, однажды, устав от вечных вопросов соседей по коммуналке, которые никак не могли взять в толк, почему этот тридцатилетний чернобровый симпатяга до сих пор не женат, он все-таки решил исправить положение. Однако уже скоро его стало тяготить постоянное присутствие рядом с собой женщины, которая хотела все в доме устроить по-своему. Пришлось оставить ей жилплощадь, а самому снять угол в частном секторе, где хозяйкой была старая ведьма, не дававшая ему житья. Только и слышно было: то нельзя, этого не можно… Но потом она умерла, а так как избушка эта на курьих ножках числилась в горкомхозовском фонде, ордер на жилплощадь переписали на Алешку.

– Ты, наверное, думал, что такие вещи церемониалов каких-то требуют, а тут все просто: собрал в вещмешок пожитки – и в путь, – говорит он. – Главное – по темноте на милицейский или на тот же военный патруль не нарваться… Ну а на берегу пограничные дозоры… Хотя, видно, переправщик это опытный, дело свое знает. Ну а коль попадетесь… – Он как-то порывисто вздохнул. – Тогда пиши – пропало… Эти чекисты тебе все кости переломают, прежде чем отправят к праотцам. Не боишься? – вдруг спросил он Александра. – Нет?.. А вот я боюсь. Потому и не пытаюсь бежать. Наверное, потому что трус… А ты молодец!.. И твой дружок Аркашка Туманов тоже молодец…

Болохов даже рот открыл от удивления.

– Аркашка?.. Туманов?.. А что ты о нем знаешь? Я ведь его сто лет не видел. Ходили слухи, он в Добровольческой армии Деникина воевал…

– Вначале у Деникина, потом в Русской армии Врангеля, – сказал Алексей. – Осенью двадцатого заболел тифом и не смог вместе со всеми бежать за кордон.

– Ну и что?.. Где он сейчас? И почему ты его назвал молодцом? – пытаясь не выдать своего волнения, спросил Болохов.

Приятель как-то странно посмотрел на него.

– А тебе разве никто ничего не говорил?.. Хотя о том, что вы были с ним не разлей вода, только я один здесь и знаю… В общем, бежал-таки твой Аркашка за границу. Специально на Амур приехал для этого. Все ждал подходящего случая – и дождался…

– Выходит, он тоже?.. – не выдержал Болохов.

– Да, он был одним из тех пятерых, – подтвердил Мальчиков, имея в виду «харбинских беглецов», к которым у Александра был особый интерес. – Теперь живет и в ус не дует… Молодец! – снова похвалил он его.

Болохову бы порадоваться за Аркашку, а он вдруг сник. Ведь он понимал, что судьба того уже предрешена. Это хорошо, если его сердце почувствует беду, и он снова ударится в бега, иначе… Нет, Болохова бояться ему нечего – тот не посмеет выстрелить в старого друга, но тогда появится другой, у которого не дрогнет рука. Что ни говори, а на каждого приговоренного всегда найдется свой палач. Иначе бы в жизни не было столько крови…

На следующее утро Болохов появился в управлении и предупредил Дулидова о том, что завтра он уходит за кордон.

– Мы вас обязательно подстрахуем, – пообещал Василий Анисимович. – Кстати, проводник не говорил вам, в каком месте вы будете переходить границу?

Эти слова только вызвали у Болохова горькую усмешку.

– Какой там! – ответил он. – Вы бы видели этого проводника – вылитый тургеневский Герасим. Верите, каждое слово приходилось вытягивать из него.

Дулидов улыбнулся.

– Знакомая картина… Это у контрабандистов уже в крови… У них так: меньше, как говорится, слов – больше дела. Ремесло-то их по наследству передается, а с ним и свои правила. Так что нечего удивляться.

До прихода проводника у Болохова оставалась еще уйма свободного времени, которое нужно было как-то убить. Тут же вспомнил о том, что Евстафьев обещал ему показать свои картины, поэтому, не придумав ничего иного, решил вновь нагрянуть к нему в гости. Скорее всего, тот еще до конца не оправился от болезни и потому должен был находиться дома. В отличие от Лешки Мальчикова, у которого с утра были уроки в школе. Незаметно выйдя из управления через тыльные ворота, он по памяти отыскал дорогу, и уже скоро они с Петром Сергеевичем сидели в его горенке и пили чай. Острых тем больше не касались, просто вспоминали прошлое, свою академию, родной Питер, а когда Александр вдруг попросил Петра Сергеевича показать свои работы, тот, хотя и с великой неохотой, все же вытащил откуда-то покрытые пылью натянутые на рамы холсты и выставил их перед гостем. Дескать, коль есть желание – смотри, а то ведь мне больше нечем тебя занять. Разве что только разговорами…

Болохов долго и пристально рассматривал картины, одновременно восхищаясь мастерством художника и завидуя его таланту. А ведь и он, наверное, смог бы создать нечто стоящее, если бы не сменил кисть на винтовку. Жалеет ли он о том? Вряд ли, потому что нет ничего в жизни важнее, чем борьба за народное счастье. Впрочем, у него еще не все потеряно. Надо только дождаться мировой революции, которая навсегда покончит с эксплуатацией людей труда, и все, и тогда можно будет возвращаться к любимому делу. Не всю же жизнь ему бегать с наганом в руках!..

– Замечательно!.. – наконец заключил Болохов. – Жаль, что мне на ваших «Молодоженов» не удалось полюбоваться…

– Ну так пойдемте к Смотровым – там и полюбуетесь, – предложил Евстафьев. – Впрочем, портрет как портрет – ничего особенного.