Дело об игральных костях - Эрл Гарднер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серл нервно оглянулся, но голос его оставался спокойным.
– Я вспомнил некоторые детали разговора после того, как у меня появилась возможность его обдумать. Но это Хогарти действительно мне говорил… Вы знаете, как это бывает. Вначале не помнишь, например, того, что тебе сказали по телефону, и стараешься вспомнить разговор…
– Выйдя из дома Конвэя, вы сразу же направились в круглосуточно работающий зал для игры в пул, – да или нет?
– Нет.
– Не сразу? – попросил уточнить адвокат.
– Нет.
– Сколько времени прошло с того момента, как вы вышли из квартиры Конвэя, до того, как вошли в зал?
– Сейчас я уже не помню. Думаю, минут пятнадцать-двадцать.
– А что вы делали в этот промежуток времени?
– Много чего, – угрюмо ответил Серл.
– Ну, например?
– Звонил по телефону.
– Кому?
– Другу.
– Кто этот друг?
Серл замолчал и выжидательно посмотрел на Киттеринга. Тот поднялся и сказал:
– Ваша честь, я протестую. Перекрестный допрос не может вестись таким образом. Адвокат должен был проверить показания свидетеля только на предмет правильности указанного им времени. Прошу отметить, что остальные вопросы в данном случае неуместны. Очевидно, дело защиты доказать, что телефонный разговор состоялся после ухода Лидса, а дело обвинения – доказать обратное.
Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона.
– Я хотел бы, чтобы вы немного повременили с этим вопросом, адвокат, и для начала обосновали, что он имеет отношение к делу. Суду не хотелось бы ставить в неудобное положение непричастных к делу людей, оглашая их имена, если без этого можно обойтись.
Мейсон по-прежнему корректно продолжил перекрестный допрос:
– А разве не факт, что, войдя в зал для игры в пул, вы сказали знакомым о своем намерении позвонить Конвэю в десять тридцать?
– Возможно, – неопределенно ответил Серл. – Я уже не помню.
– Может быть, вы им сказали неправду?
– Никому я не врал. Просто не вижу причин распространяться о своих делах перед партнерами по игре.
– Несмотря на то, что, войдя в игровой зал, вы знали, что будете звонить Биллу Хогарти, или Луи Конвэю, в десять часов, вы тем не менее сказали знакомым, что должны сделать это в десять тридцать? Это так?
– Да.
– А рассказывая первый раз эту историю окружному прокурору, вы не сказали ему, что звонили Конвэю в десять тридцать?
– Нет.
– Ваша честь! – вмешался Киттеринг. – Я хотел бы, чтобы убитого называли Хогарти, а не Конвэй. Это поможет избежать путаницы в протоколе, и…
Судья Кнокс его перебил:
– Пока у суда нет достаточных оснований, чтобы удовлетворить вашу просьбу, господин помощник окружного прокурора.
Мейсон сказал таким тоном, будто говорил о чем-то совершенно несущественном:
– А я думаю, здесь все в порядке. Я докажу, что его настоящее имя – Хогарти, так что называйте его, как просит помощник прокурора.
– Очень хорошо, – заключил Киттеринг.
Судья Кнокс недовольно посмотрел на Перри Мейсона:
– Определение его личности может оказаться весьма полезным для установления мотивов преступления, адвокат.
– Верно! – беззаботно согласился Мейсон. – Я знаю, он утверждал, что некоторое время жил под именем Хогарти, и, если Киттеринг имеет доказательства на этот счет, то я сэкономлю время на объяснениях.
– У меня есть такие доказательства, – заявил Киттеринг.
– Очень хорошо, – произнес судья Кнокс. – Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон.
– Рассказывая первый раз свою историю окружному прокурору, вы сообщили ему, что звонили в десять часов?
– Я не упоминал времени.
– Понятно, – произнес адвокат, – вы сказали ему, что звонили Хогарти. Там вам объяснили, что необходимо назвать точное время. Если это было после десяти тридцати, то Олдена Лидса нельзя обвинить в убийстве. Это так?
– Да, между нами был разговор: я им что-то сказал, и они мне что-то ответили.
– Они обратили ваше внимание на то, что необходимо точно установить время до того, как вы сказали, когда звонили?
– Да.
– И сразу же сообразили, что это сулит вам некоторые выгоды, заявив, что у вас нет причин помогать людям, которые обыскивали вашу контору и арестовали вас по обвинению в уголовном преступлении, не так ли?
– Да, действительно. Я не испытывал к этим людям добрых чувств.
– И один из офицеров службы окружного прокурора сказал, что это можно урегулировать? – подсказал адвокат.
– Да. Он объяснил, что, если свидетель обвинения откажется выступать в суде, у него могут быть неприятности.
– Хорошо, – вздохнул Мейсон, – давайте снова вернемся к тому, что вы делали, выйдя из квартиры Хогарти. Вы сказали, что разговаривали по телефону со своим другом. А не была ли этим другом официантка из ресторана «Домовая кухня» Хейзл Стикланд?
Лицо Серла выразило тревожное недоумение.
– Почему?.. Я…
– Не забывайте, – предупредил Мейсон, поднимая указательный палец, – что вы находитесь под присягой.
– Да, я звонил ей, но не в ресторан.
– И что вы ей сказали?
– Я протестую! – снова вмешался Киттеринг. – Вопрос неправомерный, несущественный и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно.
– Протест принимается, – согласился судья Кнокс. – Устанавливайте время разговора, адвокат, его содержание выходит за рамки перекрестного допроса.
– Ваша честь, я считаю, что это важно, – ответил Мейсон.
– А я – нет. Сейчас этот вопрос неуместен. Вы проводите перекрестный допрос и, следовательно, имеете право задавать наводящие вопросы. Если полагаете, что тема так же важна, обоснуйте это.
Повернувшись к Серлу, Мейсон поинтересовался:
– Разве не правда, что вы попросили Хейзл Стикланд собрать вещи и уехать из города? Что вы ее встретите, дадите денег и все объясните?
– Аналогичный протест! – сказал Киттеринг.
Судья Кнокс хмуро посмотрел на Перри Мейсона:
– Есть ли у вас основания, адвокат, полагать, что это связано с данным преступлением?
– Да, ваша честь! – ответил Перри Мейсон. – Эта девушка работала официанткой в ресторане «Домовая кухня» и дружила со свидетелем. В тот вечер, когда произошло убийство, Серл встретился с Биллом Хогарти до того, как тот отправился к себе на квартиру. Он пригласил Хогарти пообедать в ресторан «Домовая кухня». Их обслуживала Хейзл Стикланд. В тот вечер в ресторане подавалось два комплексных обеда. Один состоял из печеной картошки, другой – из бараньих отбивных с печеным картофелем и зеленым горошком. Серл с Хогарти заказали мясной обед… У меня с собой есть меню из этого ресторана, в котором указаны блюда комплексных обедов на каждый день недели.
– В котором часу это было? – осведомился судья Кнокс в замешательстве.
– Приблизительно в шесть или в шесть пятнадцать вечера, – ответил Мейсон.
– Но в этот вечер свидетель с Хогарти обедали у него на квартире, – подчеркнул судья Кнокс. – По-моему, это сомнений не вызывает.
– Взгляните на его лицо, и вы поймете, что здесь еще далеко не все ясно, – ответил адвокат.
Киттеринг поднялся на ноги.
– Я протестую по поводу подобных совещаний между судом и адвокатом. Здесь я усматриваю предубеждение.
Судья Кнокс мельком взглянул на бледное и вытянувшееся лицо Серла и снова перевел взгляд на Перри Мейсона.
– Протест отклоняется, – заявил он. – Свидетель, отвечайте на поставленный вопрос.
– Разве это не так? – продолжил Мейсон. – Разве вы только что не об этом говорили?
– Нет, – ответил Серл напряженным и неприятным голосом.
– Вы хотели, чтоб Хогарти помог вам выпутаться из неприятного положения, уплатив за вас залог. Но он не стал этого делать, – сказал адвокат. – Вы же знали, что, если даже он согласится, вам никогда не позволят снова открыть ваше дело. Вы были в бешенстве. Заплатили ему за этот бизнес, требовали, чтобы он вернул вам деньги, и настаивали на уплате залога. Тот отказался. Тогда вы задумались. Вы знали, что у него оставалась бóльшая часть тех двадцати тысяч и, может быть, он даже носил эти деньги при себе. Выйдя от него, вы стали размышлять, как бы завладеть ими, но сделать это так, чтобы у вас было стопроцентное алиби. Вам было известно, что эксперты судебной медицины устанавливают время смерти по анализу пищи в желудке убитого. Вам было также известно и то, что Хогарти обедал в шесть пятнадцать и что он ел. Приблизительно через два часа вы пришли к нему и убили его. Прошло уже достаточно времени после этого, и можно было заказать обед в расположенном рядом ресторане, приказав принести то же самое, что Хогарти ел в «Домовой кухне». Когда официант принес заказ, вы, скорее всего, находились в спальне, вероятно беседуя с духом хозяина квартиры. На самом же деле, поскольку в это время Хогарти был уже мертв, вы разговаривали сами с собой, меняя голос, чтоб создалось впечатление, что говорят двое. Ведь это правда?