Вдохни океан (СИ) - Обр Ольга

Риад встречает пустотой и пылью, здесь явно требуется нехилая уборка. И это как раз то, что мне сейчас нужно. Вожусь с тряпками и средствами для мытья, освобождая голову от хоровода депрессивных мыслей. Методично отмываю кухню, свою старую спальню. Когда раздумываю, стоит ли приступать к тренажерке, или оставить до завтра, раздается звонок в дверь. Я никого не жду, поэтому приходится надеть никаб и абайю, прежде чем выйти к воротам. С удивлением нахожу там все того же паренька доставщика, который исправно носил нам обеды, когда мы еще жили здесь с Киром. Он кивает мне с задорной улыбкой, как старой знакомой, и вручает пакет с горячим обедом. Кирам все так же заботится обо мне… И от этого в разы хуже, чем если бы он просто забыл о моем существовании. Миллионы «если бы» и сожаление о возможном, но так и не наступившем счастье разрывают сердце.

Несколько последующих дней протекают в унынии и одиночестве. Но потом я собираюсь с мыслями и силами. Он отпустил меня. Пока что недалеко, но отпустил. Осталось дожать.

КИРАМ

Алия позвонила мне, когда я ехал из университета в офис. Требовала поговорить с Мари, якобы та унижает ее и не дает прохода. В то же время пришло сообщение о передвижениях Мари. Поняв, куда она едет, и, судя по скорости передвижения, в весьма взбешенном состоянии, я запаниковал. Велел Турабу отправляться вслед за ней. Когда мы спустились с водителем на пляж, и он сказал, что здесь ее одежда, но ее самой нет, в том числе в воде — это просто убило меня. Она раз за разом убивает меня. Я кричал как раненый зверь, оплакивая мою девочку, а она… Она просто плавала. Это невыносимое создание сделает меня седым уже к двадцати пяти. Но другую мне не надо, вот в чем беда.

Мне ничего не остается, кроме как отпустить ее. И это чертовски больно. Находясь дома, стараюсь закрываться в своей комнате, чтобы как можно меньше пересекаться с Алией. Она до противного назойлива. И я прекрасно отдаю себе отчет, что это она сделала все возможное, чтобы выжить мою бейгали из этого дома. А Мари слишком гордая для того, чтобы терпеть или вступать в разборки с беременной женщиной.

Когда понимаю, что из всех возможных вариантов она выбрала риад, иду в зал и долго колочу грушу, не надев бинты, разбивая в кровь костяшки. Риад, который ей никогда не нравился. Просто потому, что это максимально далеко отсюда. Это уничтожает меня. Вспоминаю, что Мари не умеет готовить. Боюсь, что опять доведет себя до такого состояния, как прошлым летом, поэтому звоню в тот ресторанчик, что снабжал нас едой в первые полгода. Проходит несколько дней и она даже не звонит мне. Только одно короткое голосовое со словом «спасибо», на этом все. По ночам не могу найти себе места в слишком большой для одного кровати. Я привык к ее теплому соблазнительному телу у себя под боком. К субботе я уже готов лезть на стены, меня ломает, словно наркомана без дозы. После работы велю Алие собираться и мы едем к моим родителям.

Я рассчитываю оставить погостить у них жену и поехать к моей девочке. В конце концов, это они ее выбрали, вот пусть и повозятся с ней. Но так просто, как я планировал не выходит. Отец ведет меня к себе в кабинет для серьезного разговора. Речь, ожидаемо идет о Мари.

— Ты вообще не занимаешься своими женщинами, сын? — начинает издалека отец. Я молчу, потому что вопрос явно риторический, и жду продолжения. Которое не заставляет себя ждать. — То, в каком виде твоя бейгали была на пляже, одна… Это неприемлемо. К тому же ее видел посторонний мужчина. — Понимаю, что Тураб доложил обо всем отцу, и страшно злюсь на него. На них обоих, потому что это совершенно не их дело. Но отец, не обращая внимания на мои эмоции, продолжает. — Я, как глава совета старейшин, не могу оставить ее выходки без внимания, Кирам. Но я сделаю скидку на то, что она чужеземка. На первый раз мы замнем это дело. Но подобное не должно повториться, сын. Так же как и жалобы твоей жены. В противном случае, последствия не понравятся вам обоим. Надеюсь, мы поняли друг друга?

— Конечно, отец, — отвечаю уважительно, как того требуют традиции. Скрывая свою ярость. Он сейчас открыто угрожает моей женщине, и я ничего не могу сделать.

На самом деле могу. Это убьет меня, но я могу защитить ее. Приняв решение, я отправляюсь в риад.

Уже ночь, Мари, скорее всего, спит. С замиранием сердца открываю знакомую дверь. Двадцать шагов, десять налево, еще двадцать направо и снова налево. Вот и ее спальня. Захожу без стука и прислушиваюсь. Уловив дыхание, улыбаюсь и пробираюсь к ней в кровать, предварительно раздевшись. Она приникает ко мне всем телом, таким бесстыдно обнаженным и родным. Душу рвет отчаянная нежность. Мы бесконечно целуемся, не говоря ни слова, и мир снова становится целым. Я становлюсь целым. Пусть ненадолго. Но я сберегу эти мгновения в своем сердце как величайшую драгоценность…

34

МАРИ

Это одна из немногих ночей за последние полгода, когда я не вижу свой «излюбленный» кошмар. Сплю, как убитая. И первое, что вижу утром — это его улыбка. Снова невольно сравниваю его с Алексом. Тот всегда улыбается широко и открыто, словно вбирает в себя весь мир. Улыбка Кира — это лишь легкое движение губ, скорее даже намек на улыбку. Но она для меня бесценна. Целую его в уголок губ, пытаясь поймать ее, впитать в себя. Но она тут же ускользает. И, как будто не было целой ночи неземных ласк, мы начинаем сначала.

Выбираемся из постели только к обеду, когда раздается звонок доставщика. За едой обсуждаем какие-то мелочи: его учебу, наши планы с Диной. Все, что угодно, только не то, что действительно важно. После обеда валяемся у бассейна и плаваем, наверстываем украденное у нас время. Потом Кир неожиданно предлагает потренироваться. И сегодня, я чувствую разницу, — он учит меня по-настоящему, показывает наиболее уязвимые места человеческого тела. Раз за разом повторяем одни и те же движения. И это явно не какие-то единоборства, ближе к уличной драке или боям без правил, не знаю. Потому что все эти приемы нечестные, направленные на достижение скорейшего результата и рассчитанные на то, чтобы я могла получить хоть какое-то преимущество перед заведомо более сильным противником.

— Отрабатывай их каждый день, хорошо? — просит Кир, когда мы уставшие падаем на маты.

Время уже к вечеру, я знаю, что ему скоро надо уезжать, и заранее чувствую одиночество, которое обрушится на меня, стоит хлопнуть входной двери. Поэтому в душ мы идем вместе, растягивая мгновения, проведенные друг с другом. Когда стоим под тугими горячими струями, можно позволить себе незаметно поплакать. Хотя, кого я обманываю? Кажется, он может определить, что я чувствую, по одному лишь дыханию.

— Я решил рискнуть с той операцией, помнишь? — говорит Кир неожиданно. И если он хотел отвлечь меня от моей грусти, то у него это стопроцентно получилось.

— Правда? Это же здорово, — радуюсь я. Затем не могу удержаться от шутки. — Ну, вот. Увидишь меня, какая я старая для тебя, и разлюбишь.

И да, я добиваюсь нужного эффекта — получасового заверения в моей молодости и привлекательности. Весьма, надо сказать, умелого и приятного заверения.

Когда, наконец, выходим из душа, я все-таки задаю главный вопрос:

— Когда ты летишь?

— Мы. Мы летим, Мари. Когда — не знаю, я займусь документами — разрешением на вылет, организую самолет. А тебе надо будет связаться с клиникой и обсудить все нюансы, когда они смогут нас принять. — Помолчав минуту, добавляет. — И узнай, пожалуйста, побольше о самой операции. Хотелось бы знать, к чему готовиться.

— Мог бы не уточнять, — я обнимаю его, прижимаясь так крепко, как только позволяют мои слабые женские руки. Мы оба понимаем, что осталось несказанным: он отпускает меня. Это билет домой.

КИРАМ

Я принял решение, но как же сложно его озвучить. Целый день собираюсь с силами и не решаюсь — слишком боюсь почувствовать ее радость от скорой разлуки. Вместо этого пытаюсь научить хоть каким-то элементам самообороны — там, где она будет жить, не самое безопасное место для женщины. Тем более для моей девочки, с ее тягой к приключениям. Как-то же она жила до меня, вклинивается ехидный голосок ревности. И там будет, кому ее защитить. Как бы больно это не было, но я действительно хочу, чтобы рядом с Мари был кто-то, кто удержит ее от безумных поступков. Пусть даже это будет чертов Эванс.