Жених и невеста - Алиса Ганиева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А обыск у вас был? – спросил кто-то.
Хадижу аж передёрнуло:
– Обыск? Пусть только попробуют! Они же Марату подкинут чего-нибудь обязательно. И книги, и наркотики, и оружие. У них фантазии хватит.
– Надо Халилбека подключить, – как будто сама про себя заметила мама.
– Халилбека? – нахмурилась Хадижа. – Ни за что! Он и сам только-только из тюрьмы. Не хочу, чтобы мой сын хоть боком имел с этим типом дело!
Свекровь выдохлась, присела на кровать. Одна из сестриц принесла ей холодной воды в хрустальном бокале. Опрокинув содержимое в рот, та оглядела меня и приказала умыться:
– Тушь потекла, рожа чёрная. Когда вытащим Марата из шестого отдела, увидит тебя – не узнает. Скажет: «Мама, не моя это невеста, не Патя».
Я улыбнулась сквозь слёзы и пошла к трюмо стирать нарисованное лицо.
– Такую красоту испортила, – тихо проныла одна из девочек, но я стирала дальше и дальше, пока не узнала саму себя – осунувшуюся, с красными глазами, страдальческим взглядом.
Отколола шиньон, развязала банты, тряхнула короткой своей стрижкой.
– Подожди, Патя, подожди, – испуганно повторяла Марина, с ужасом глядя на разрушающийся на глазах кукольный образ. Невидимки посыпались на ковёр, ожерелье со стуком полетело на столик.
– Хочу в туалет, – промычала я, снова двинувшись к выходу.
– Нет, не выходи! – закричали все хором и снова преградили мне путь.
– Так, девочки, принесите невесте горшок! – на весь дом закричала Хадижа. Кто-то из девочек побежал за горшком и притащил его из гаража – эмалированный, с трогательным цветочком на проржавевшем боку.
– Только выйдите, пожалуйста, я при всех не могу, – попросила я тихо.
Женщины начали нехотя переминаться и двинулись вон из комнаты. Люся задержалась, предложила:
– Я подержу тебе платье.
– Не надо! – отшила я резко. – Я сама!
Оставшись одна, я закрыла дверь на щеколду, повертела в руках горшок. И тут меня осенило. Я стянула свадебное платье, с невероятным трудом, расцарапав себе от спешки кожу предплечья. Сунула его в платяной шкаф, надела сложенный там же на полке бабушкин балахон, замоталась длинным шифоновым шарфом, напялила валявшиеся в углу резиновые сланцы-тапочки, сунула в карманы телефон и деньги, залезла на подоконник и спрыгнула в огород. Оттуда, сгибаясь, добежала до забора, перелезла через рабицу и помчалась закоулками к железнодорожной станции. Захотелось втиснуться в поезд и убраться из посёлка восвояси. Знала, что моё исчезновение только ещё больше смешает карты, но оставаться в комнате не хватало сил. Я задыхалась от бездействия.
Поднявшийся ветер срывал с меня шарф. Пришлось на бегу завязать его уродливыми узлами на шее. Мимо чужих ворот, гаражей, недостроенных башен юркнуть неузнанной на платформу, сесть в нагретый солнцем вагон…
Я добежала до «железки» выдохшаяся, с покалыванием в боку. В этот час обычно прибывал состав до города. А с городского вокзала можно пешком прямо к морю. Добегу до моря и ринусь в него прямо в одежде, задирая карманы, чтобы не промочить кошелёк и «трубку». А ещё лучше нырнуть и поплыть, бросив всё на песке. Станет легче, обязательно станет легче.
На крылечке кафе «У Заремы» грызла подсолнуховые семечки одна из хозяйкиных невесток. Проводила меня взглядом до поворота, но, кажется, не узнала. Зазвонил мобильник. Кто-то из домашних закричал из трубки:
– Ты где? Ты где?
– Оставьте меня пока. Я в порядке, – отчеканила я в ответ и выключила телефон. Состав действительно приближался. Я успела тютелька в тютельку. Залезла в воняющий раскалённым металлом тамбур, забилась в угол, подождала, прикрывшись шарфом, пока спустится из вагона низенькая старушка и со скрипом захлопнется дверь. Наконец поезд дёрнулся и посёлок начал уплывать в сторону. А море становилось ближе и ближе, ближе и ближе.
* * *В «Таверне» на берегу галдели завсегдатаи. Халилбек подлил Марату десертного, капнул неловко на свою защитного цвета футболку и указал на исчезающее за морским горизонтом светило:
– Что это значит, ученик?
– Что день закончился?
– В частности. А если точнее?
– Наверное, то, что всё заключено в точке, – лениво пролепетал Марат.
– Верно, верно… – закивал Халилбек, обрадованный догадливостью собутыльника.
Солнце и вправду превратилось в оранжевую точку, утекая в обратный, перевёрнутый мир на другой стороне Земли. Бывший узник потянулся за новой бутылкой, заслонил головой светило, и пьяные глаза Марата замигали, вдруг различив вместо дикого берега и бегущих к нему морских барашков – тесные стены тёмной комнатки и силуэт следователя, загородившего собою лампу. До этого лампа слепила электрическим светом, и теперь стало легче.
– В бункере Адика «лесные» давно укрывались?
Голос следователя подражал басу полковника Газиева.
– Не знаю ни про какой бункер… – еле выговорил Марат, потратив вечность, чтобы разлепить спёкшиеся губы.
– Сейчас тебя оторвут, понял – нет?! – без особой ярости, а даже как будто с усмешкой пригрозил следователь, уже утомившийся от избиений и мата. – Ты всё подписал. Свидетельница дала показания. А будешь вонять – потеряем!
Марат со сдавленным стоном двинул омертвевшей, распухшей под разорванной брючиной ногой. Чёрные стены комнатушки размазались в кляксы и потекли ручейками на пол. Силуэт в нимбе колючего света задрожал, качнулся:
– Говори, хайван[32]! А то такое привяжем – родные от тебя откажутся!
Вокруг загремело хором, как будто кричали допросчики, спрятавшиеся в шкафах:
– Привяжем! Привяжем! Привяжем!
Марату всё-таки удалось переставить свою онемевшую ногу.
– Ты привязан, я привязан, все к чему-то привязаны, – продолжал Халилбек, откидываясь назад на стул и откупоривая бутылку. – Главное – от всего отвязаться. И ещё, если смотреть на солнце, потом на себя самого, сам станешь солнцем…
В стопах жгло и покалывало. Отсиженная нога Марата лежала, выпростанная, под лучами. Пьяное видение ушло. Вдоль берега, по колени в воде, замочив подол безразмерного платья, брела далёкая женская фигурка. На причале покачивалась старая лодка, жаловались на подступавшую ночь беспокойные чайки, и прибой заглушал голоса завсегдатаев. В который раз кончалось что-то, чтобы наутро начаться снова. Кончалось, кончалось и тихо, беззвучно кончилось. Осталось только море. И плеск подступающих вод, и бульканье вина. Стало так хорошо, что лучше некуда, лучше быть не может. Одна точка.
Сноски
1
От араб. «причина». Талисман, обычно в виде кожаного треугольника со вшитым внутрь аятом из Корана и вольной молитвой, написанной на листочке духовным лицом. Ношение сабабов осуждается салафитами как проявление многобожия и неверия.
2
Населённый пункт, административно входящий в горный район, но находящийся на равнине, в зоне отгонного животноводства. Возникает на месте пастушьих стоянок на зимних пастбищах.
3
Браток (авар. «вац» – «брат»).
4
Род в Дагестане.
5
Приверженец одного из исламских мировоззренческих учений, суть которого в том, что человек абсолютно свободен в своих помыслах и совершенных поступках, и Бог не принимает в этом участия.
6
«Обособившиеся, отделившиеся, удалившиеся» – представители первого крупного направления в исламской философской литературе. Относятся к кадаритам.
7
Традиционное блюдо, имеющее множество вариантов (у каждой народности – свой). Аварский хинкал – блюдо из пампушек варёного теста, кусков варёного мяса, бульона и разнообразных соусов.
8
Сура из Корана, которую читают над умершими.
9
Обращение к мужчине в Дагестане.
10
Традиционное блюдо в виде печённых на сухом противне, а затем смазанных маслом и присыпанных толокном очень тонких круглых лепёшек, начиненных творогом, зеленью, тыквой и др. Даргинские чуду гораздо толще и начинены мясом.
11
Если будет на то воля Аллаха (араб.).
12
«Думающий, размышляющий» (араб.) – ученик в мусульманской религиозной школе.
13
Изречение, одобрение, пример или действие пророка Мухаммада, сумма которых образует сунну, являющуюся авторитетной для всех мусульман и составляющую одну из основ шариата.
14
В шариате – запретные действия (араб.).
15
Прости, Господи (араб.).
16
Здесь – преступный правитель, изменяющий законы Аллаха. В целом, коранический термин, который означает «мятежник», «преступник», «человек, преступающий религиозные и моральные границы». Сейчас используется в отношении любой антиисламской личности, группы, партии или власти, выступающей за секулярные и материальные ценности Запада.
