Окруженец - Виктор Найменов

— Это танковое орудие, Вить! С «тридцатьчетверки»! Но как оно сюда попало?

Я только пожал плечами и перебежками бросился вперед, удобнее перехватывая автомат. Капитан следовал за мной, повторяя все мои движения, как привязанный. За это время мы услышали еще два пушечных выстрела, потом стали слышны только автоматы и винтовки, да редкие взрывы гранат. А еще характерный звук немецкого пулемета.

Наконец, мы подобрались, поближе, бой шел у самого края болота, и нам хороши были видны спины немецких солдат. Я повернулся к капитану и сказал:

— Сделаем так! Сейчас расходимся в разные стороны вдоль линии нападающих немцев, ты вправо, я влево, и начинаем воевать.

Работай спокойно, без суеты и лишней злости. Это ни к чему, погибнуть мы всегда успеем, ясно?

Мы пожали друг другу руки, дали по длинной очереди в спины немцев и разбежались. Я двигался перебежками, от дерева к дереву, и вел огонь по фашистам. Но делал это выборочно, когда был уверен в успехе. Сначала немцы ничего не соображали, наше нападение с тыла было для них полной неожиданностью. Они были уверены в своих силах и вжимали противника в болото. Но, с нашим вступлением в бой, положение сразу изменилось. Немцы не знали сил нападавших, и среди них началась паника. Сначала они медленно стали отступать, а потом и вовсе побежали. Я в первый раз видел бежавшего врага, выдержка изменила мне, и я поливал немцев длиннущими очередями. Обороняющееся почувствовали слабину противника и ринулись вперед, а я прекратил огонь и стал осматриваться. В окружающей обстановке было что-то необычное, и я никак не мог понять, что. Наконец, разобрался — из земли торчала танковая башня с орудийным стволом. Надо же, не ошибся капитан. В это время стрельба уже доносилась издалека и, наконец, стихла вовсе. Я решился выйти из укрытия, но делать это надо очень осторожно, иначе разгоряченные боем люди могли меня и подстрелить ненароком. Поэтому я перекинул автомат через плечо, поднял руки и спокойно вышел. На сразу нацелилось несколько стволов:

— Стоять на месте! Оружие на землю!

Я беспрекословно выполнил приказ и оглядел людей, стоявших передо мной. Среди них выделялись три человека в черных комбинезонах и танкистских шлемах, остальные были одеты, кто во что горазд. Вот ведь судьба у меня какая! Снова попал в плен к партизанам, хотя выручал именно их. Но и партизан тоже можно понять, во время боя появляется какой-то подозрительный тип.

Но тут еще одно событие привлекло внимание партизан. Из-за деревьев вытолкали трех человек с поднятыми руками. Это были два немецких автоматчика и, конечно, капитан Борисенко! Вот дела! Надо как-то объясниться. Но мне не давали даже шевельнуться. В это время пожилой танкист сделал шаг вперед и внимательно всмотрелся в эту троицу. Смотрел долго, а потом с недоверием спросил:

— Ротный? Капитан Борисенко?

Глаза у Ваньки радостно заблестели, а рот растянулся до ушей:

— Так точно, товарищ комбриг! Командир второй роты второго батальона, капитан Красной Армии Борисенко Иван Петрович!

Комбриг только руками развел:

— Ты руки-то опусти, капитан!

Он шагнул к Ваньке, и они крепко обнялись. А пленных немцев в это время повели куда-то вглубь болота. Я сначала не поверил своим глазам, они как будто бы парили над поверхностью. Но все оказалось очень просто — в болото уходила сухая грива, метра в два шириной, а вдалеке виднелся поросший лесом остров. Просто с моего места этого сначала не было видно.

А танкисты отстранились друг от друга, и Ванька торопливо сказал:

— Товарищ комбриг, Юрий Иванович! Витьку пускай отпустят.

Тот сразу и не понял:

— Какого Витьку?

Ванька кивнул на меня:

— Да вот лейтенанта, пограничника!

Комбриг махнул рукой, и меня сняли с прицела. Наконец-то, руки совсем уже затекли, но я сразу же отдал честь:

— Лейтенант Герасимов Виктор Владимирович! Заместитель начальника Н-ской заставы!

И сразу же шутливо добавил:

— По тылам противника следую в расположение советских войск, товарищ комбриг!

Танкист тоже представился:

— Командир отдельной танковой бригады Иванов Юрий Иванович!

И тут же пояснил:

— С вверенным мне подразделением вел бой с превосходящими силами противника.

Он кивнул на одинокий танк, но, в отличие от меня, не улыбнулся. Только подошел и крепко пожал мне руку, а потом удивленно покачал головой и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Ну, надо же, пограничник!

Потом снова посерьезнел и поблагодарил:

— Спасибо вам, ребята. Немцы нас совсем уже поприжали, снаряды в танке кончились, да и было всего-то шесть штук. Конечно, к лагерю мы их не пустили бы, но это еще не факт. Вовремя вы немца по спине хряпнули, сразу в бега подался. Благодарю за службу, товарищи командиры!

Он отдал нам честь, мы поступили точно так же, и нас повели в лагерь. Вот так, второй раз за два месяца, я оказался у партизан. Около километра мы шли по суходолу, который местами прерывался, но был застелен гатью, и вскоре выбрались к лагерю. Среди густых елей были устроены землянки, которые с воздуха заметить невозможно. Бревна для строительства, вероятно, возили с «материка» на лошадях, я заметил следы конской телеги.

Комбриг завел нас в командирскую землянку, где находились два человека:

— Вот, товарищи, познакомьтесь. Наши, так сказать, союзники!

Он лично нас представил, а те, в свою очередь, поднялись со своих мест и поздоровались:

— Командир партизанского отряда Назаров Владимир Петрович.

— Комиссар Коростылев Александр Васильевич.

Оба они были средних лет, среднего роста, но у командира была богатая шевелюра, а комиссар почти лысый. Расспрашивать ни о чем не стали, только хорошенько накормили и заставили отдыхать в этой же самой землянке. Мы попытались противиться, но комбриг вдруг неожиданно рявкнул на нас:

— Лежать! Я кому сказал! И чтобы ни шагу из землянки.

Но потом, также неожиданно, улыбнулся:

— А иначе под трибунал пойдете, за неисполнение приказа в военное время. Все ясно? Капитан Борисенко?

— Так точно!

— Лейтенант Герасимов?

— Так точно!

— Ну, вот и хорошо! И давайте без всяких выкрутасов. А поговорим после.

Он еще раз строго посмотрел на нас и вышел из землянки. Я улегся удобнее, закинул руки за голову и сказал:

— Знаешь, Вань. А ведь это уже было со мной. Такое ощущение, что все повторяется. Тогда получилось очень и очень плохо. Начиналось так же хорошо, а закончилось погано.

— Да, я знаю. Ты же рассказывал. Лучше сплюнь, Вить, три раза. Все обойдется, и потопаем дальше. А здесь, сам же видишь, немцам к нам незамеченными не подобраться. Так что, будь спок, лейтенант! И выбрось из головы всякую дурь.

В ответ я задумчиво произнес:

— Хорошо бы, хорошо бы.

Но ощущение предстоящей беды снова не покидало меня. Я старался гнать его прочь, но ничего не получалось. Нужно постараться заснуть, снова нервы разболтались:

— Давай, Ванька, отдохнем до вечера. А там и узнаем, как попал сюда твой комбриг вместе с «тридцатьчетверкой».

— Поскорее бы, а то меня уже жаба задушила! Надо же такому случиться.

— На войне и не такое бывает, Вань. Все, давай спать.

Проснулись мы часа через три, и почти одновременно. Не сговариваясь, вышли на свежий воздух. На улице стоял теплый летний вечер. Поглядывая по сторонам, мы стали неторопливо прогуливаться по лагерю. Здесь все было устроено добротно и с умом. И здесь тоже готовились к войне, как и в отряде Медведя. Странно, как будто знали. Что и сюда фашисты доберутся. Нет, скорее всего, этот лагерь оборудовали уже во время войны.

К нам подошел молодой партизан:

— Товарищи командиры, возьмите свои вещи и идите за мной.

Мы недоуменно посмотрели на него:

— В чем дело, боец?

А он неожиданно очень зло посмотрел на нас и процедил сквозь зубы:

— Места вам освободились в землянке. Много мест, можно даже выбирать.

И с ненавистью сплюнул на землю. Но и меня тут же захватила неожиданная злость, я сгреб его одной рукой за отвороты пиджака, подтянул к себе и зашипел ему на ухо:

— А теперь, сопляк, слушай сюда! Мы не виноваты в гибели твоих товарищей, они погибли в честном бою, лицом к лицу с врагом. Ясно? Я два месяца иду от самой границы, и мой первый бой был страшнее, чем твой! Но иду я не просто так, а давлю этих гадов, где только можно, и даже там, где нельзя! А этот капитан на легком танке шел в лобовую атаку на немецкую броню! Так что злость свою на нас срывать не надо! И не тебе нас судить, понятно?

Я оттолкнул его, развернулся и пошел к командирской землянке. Капитан молча похлопал паренька по плечу и последовал за мной. Уже в землянке, когда собирали вещи, он спросил у меня:

— За что ты его так, лейтенант? Пацан он еще, не понимает ничего!