Спецназ не сдается - Михаил Нестеров

— Свинья! — уже в лицо капитану выкрикнула она.

Сергей Перминов не изменил позы. Дотянувшись до рации, он по громкой связи объявил команде сойти на берег.

— Немедленно, — по слогам произнесла Лена, — немедленно прикажи замазать это название.

— Замазать имя твоего мужа?

Она побледнела еще больше.

— Замолчи! Я ударю тебя.

— А я думал, что день у меня сегодня — полный отстой. Присаживайся, Рыжик. Даже в таких стройных ногах правды нет. Тяпнем «шила» по пять капель?

— Какая же ты свинья!

Сергей скосил на гостью глаза.

— Ты прям готова меня сожрать. Проголодалась, что ли, я не пойму? Или хочешь, чтобы я хрюкнул в ответ?

— Ты даже не соизволил извиниться. С соболезнованиями пришли все, кроме тебя. Это ты убил моего мужа!

— Не говори того, чего не знаешь.

— Ты бросил его — этого тоже не было? Ты бросил команду, оставив ее на море, преспокойно сел в лодку, добрался на ней до ракетного катера и — фьють! — девушка присвистнула, тряхнув своими густыми волосами.

— Откуда такие подробности? Разведка обнародовала материалы секретной операции группы морского спецназа?

— Жаль, что я не знаю подробностей. Но мне за глаза хватает того, что ты, спасая свою «лягушачью» шкуру, бросил товарищей. А потом сочинил какую-то сказку. Только в штабе ей не поверили, дураков там нет. Одни идиоты. Нам объяснили, что ты просто смалодушничал.

— Что-то я не врубился. — Сергей чуть приподнял козырек кепки. — Что, говоришь, я наделал?

— Смалодушничал! Очень красиво звучит. И тебя — убийцу — лишь выперли из флота.

— Все правильно. Только меня лишили еще и боевых наград, звания. Об этом тебе не сказали? А раз ты с ними в контакте, передай, что бывший лейтенант морского спецназа, а ныне матрос Сергей Перминов продал свою квартиру вместе с мебелью, обоями, тараканами и пылью и на вырученные деньги восстановил старую посудину, чтобы хотя бы еще разок выйти в море и забросить сети.

— Все? Больше ничего в свой душещипательный монолог не воткнешь?

— Не-а. — На губах Сергея замерла мечтательная улыбка.

— Хочешь поймать золотую рыбку? — съязвила гостья.

Как ни странно, абсолютно спокойный друг ее погибшего мужа и на нее действовал успокаивающе. Он не отпирался, чем окончательно возвел себя в ранг негодяя. А что толку тратить нервы на такую породу людей, их просто надо отстреливать, топить, как он проделал это с целой командой.

По пути на Каспий она рассказывала Ирине Постниковой банальную, может быть, историю о двух друзьях, чьи пути не разошлись, но пошли параллельными курсами — это точно. И один из них всегда догонял другого. Не хотел отступать? Черт разберет этого Сергея Перминова. Был ли он упрямым? Совсем недавно можно было и так сказать, а сейчас на языке вертелось другое: он был настырным, по-детски настырным. И... завистливым. Наверняка зависть к другу, которого в спеццентре ГРУ готовили к диверсионно-подрывной деятельности, и его толкнула взять авторучку и написать рапорт.

При очередной встрече Лене показалось, что Сергей выписался из госпиталя, где ему сделали сложнейшую операцию по пересадке легких на жабры: он выглядел болезненным и усталым, с поблекшим взглядом и словно пересохшими от жажды губами. Она не брала в расчет то, что Сергей прошел сложную подготовку боевых пловцов. Что его, как подопытного кролика, в течение нескольких месяцев подвергали физическим и психологическим нагрузкам, что его самый короткий учебный день состоял из шестнадцати часов: кроссы, плавание, гребля, полосы препятствий, психологические нагрузки.

Дальше — больше: марш-броски с полной выкладкой на сто километров, многомильные заплывы в гидрокостюмах и с буксировкой груза. Вместе с товарищами он прошел парашютно-десантную подготовку, прыгая по всей шкале высот, начиная с двухсот метров и заканчивая затяжными из стратосферы, опускаясь на различную местность в любую погоду и в любое время суток; огневую, минно-подрывную, разведывательную, радиотехническую, общую, горную специальную, морскую; рукопашный бой, подводный бой холодным оружием, выживание в различных условиях, и так далее.

Настырный? О да, очень настырный. Но не была ли им пропущена одна из основных специальностей: «преданность своему делу и вера в тех, кто идет за тобой»? Если нет, то эта дисциплина у него явно хромала. Причем на обе ноги.

Завистливый? Интересно, возгордился бы, попади он на Черное море, а не в «каспийскую лужу»? Явился бы перед бывшим другом черноморцем! Что ты!

Добился ли он цели? Да, но точно в «десятку» попасть не мог. Зато на чужую мишень хоть изредка, но поглядывал. И подмигивал своими ленивыми рыбьими глазами.

Нет, здесь ей больше делать нечего. И Лена от двери неожиданно спросила Сергея:

— На что истратишь три желания? Если поймаешь свою рыбку?

— Честно? — Он слегка прищурился из-под длинного козырька кепки.

— Надеюсь, ответишь искренне.

— Скажу рыбке, чтобы служила тебе верой и правдой.

— Мне? — Изящные брови Елены приподнялись.

— Ты сама напросилась на честность.

И вдруг ей в голову пришла совершенно сумасшедшая мысль, что Сергей поступил так с Яковом из-за нее. Возможно, сама дала повод — там, у подъезда, когда вела себя пусть даже естественно, подчиняясь своим желаниям, страсти. Дала ему надежду.

Но разве так поступают? Вообще, разве такое возможно?

Так и не получив ответов на свои вопросы, она вышла из рубки... тихо прикрыв за собой дверь.

А Сергей, что-то насвистывая, продолжил покручивать ногами рулевое колесо.

Влево...

Вправо...

Боцман Саксеев, скрывавшийся за рубкой, не пропустил ни слова. Он оставил свой пост, когда Елена Моравец покинула судно. Она ни разу не поднесла к лицу руку, чтобы смахнуть слезу, а ведь ее жесты говорили за то, что она плачет. Что ж, философски заметил боцман, каспийское солнце и ветер быстро сушат глаза. А порой и душу.

Девушка пропала из виду, когда вахтенный на дебаркадере приподнял створку, впуская гостью на левый борт.

«Командир группы морского спецназа...» — пронеслось в голове Саксеева. Вот, оказывается, кто купил это судно. С какой целью? Действительно — порыбачить?

Но мысли его скакнули в сторону. В ушах до сей поры стояли слова Сергея, интонации, с какими они были сказаны: «Скажу рыбке, чтобы служила тебе верой и правдой».

Рубка на траулере, расположенная близко к носу, не была ни барокамерой, ни отсеком в подводной лодке, разговор на повышенных тонах обрывочными фразами долетал даже до дебаркадера. И боцман, пару раз стукнув для приличия в дверь и войдя к капитану, не стал прятать явной заинтересованности. Как второе лицо на судне, он, казалось ему, имел право хотя бы на часть объяснений. В конце концов ему было не все равно, кто хозяин траулера — российский военный разведчик или сотрудник израильской контрразведки «Шин Бет».

— Ты велел прийти завтра, — неуклюже начал он разговор, думая о капитане: «Прилип ты, что ли, к своему месту?» И неожиданно для себя продолжил, встав у распахнутого окна и чуть сбоку от капитана: — Я все слышал.

— Что конкретно?

— Что ты бросил своих товарищей.

— Шура, — мягко попросил Сергей, глянув на помощника, — только без обиды. Ты мало что смыслишь в морских диверсиях, поэтому оставь свои подозрения при себе. И взгляд смени. Иначе откровенного разговора, на который ты надеешься, не получится. Я говорю с тобой открыто только потому, что нам с тобой работать. На мне нет вины, что я остался жив тогда, разве что заслуга.

— Работать, ты сказал. Когда начнем?

— От издевки в голосе тоже избавься. На днях выйдем в море. Кстати, был когда-нибудь у иранских берегов?

— У иранских? — удивился боцман, почесывая кучерявую голову.

— Ну да. Рыбки там полно.

29

В этот же вечер, начистив коричневые туфли до блеска, надев строгий костюм, капитан сошел на берег, чтобы встретиться в прибрежном кафе «Литораль» с дагестанцем по кличке Марс. Имя и фамилия у него были много длиннее — Магомед Магомедалиев. Местный рыбный воротила легко согласился на встречу с капитаном рыболовного судна, которое было готово к тому, чтобы приносить Марсу выгоду. Магомед еще удивлялся, что деловое рандеву заставляет себя ждать. Сам он никогда не торопил события, вмешивался лишь тогда, когда песочные часы опорожнялись во второй раз. На неком деловом жаргоне это означало, что Марс был честным воротилой.

Он был крупным человеком лет тридцати; не его золотая, больше походившая на причальный канат цепь и массивная «воровская» печатка добавляли ему солидности, а его огромный живот, который он, наверное, холил, лелеял и берег с заботой и бережностью роженицы.

«Литораль» было достойным заведением: никаких потайных комнат, где бы резались в азартные игры и нюхали кокаин. Хочешь нюхнуть — иди в чистый, как реанимационная палата, туалет и нюхай. В картишки можно было переброситься прямо за столом. И еще: никаких имитаций окон под иллюминаторы, никаких судовых колоколов над дверью и одноглазых официантов. Большие чистые окна, занавешенные плотными гардинами, симпатичные услужливые официанты со стопроцентным зрением.