Запретные цвета - Юкио Мисима

— Тебе не нужно бояться жизни. Заруби себе на носу: ни боль, ни горе не коснутся тебя. Никогда не принимать на себя ни ответственности, ни долга — моральное право красоты. У красоты нет времени заботиться о долге и отвечать за непредвиденные последствия своего влияния. У нее нет времени думать о счастье и тому подобном. И тем более о счастье людей. Именно по этой же причине красота обладает силой через страдание делать счастливым даже умирающего человека.

— А, теперь я понимаю, почему вы против аборта. Вы думаете, что Ясуко будет недоставать мучений, не так ли? Вы думаете, что на благо ей нужно сохранить ребенка, чтобы она не могла развестись со мной, если захочет, и чтобы доставить ей еще больше страданий. Ясуко уже сейчас немало натерпелась. Она — моя жена. Я верну вам эти пятьсот тысяч.

— Ты опять противоречишь себе. Ты говоришь: «Ясуко моя жена; я должен приложить усилия, чтобы развод с ней прошел безболезненно». Это как разуметь? Тебя пугает будущее. Ты хочешь избежать его. Тебя страшит перспектива видеть Ясуко, страдающую рядом с тобой всю жизнь.

— А что делать с моим страданием? Я тоже мучаюсь, вот сейчас. Я ни капельки не счастлив.

— Выкинь из головы все, что причиняет тебе боль, внушает чувство вины и приводит к раскаянию. Ютян, открой глаза! Ты совершенно невинный мальчик! Твои поступки не продиктованы страстью. Вина — это приправа к страсти. Ты же отведал только приправы и тотчас скорчил физиономию. Почему ты хочешь развестись?

— Я хочу стать свободным. Сказать по правде, учитель, я сам не понимаю, почему делаю все по вашей указке. Чувствую себя опустошенным, когда теряю свою волю. — Его невинные тривиальные слова, выплеснутые из сердца, постепенно переросли в вопль отчаяния. Юноша выпалил: — Я хочу быть самим собой! Я хочу жить подлинной жизнью!

Сюнсукэ слушал внимательно. Он думал о том, что впервые услышал стон своего художественного детища. Юити продолжил скорбно:

— Я устал от своей скрытности.

Впервые артефакт Сюнсукэ заговорил своими словами. Сюнсукэ пригрезилось, будто в этом ожесточенном и красивом юношеском голосе, в его ворчании отозвалась тяжкая-тяжкая колокольная мелодика. И в то же время это мальчишеское недовольство вызвало у него ухмылку. Однако это уже не были речи его творения.

— То, что меня называют красавчиком, меня нисколько не радует. Я был бы счастливей, если бы все говорили просто: «Какой обаятельный и занятный этот парень Ютян!»

— Судя по всему, — тон Сюнсукэ понизился, — твоим собратьям не суждено достичь подлинного существования. Взамен этого твои собратья, будучи в рамках искусства, могли бы оказаться самыми отважными противниками реальности. Видимо, твои собратья от рождения призваны носить это тавро. По крайней мере, мне так думается. Деяние — это такое представление, которое сидит верхом на реальности и погоняет ею, нанося последний удар; и шибает так, что у нее перехватывает дыхание. Благодаря этим эскападам представление всегда становится наследником реальности. Еще та штучка эта реальность! На нее влияешь, а она влияет на тебя; ты понукаешь ею, а она тобой понукает! Вот, например, кто непосредственно продвигает и правит реальностью, так это народные массы. Что касается представления, то его не спихнуть с места. Ничто на земле не может заставить его пошевелиться. Это по силам художникам, ответственность лежит на них. Только представление может привнести реальность в саму действительность; реализма не существует в природе, он есть только в представлении. Реальность, если сравнивать ее с представлением, это полная абстракция. В сфере реальности человечество, мужчины, женщины, любовники, семьи и прочее находятся в сожительстве. В сфере воображения, напротив, есть человечность, мужественность, женственность; есть любовь, которая утоляет любовников; есть жилище, которое становится домом, и тому подобное. Представление схватывает атом реальности, но при этом не валится с ног. Представление, как стрекоза, отражаясь на поверхности воды, скользит над ней и незаметно для наших глаз откладывает яйца. В воде вырастают личинки, и настает день, когда они взлетают в небо. Они знают все подводные секреты, но смотрят на мир воды свысока, с презрением. Вот в чем заключено призвание твоего братства! Однажды ты пожаловался, что тебя раздражает принцип правоты большинства. Сейчас, однако, я уже не верю твоему раздражению. В чем заключается оригинальность любви между мужчиной и женщиной? В современном обществе браки, основанные на инстинктах любви, стали редким явлением. Обычаи и образцы проникают даже в первичные импульсы. И какие образцы, на твой взгляд? Поверхностно-художественные образчики! По глупости своей многие молодые мужчины и женщины пребывают в убеждении, что подлинная любовь случается только в каких-нибудь художествах, а их собственная любовь есть не более чем бездарная подделка. На днях я посмотрел романтический балет с одним танцором, опять же вашим, так сказать, собратом. В роли любовника он был бесподобен, великолепно изображал тонкие переживания влюбленного мужчины. Однако любил он не красавицу балерину, а мальчика-подмастерья, который исполнял в этом спектакле незначительную партию и появлялся на сцене ненадолго. Что опьяняло в этом любопытном зрелище, так это совершенная искусственность его игры. И все потому, что он не испытывал желания к своей партнерше по сцене. Любовь, как он изображал ее на подмостках, была для молодых женщин и мужчин этой неискушенной публики тем, что называют в этом мире образцом любви.

Эта замысловатая затянутая речь Сюнсукэ разочаровала Юити. Она не облегчила его душевных тягот. То, что было важным, когда он вышел из дому, на обратном пути стало малозначительным.

Во всяком случае, Ясуко хотела ребенка. Его матери тоже не терпелось обрести внука или внучку. В таком же ожидании с самого начала пребывали родители Ясуко. Этого же хотел и Сюнсукэ! И хотя Юити сознавал, что для счастья Ясуко был необходим аборт, убедить ее в этом представлялось крайне затруднительным. И насколько бы отвратительной ни была ее тошнота, силы ее возрастали и она упорствовала в своем праве иметь ребенка.

Наблюдая за друзьями и недругами, бегущими вприпрыжку и пританцовывая за своим несчастьем, Юити испытывал головокружение. Он впадал в уныние, сравнивая себя с предсказателем будущих несчастий. В тот вечер он пошел в «Рудон», сидел один и напивался. В думах о своем слишком раздутом одиночестве он все больше ожесточался, затем покинул бар с малопривлекательным мальчиком, чтобы провести с ним ночь. Шумный, войдя в пьяный раж, он плеснул виски за шиворот своему дружку, который еще не успел накинуть куртку. Паренек пытался отделаться шуткой, рассмеявшись одобрительно, но натужно. Он глядел на своего обидчика с раболепием. Выражение его лица погрузило Юити в уныние. На носке у мальчика высветилась здоровущая прореха, отчего настроение Юити стало еще более поганым.

Мертвецки пьяный, он уснул, не коснувшись мальчика. В середине ночи проснулся от собственного крика. Ему приснилось, будто он прикончил Сюнсукэ. В темноте Юити с ужасом разглядывал свои влажные от пота руки.

Глава двенадцатая

Gay party

Со своими терзаниями и колебаниями Юити кое-как дожил до Рождества. Время, когда аборт еще был возможен, миновало. В один из дней, по-прежнему унылых и мучительных, он поцеловал госпожу Кабураги. От его поцелуя она почувствовала себя моложе лет на десять.

— Где ты собираешься провести Рождество? — спросила она.

— Рождественский вечер думаю провести с женой, хотя бы немного побыть примерным мужем.

— А мой муж ни одного Рождества не провел со мной! Я полагаю, что в этом году тоже придется праздновать порознь.

Юити поцеловал ее напоследок еще раз и поразился ее церемонности. Заурядные женщины в подобных обстоятельствах тотчас кинулись бы на шею разыгрывать роль влюбленной, но госпожа Кабураги, напротив, взяла свои чувства в узду и ускользнула от своего повседневного смятения. Юити был весьма напуган мыслью о том, что он любим такой благоразумной женщиной, которую не знал с этой стороны ни один мужчина.

У Юити были другие планы на Рождество. Его пригласили на Gay party в один дом, расположенный на горах Ооисо. «Гей» на американском сленге означает «гомосексуалист».

Это был особняк. Налог на имущество с него не взимался, дом был выставлен на продажу и не требовал расходов на содержание. Джеки, имевший стародавние протекции, ухитрился взять этот особняк в аренду. Им владела семья главы бумажной компании, которая после смерти своего кормильца сняла маленький домик в Токио и скромно проживала в нем. Когда они время от времени наведывались в этот сдаваемый внаем особняк, который был раза в три просторней их жилища, с садом в десять раз больше, чем их нынешний, они поражались постоянной шумихе тамошних гостей. Ночью, когда отправляешься на поезде со станции «Ооисо» или проезжаешь мимо, в глаза бросается свет в гостиной. Приезжающие к ним отсюда в Токио знакомые говорили, что горящий в их старом доме яркий свет вызывает у них ностальгические чувства по прошлым временам. «Уму непостижимо, как удается им так роскошно жить? — делилась своими подозрениями вдова. — Как-то раз я заглянула к ним в дом и застала их за такими богатыми приготовлениями к банкету!» Никто, впрочем, толком не знал, что происходило в том особняке с прилегающей обширной лужайкой и панорамой на побережье Ооисо.