Русский струльдбруг (сборник) - Геннадий Прашкевич

Костенурка печально наклонила голову.

…светлая, широкая дорога – путь, который каждомуоткрыт.Что мы ждем? Пустыня внемлет Богу и звезда с звездоюговорит.

Я вдруг пожалел, что вышел из дома. Так получается, что куда я ни приду, количество загадок множится.

– Вы много читаете?

– Да нет, наверное, – ответил я.

– А что читали самое последнее?

– Да так… «Триста актов»…

– Мне следует покраснеть?

– Да нет. Бухучет всего лишь.

– Может, для ваших дурацких игр большего и не надо?

Я не протестовал. Умная доисторическая леди. Прожила интересную жизнь. Все помнит, а у меня – и прошлого нет, и будущее аморфно.

– У меня когда-то был брат, – негромко произнесла Конкордия Аристарховна.

Я даже оглянулся. С таким, как у нее, лицом спросишь на рынке табуретку, так еще и бонус всучат – намыленную веревку.

– Брат спас меня…

Я кивнул. Я слушал.

– Мой брат был майором НКВД…

Костенурка внимательно следила за моим лицом.

– Однажды он не вышел на службу. Это уже в конце тридцатых. Был у него любимый зеленый чемоданчик – для командировок. При обыске тот чемоданчик не нашли, но на письменном столе под мраморным пресс-папье лежала записка: «Ухожу из жизни». Странно, да? Уйти из жизни с зеленым фибровым чемоданчиком. Через много лет я нашла записку брата в одном закрытом партийном архиве. «Не считаясь с жертвами, нанесите полный оперативный удар по местным кадрам, – цитировал он поразившее его указание шефа. – Да, могут быть случайности. Но лес рубят – щепки летят». Мой брат не хотел принимать тезис о летящих щепках. Он не был пай-мальчиком, но указания наркома его ошеломили. Он не хотел, не нашел в себе сил считать, что эффективность работы преуспевающего чекиста подчеркивается именно количеством арестов. А те слова «железного наркома» много раз цитировались. Вы, наверное, уже поняли, мой брат был выдвиженцем Ежова. Когда Николая Ивановича выдворили из НКВД и перекинули в наркомат связи, брат понял опасность и отправил меня на Западную Украину.

– И этим спас?

Она неопределенно вздохнула.

– Ладно. Рассказывайте. Как ваш брат?

– Конечно, записке не поверили. Ориентировка на брата попала на все пограничные пункты. Установили слежку за близкими и дальними родственниками. Убегать от смерти никому не возбраняется, правда? – она улыбнулась. – Но куда и как можно бежать от верной смерти?

– Может, в сторону верной любовницы?

Конкордия Аристарховна улыбнулась:

– Сразу видно, вы привыкли играть?

Я притворился непонимающим. Она напомнила:

– А эта ваша игра. «Нет плохих вестей из Сиккима».

И вдруг спросила. Странно спросила:

– Ваши герои, они дойдут до Шамбалы?

– Не знаю. Должны. В каком-то смысле.

– Вы же автор!

– Дизайнеры и разработчики тоже влияют на тактику.

– Да ну, – не поверила она. – «Разработчики»… Жрут водку, не читают книг, китайцы и шерпы для них одинаково желтые. Вы что это, всерьез? Когда это пьяницы указывали нам путь в страну счастливых?

– Даже банда уголовников может построить коммунизм, если им хорошо платить.

– Это вы сами придумали?

– Да нет, прочитал где-то.

– Но почему Сикким? Почему?

– Да просто захотелось закольцевать один известный сюжет.

– Какой именно? – заинтересовалась костенурка.

– «One Hand Clapping».

– «Одинокий аплодисмент»?

– Да. Я о романе Берджеса. Англия пятидесятых. Но это не важно. Игра всегда условна. Мне хотелось чего-то близкого к реальности, понятное людям понимающим, чувствующим. Молодой Говард торгует подержанными автомобилями. Тут можно эффектно показать гонки на старых тачках, – машинально отметил я. – А жена Говарда по имени Джанет работает в продуктовом магазине. После многих не очень удачных попыток прочно встать на ноги Говард задумывается о бессмысленности своего существования.

– Вы это серьезно? Разве компьютерные игры такое передают?

– Хочу попробовать.

– А-а-а…

– Этот Говард отличался фотографической памятью. Эта особенность однажды помогла ему выиграть в фотовикторине десять тысяч фунтов. Как вам такой расклад? Это не какой-то там электрический утюг, – мягко уколол я костенурку. – Делая удачные ставки на скачках, Говард увеличил выигрыш до восьмидесяти тысяч, и теперь в его голове созрела мысль: взять от жизни все, что можно купить за деньги, а затем вместе с Джанет покончить с жизнью.

Костенурка вежливо поджала губы.

Наверное, не любила намеков на конечность жизни.

– Для полноты ощущений Говард заказал одному своему знакомому поэту стихи, в которых была бы отражена его пессимистическая философия, и отправился с Джанет в кругосветное путешествие. А по возвращению раскрыл жене свой замысел. Но Джанет, полюбившая мир, который вдруг оказался таким большим и разнообразным, уже не хотела участвовать в подобном социальном протесте. Защищаясь… Да, защищаясь, она убила супруга… утюгом…

– Чувствуется перекличка с одним известным русским писателем…

– Потом, спрятав труп мужа в сундук, Дженет ответила на нежные чувства некоего поэта, ранее скрываемые им, и начала жизнь с новоиспеченным супругом. Однако поэт, давно отравленный пессимистической философией Говарда, скоро сам начал поговаривать о тщете сущего…

– И Джанет опять взялась за утюг?

Мы рассмеялись. Костенурка подвинула ко мне конверт.

– Это мне? Что там? Неужели фотографии Шамбалы?

На этот раз доисторическая леди не улыбнулась.

– Неважно. Вам понравится.

– Но сегодня у вас день рождения.

– Это неважно. Я хочу напомнить вам…

– О чем?

– Об истории.

– Мои интересы лежат в стороне.

– А что вы помните о своих интересах?

– Я не о науке. Ею пусть занимаются Ойлэ и Паша.

– Пустышки, – вежливо заметила костенурка.

– Мои друзья, – вежливо напомнил я.

– Они не учитывают закон октав.

– А я учитываю?

– Конечно.

– С чего вы такое взяли?

Она рассеяно провела пальцем по краю кофейной чашки:

– Тот карлик… Помните, вы рассказывали… Он постоянно болел… Мне интересно, доберется он до Шамбалы? Удастся ему спрыгнуть с колеса?

Я покачал головой.

– Он умрет. На соляной плите, брошенной на могилу, красноармейцы высекут семь слов: «Я же говорил вам, что я болею».

Конкордия Аристарховна покачала головой:

– Впечатляет. Но интересоваться надо историей, а не анекдотами.

– А я всегда считал, что история – это один сплошной томик анекдотов?