Перепрыгнуть пропасть - Геннадий Прашкевич

Геннадий Прашкевич

ПЕРЕПРЫГНУТЬ ПРОПАСТЬ

1

Мир уцелел потому, что смеялся.

Биофизик Петров не понимал народной мудрости.

Когда от Петрова ушла третья жена, он вообще забыл о юморе.

В своей экспериментальной лаборатории, в этой чудовищной железобетонной чаше, полностью изолированной от внешнего мира и тщательно имитирующей условия панэремии – всеобщей первобытной пустыни, какая властвовала на нашей планете в первый миллиард лет своего развития, Петров работал так прилежно, так всерьез, с такой серьезностью, он так жестоко выжигал сумасшедшими молниями глинистые и горные породы, так ожесточенно травил их разнообразными естественными кислотами и умопомрачительными атмосферами, что я иногда начинал сомневаться – работает Петров над проблемой самозарождения жизни или же его цель – убить всякие ее зачатки?

Впрочем, теория абиогенеза, разрабатываемая Петровым, выглядела весьма перспективной.

Шеф к нему благоволил.

Мы тоже многое ему прощали.

Поэтому я и утверждаю: Петров не врет.

Пасся черный бык под его окном, и телевизор у него не работает, и стены в квартире безнадежно испорчены. Короче, случившееся той ночью в Академгородке – вовсе не выдумка.

Они, утверждает Петров, явились, когда он спал.

Ну, понятно, квартира прокурена. Бутылки со стола не убраны. В кофейных чашках мокли окурки. Крепкий сон в такой атмосфере невозможен, к тому же в глаза ударил свет. Наверное, решил Петров, кто-то из ребят, забегавших с вечера, задержался, уснул где-то в углу, а теперь шарашится, пытаясь понять, где находится?

На всякий случай Петров сказал:

– Оставь мне пару сигарет.

И открыл глаза.

2

Их было двое.

Нормальные ребята.

Правда, незнакомые, но оба в хороших кожаных пиджаках.

Длинный, например, был при галстуке. В таких галстуках ходили в годы юности Петрова. Эй, чувак, не пей из унитаза. Ты умрешь, ведь там одна зараза. И все такое прочее. Длинный бесцеремонно устраивался в единственном кресле, не зная, что оно может развалиться под ним в любой момент. А Коротышка копался в книгах, горой сваленных под наполовину разобранным стеллажом. Время от времени он с гордостью приговаривал:

– Я же говорил, что мы его найдем. Вот и нашли!

На что Длинный удовлетворенно кивал:

– Ухоженное местечко.

Не похоже, чтобы он льстил.

Скорее, констатировал тот факт, что ухоженным местечком можно называть и свалку под городом. Однокомнатная квартира Петрова так и выглядела. Наполовину разобранный стеллаж, кое-где застекленный (Светкина выдумка). Беспорядочные груды книг, фотоальбомов, пластинок (Ирка любила музыку). Белье, разбросанное по углам (Сонька так и не приучила Петрова к порядку). На пыльном экране неработающего телевизора затейливо расписался кто-то из приятелей, наверное, Славка Сербин. Ну, понятно, немытые чашки, окурки, шахматные фигурки, бутылки, черт знает что – куча мала, барахло, никому не нужное.

Ухоженное местечко.

Может, оно и было таким. Но не теперь, когда от Петрова ушла его третья жена – Сонька. Если ребята в кожаных пиджаках, подумал он, явились как представители некоего Союза женщин, когда-то обиженных им, то Соньке будет чему порадоваться. Ведь ясно, что создание такого антигуманного Союза могло быть делом только ее рук.

Уж никак не Светки и не Ирки.

Ирка вообще была тихоня. Уходя, не забрала ничего, кроме горьких воспоминаний и неизлечимых обид. Петров даже справку выдал ей о перенесенных страданиях. В течение почти десяти лет он тайком вел дневник, в котором аккуратно отмечал все семейные ссоры. Он во всем оставался ученым. Если подвести правильную теоретическую базу под факты, приведенные в дневнике, считал он, семейная жизнь станет прозрачной. Можно сделать некоторые выводы. Около семнадцати тысяч мелких и крупных ссор, около семидесяти тысяч мелких размолвок – есть над чем поломать головы социологам. Что бы они ни утверждали, но семейная жизнь людей до сих пор полна странных тайн, постижимых не более, чем онтогения. Можно до мельчайших подробностей проследить сложнейший путь превращения зачатка оплодотворенной материи в семейного человека, суть проблемы от этого не ясней. Государство теряло и продолжает терять ежедневно миллионы рабочих часов только потому, что особи, должные работать качественно и умело, работают некачественно и неумело, потому что страдают от неразделенной любви или от семейных раздоров.

Пытаясь понять, что, собственно, происходит, кто эти гости, Петров, как всегда в трудные минуты жизни, поднял взгляд горе – к портрету знаменитого Академика, несколько косо висящему на стене.

Бородка клинышком.

Ясный взгляд, галстук-бабочка.

Петров считал Академика своим учителем.

К сожалению он только один раз удостоился чести зреть своего кумира.

На торжественном заседании, посвященном восьмидесятилетию со дня рождения Академика и пятидесятилетию его знаменитой работы «Происхождение жизни на Земле (естественным путем)», Академик, сидя в высоком кресле, поставленном рядом с трибуной, не по возрасту живо реагировал на все доклады и замечания. Петров просто залюбовался стариком, страшно жалея, что изящным научным построениям Академика так и не суждено было оформиться в современную физико-химическую модель. Что же касается собственных научных воззрений Петрова, довести их до Академика он не успел. Когда в перерыве протолкался к креслу, среди окруживших Академика дам и секретарей вдруг пронесся панический шепоток: «Где шоколадка? Где шоколадка Академика?» Видимо, пора было кормить старика. И Петрова оттерли в сторону.

Но эти двое, подумал Петров, вряд ли имеют отношение к Академику.

Скорее, к Соньке. Это она их подослала. За утюгом. Или за швейной машинкой. Или за висящим на стене живым деревом. А то, что время выбрано неурочное, так именно это и подтверждает Сонькину причастность к делу.

3

– Ухоженное местечко, – повторил Длинный.

– Ты спроси, спроси его, – обрадовался Коротышка. – Спроси его, где Листки?

– Лимит наших прав исчерпан, – помрачнел Длинный. – Придется искать самим.

– Да знаю, – недовольно откликнулся Коротышка. – Но ты спроси. У него такой вид, что он ответит.

Петров вздохнул.

Дверь он никогда не запирал и все же…

Третий час ночи… Утром в лабораторию… Подготовлена серия сложных экспериментов…

Вот если бы неожиданные гости могли подсказать, почему обычный минерал до определенного момента остается лишь обычным минералом, а потом вдруг превращается в информационную матрицу, вот если бы они могли подсказать, как происходит волшебная, в сущности, перекодировка минерала в белковый код (чего не удалось решить даже Академику), вот если бы они подсказали, что именно является решающим в этом переходе – колебания магнитного поля, тепловой фон, газовый состав атмосферы или еще какое-то невероятное или наоборот вполне вероятное стечение обстоятельств, тогда бы он с удовольствием встал, сварил крепкий кофе и, забыв о Соньке, или кто там еще их послал, неплохо бы потрепался с ними.