Валерий Еремеев - Тремориада

Вижу буквально название рок-фестиваля: “Наркотики против табака”. – Прям как “Хищник против Чужого”, – сказал Ар-каша. – Ну, да. Это предыдущий фестиваль, – кивнул Саныч и вышел с сигаретой на кухню, закрыв за собой дверь. Они пили до утра. Наливали неспешно и, не чокаясь, опрокидывали рюмки. То шумно выдыхали, то крякали с удовольствия, а то и молча хлебушком занюхивали. Заку-сывали и много разговаривали. Хорошо захмелели, да на этой волне и замерли, с гребня не соскальзывая. – А Макс, инвалид, ты о нем чего-нибудь слышал? – спросил Саныч Трескачёва. – Нет, – ответил тот. – Я как в Мурманск перебрался, так и не слышал о нём ничего. Да и друзья мы были такие, привет – пока – наливай. – Макс-то от взрыва пострадал. Дело случайное, – сказал Саныч. – А сколько по синьке да наркоте загну-лось… Жуть! Как на войне. – Война – дело молодых, – сказал Серёга. – А если её для них не придумывают – молодёжь сама находит способ, как убиться, – высказал Саныч. – Ерунда это, – сказал Серёга. – Война для каждого по-коления находится. Просто юность безрассудна, и это стано-вится ясно и самому, когда она проходит. Ну, типа как сумас-шедший никогда не поверит в своё безумие, пока он болен. – Чего-то вы совсем краски сгустили, – проговорил Аркаша. – А алкоголь-то причём? Все пьют и ничего. – Угу, – мотнул распущенной шевелюрой Саныч, при-нимаясь разливать по рюмкам. – И ничего. Выпив и закусив, Сергей сказал: – Меня не оставляет извечный русский вопрос. – Кто виноват? Что делать? – Аркаша говорил, заню-хивая огурчиком. – Меня интересует: на хрена козе баян? – пояснил Сергей.

– Ну, может, это очень музыкальная коза, – сказал Са-ныч. – Ты не о Ленке с музучилища? – Я о Терминаторах, – заявил Сергей. Аркаша, поперхнувшись колбасой, закашлялся, а Са-ныч, устроившись в кресле поудобнее, кивнул. – Очень интересно. Право, я заинтригован. – Нахрена Терминаторы с людьми войну устроили? Чего нам делить? – Терминатор пока только Калифорнию захватил, – сказал Саныч. – Вообще-то, на мой взгляд, борьба видов налицо, – заметил Аркаша. – А из-за чего нам с ними бороться? – удивился Серё-га. – Терминаторы могут улететь жить на Марс. И вообще – заселяться где угодно по всей вселенной, они ж желез-ные! А людям, как родителям своим, обеспечить достой-ную жизнь. На хрена им крохотная Земля, из которой всю нефть выкачали и немцам продали. Терминаторам скоро тут и смазаться нечем будет. – А за это и стали убивать. Всем разумным существам нужен повод и враг, – сказал Аркаша. – После потомки Терминаторов конечно же будут скрипеть: какие же бесчеловечные были первобытные Тер-минаторы, – засмеялся Саныч. – За Терминаторов! – воскликнул тянущийся к бутыл-ке Аркаша. Всё же время и градус взяли своё. Накрыло всех утром. Правда, Саныч выглядел почти молодцом на фоне еле ворочающих языками товарищей. Его не шатало, движения были чёткими, точными. Только вот глаза… Они остекленели. Плавающий взгляд сделался бессмыс-ленным и тяжёлым. Словно Саныч, находясь в глубоком нокауте, пытался продолжать смотреть на мир как ни в чём не бывало. Серёга взял из пачки Саныча, что на столике средь закуски, сигарету. Сказал: “Алилуйя!” и пошёл в другую комнату, звучно открывая дверь лбом. Через минуту раз-дался храп. – Ух, ты, – вроде как удивился Аркаша, сидящий на диване и глядящий в пол. Его пальцы самостоятельно на-щупали на столике пустую рюмку, подняли и опрокинули её в рот. Проглотив воздух, Аркаша зажмурил один глаз и выдохнул, повторяя: – Ух, ты. Саныч поднялся из кресла и прошёл в комнату, куда ушёл Серёга. Тот лежал на кровати, и торчащая изо рта не-прикуренная сигарета трепетала от мощного храпа. Саныч вернулся к столику. Аркаша уже спал, лёжа на диване. – Ух, ты, – теперь сказал Саныч и, налив себе рюмку, выпил. – Домой надо идти, – пробурчал Аркаша и перевер-нулся на другой бок. – Ты прав, дружище, – проговорил Саныч и пошёл одеваться. В автобусе Североморск-Мурманск его убаюкало, и та сила, что управляла телом даже в алкогольном нокауте, уснула. Саныч, проспав свою остановку, был разбужен во-дителем на конечной. И, видать, опасаясь, что вновь уснёт в автобусе, и теперь будет разбужен обратно в Мурманске, решил (то был краткий миг просвета сознания) пойти до дома пешком. И топать бы ему через весь город, да ещё в горку, кабы не милицейский наряд. Медвытрезвитель был недалеко от его дома. И, про-снувшись ночью, Саныч удивился, что он в своей кварти-ре, а не на казённой койке. Очень смутно, но он помнил милицейский “УАЗ-ик” в котором его везли. – Чего только не бывает, – пробормотал о наряде, раз-возящем по домам алкашей, Саныч и, поднявшись в тем-ноте на слабые, онемевшие в ступнях ноги, потащился в туалет. Блевать. Трескачёв зашёл в арку на Пяти Углах, туалет, слава Богу, был открыт. Спустившись по ступенькам в его тусклое нутро, Серёга отметил, что сегодня тут не воняет. Ни дерьмом, ни хлоркой. Озон! Как при грозе в чистом поле. Трескачёв, еле сдерживая мочевой пузырь, шмыгнул в первую же полу-кабинку и принялся расстегивать ширин-ку. Но молнию заело. Он и так, и сяк тянул её – никак! А сзади уж начала создаваться очередь. – Ну, что там, в самом деле?! – возмущался пожилой мужчина. – Бу-бу-бу, – поддержала его очередь. А молния – ну ни как! – Давай уже, в штаны дуй! – выкрикнула какая-то ба-рышня. – Не задерживай. – Бу-бу-бу! – соглашалась очередь. Серёга рывком оторвал голову от подушки и сел на кровати. К губе что-то прилипло. Он взял это что-то – си-гарета. Сунул её за ухо. Надо было срочно бежать в туалет. Смыв воду, Трескачёв, пошатываясь, пошёл в комнату к оставленному застолью. За окном был день. На диване спал сосед. Саныча не было. Серёга заглянул в коридор. Вещи Саныча отсутствовали. Точно, ушёл. Трескачёв убе-дился, что входная дверь захлопнута и, вернувшись к сто-лику, уселся в кресло. – Аркаш, – тихонько позвал Серёга. Гость не реагиро-вал, продолжая сопеть. Голова шумела, плохо соображала. Трескачёв налил себе полную рюмку. Выпил махом. Сморщился. И, просле-зившись, быстренько закусил капусткой с брусникой, что квасила жена. Повеселело. Он поднял с пола пульт и тихонько вклю-чил телевизор. Поклацав по программам, оставил музы-кальный альтернативный канал, где сейчас крутился клип RAMMSTEIN. Музыка воодушевляла. “Вечно марширующие немцы, – подумал Трескачёв и, налив ещё водки, залпом выпил. – А мы вот вам!” Сергей нащупал за ухом сигарету. Достав, покрутил её в пальцах. Пошарил глазами по столу. Зажигалки не было. Он поднялся и пошёл на кухню, шатаясь – водка вновь накатила. Склонившись и раскачиваясь над плитой, захотел прикурить. Жал на кнопку поджига, слышались щелчки, но газ почему-то не воспламенялся. Трескачёв выплюнул на так и не загоревшуюся конфорку сигарету. “Я выплюнул курить, а остальные бросают. Я опять некурящий”, – подумал, усмехнувшись, Сергей и, вконец опьяневший, поковылял к кровати. Аркаша услышал далёкий, из-за многих световых лет, шёпот Звезды. Как его это уж достало. Хотелось кинуть в Звезду тапком. Он так удобно улёгся на диванчик. А она нудит, чтоб он шёл домой. Зачем? Кто его там ждёт? – Домой надо идти, – пробурчал Аркаша, перевернув-шись на другой бок. И тут же по-настоящему провалился в чёрный колодец пьяного сна. Газовая плита у Трескачёва не была снабжена контро-лем за пламенем. И из так и не загоревшейся, не выклю-ченной конфорки продолжал идти газ, распространяясь по всей квартире. Форточки были закрыты. И, когда концен-трация газа перевалила за критическую, Аркаша с Сергеем умерли. Тихо, легко и просто. КРИСТИНА Сам решаю за себя, Ведь глаза мои открыты. Понукать мною нельзя, Покуда сердцем не забыты Вольный ветер, пыль дорог, Впереди – ширь горизонта, Неба высь, да пыль от ног, Позади печаль о чём-то…1.10-го мая 2010 года, сбылась давняя мечта Кристины. Она купила двухкомнатную квартиру в Североморске. Дво-рик, по сравнению с общей картиной аккуратного городка, не ахти. Зато дом – “сталинка”. Квартиры просторные, с вы-соченными потолками. Не то, что в “хрущёвках” поблизости. А ведь именно в соседней “хрущёвке” она и жила до девято-го класса. Тогда родители, потерявшие последнюю возмож-ность переносить друг друга, развелись. Квартиру разменяли на однокомнатную, для отца. Доплату же получила мама и, забрав дочь, уехала жить в Нижний Новгород к своей матери, бабушке Кристины, схоронившей деда два года назад. Так они там и жили, втроём. И Кристина всегда хотела вернуться в Североморск. Причём, на ту же улицу. Вот не понравился ей Нижний, и всё тут! Казалось бы, большой город. В центре России. И зима тут – зима. И лето – лето. Нет, тянуло к сопкам. С макушек которых постоянно спол-зающие тяжёлые тучи утюжат крыши домов и, распарывая о них брюхо, проливаются холодным дождём на горожан. И, несмотря на частую непогоду, всё ж хотелось жить именно там. Там, где грозди ярко-красной рябины под окном. Где по ночному небу извивается лента северного сияния. Где радость от первых лучей солнца после долгой Полярной Зимы. В Нижнем солнце есть всегда. А разве кого-то радует обыденность?..Впрочем, так думала только Кристина. И мать счита-ла, что со временем это пройдёт. Кристина закончила школу. Поступила в Высшую Школу Экономики, – здесь же, в Нижнем Новгороде. И по окончании устроилась в фирму. Стала торговым пред-ставителем. Моталась по магазинам, организациям, пред-лагая товар. Брала заявку и мчалась в офис, где этот товар забивали в накладные. Кристина терпеть не могла эту ра-боту. Но при должном усердии та приносила неплохие деньги. И, не особо ограничивая себя в расходах, за пять лет она накопила шестьсот пятьдесят тысяч рублей, – как раз на двухкомнатную квартиру в Североморске. И ещё сто шестьдесят тысяч осталось на первые необходимости. Мать, узнав, что дочь всё же на полном серьёзе уез-жает, сначала расстроилась. Но после смирилась, успокоилась. А что ещё остаётся матери, когда ребёнок уж вырос и давно сам себе голова. Кристине было двадцать восемь лет. И, коль личная жизнь не сложилась тут, так, может, в Североморске всё пойдёт по-другому. Отец, давно продавший свою однокомнатную кварти-ру и живущий теперь в “трёшке” с новой семьёй, сделал до-чери вызов в закрытый город, когда подходящая квартира появилась в продаже. Кристина прожила месяц у отца, пока дождалась раз-решения администрации города на покупку жилья. Новая семья у отца была ещё та. Вечно тараторящая жена и два её ребёнка. Дочь – двадцатилетняя стерва. И двадцатипятилетний сын, на диване мечтающий о высоко-оплачиваемой работе. Общий язык Кристина нашла толь-ко с младшим сынишкой её отца, братиком, проказником Алёшкой. Жила Кристина в комнате у “стервы”. Названная се-стрица всячески пыталась показать, кто тут хозяйка, а кого здесь лишь благосклонно терпят. К примеру: вернувшись с прогулки, Кристина откры-ла форточку. Конец апреля, солнышко светило в окно, а квартиры отапливались с каким-то остервенением, слов-но кочегары стремились побыстрей израсходовать мазут и остановить уже котлы на лето. После улицы в комнате было жарко. Ну, она и открыла форточку. А тут с кухни за-шла сестрица. – У нас апрель – не май месяц, – съязвила та. – Это у вас, в Нижнем, тепло. А тут даже май – не май месяц. В другой раз Кристина как-то присела за стол со сво-им ноутбуком. Проверить почту. И увидела по дальним краям стола налёт пыли. Взяла тряпку, да и протёрла. Так вернувшаяся с прогулки сестрица устроила скандал по по-воду сдвинутой с места лампы. Были и другие подобные случаи. Но при родителях стерва превращалась в радушную сестрёнку, стремящуюся всем сердцем сблизится с недружелюбной Кристиной.