Седьмое небо - Эйкомб Рини

– Привет, – смущенно поздоровалась Синтия. – Если ты не возражаешь, я пойду съем что-нибудь.

Рамон нахмурился, взглянув на часы.

– Но сейчас девять вечера.

– Я знаю. – Она дернула плечом. – Мне захотелось сандвич с огурцом и паштетом. Ты будешь?

Рамон покачал головой.

– Нет, спасибо, – отказался он, о чем сразу же пожалел.

Синтия кивнула и ушла.

Надо же, впервые она что-то предложила мне, а я отказался! Тупица! Осел! – ругал себя Рамон. Теперь у меня нет подходящего предлога, чтобы последовать за ней. Я мог бы приблизиться к ней, проникнуться ее теплом, которого мне так не хватало все эти дни… пока мы находились в состоянии войны друг с другом.

Рамон прикрыл глаза и расслабился, не переставая проклинать себя за недальновидность. А воображение услужливо рисовало ему, как Синтия сейчас хлопочет в кухне в коротком халатике, надетом, вероятно, прямо на голое тело…

Наконец, Рамон не выдержал и, спустив ноги со стола, встал и пошел на кухню. Синтия намазывала на хлеб паштет и аппетитно хрумкала пупырчатым огурчиком.

– Твой отец отрекся бы от тебя, если бы увидел, что ты ешь огурец без помощи ножа и вилки, – пошутил Рамон.

Синтия взглянула на него, улыбнулась и снова отвела глаза.

– Я всегда, когда никто не видит, так ем и овощи, и фрукты, так вкуснее. А бедный папа даже не догадывался о моих не достойных леди привычках.

Рамон услышал свисток закипевшего чайника и выключил конфорку.

– Ты нашла джем?

– Еще не искала.

– Пожалуй, я тоже выпил бы чаю, если ты не возражаешь, – небрежно сказал Рамон,

– Пожалуйста. – Синтия заварила чай, поставила на стол чайник и тарелку с сандвичами.

Рамон достал для себя чашку и сел к столу. Синтия села рядом. Он отвинтил крышку банки с джемом и поставил банку перед Синтией. Она взяла ложечку.

Рамон не смог сдержать улыбку.

– Похоже, день заканчивается так же, как и начинался.

– Хотя в промежутке произошло множество событий, – сухо отозвалась Синтия.

– Как твоя голова, все еще болит?

– Нет. Кажется, сон помог мне прийти в норму.

Синтия зачерпнула джем и, жмурясь от наслаждения, осторожно лизнула. Рамон почувствовал, как все его тело становится горячим, и догадался, что дело тут отнюдь не в джеме. Эта женщина бросала его в жар, заставляла сердце биться сильнее и…

– Я согласна с тем, что ты мне сегодня сказал, – неожиданно заявила Синтия.

– Напомни, что ты имеешь в виду.

Синтия посмотрела на него долгим взглядом, потом облизала ложку, и это получилось у нее настолько сексуально, что у Рамона потемнело в глазах.

– То, что сама обида так же мучительна, как и причина, ее породившая. – И Синтия еще раз облизала ложку розовым язычком.

– И что же ты решила?

Рамон услышал свой голос как бы со стороны, поскольку его мысли были теперь заняты совсем другим.

– Думаю, что надо задвинуть обиду куда подальше. – Синтия пожала плечами и надкусила сандвич.

Рамон взял чайник и налил себе чаю. Поразмыслив, он решил отбросить деликатность и заговорил прямо.

– Знаешь, Синтия, я тоже много думал в последнее время. Тебе не кажется, что, если бы не авария и не твоя амнезия, ты рано или поздно все равно вернулась бы сюда?

– Да, наверное, – к удивлению Рамона, согласилась она и огорошила его еще больше, сообщив: – Между прочим, память совсем вернулась ко мне, я вспомнила много такого, о чем забыла еще до аварии.

Рамон хотел уточнить, какие именно эпизоды она вспомнила, но не стал, боясь услышать что-нибудь неприятное. Он вернулся к тому, с чего начал.

– Так вот, если бы ты вернулась сама, тебе не кажется, что нам все равно пришлось бы выяснять те же самые вопросы, что и сегодня? Только тогда ты не пугалась бы, как теперь, а злилась бы на меня, а я, вместо того чтобы ползать у твоих красивых ножек, изображал бы оскорбленную жертву, поскольку гордость не позволила бы мне признать, что я не прав.

– Неужели ты… вообще способен ползать? – с интересом спросила Синтия.

– По-моему, я только этим и занимаюсь в последнее время.

– И когда же это ты ползал у меня в ногах, прося прощения?

Увидев, как Синтия снова запустила ложку в банку с джемом, Рамон едва не взвыл.

– Только поднеси эту чертову ложку ко рту, и я продемонстрирую тебе, как мужчина может ползать в ногах, – прохрипел он.

Рука с ложкой замерла на полпути ко рту. В воздухе повисло напряжение. Рамон напрягся, словно изготовившись к прыжку. Глаза Синтии озорно заблестели, глаза Рамона загорелись страстью. Синтия все же поднесла ложку к губам, и Рамон молнией метнулся к ней.

– Не надо! – выронив ложку, вскрикнула она.

Рамон рывком поднял ее со стула и, крепко обняв, горячо поцеловал.

– Ты всем своим поведением напрашиваешься на это, разве не так? – прошептал он, оторвавшись от ее сладких губ.

– Неправда!

– Нет? Тогда почему ты надела этот легкомысленный халатик, под которым ничего нет? – Рамон усмехнулся, увидев, как Синтия залилась краской. – Ты прекрасно отдавала себе отчет, что раззадориваешь меня своими манипуляциями с джемом, и я, словно комнатная болонка, только и ждал сигнала, чтобы подластиться к тебе. Теперь я у твоих ног. Посмотрим, понравится ли тебе болонка, которую сильно раздразнили.

– Ты не болонка, ты скорее волк, который поедает тех, кто слабее, – парировала Синтия.

Рамон сник.

– Ты имеешь в виду «Трамп» и твоего отца?

– И «Трентон», и твою ложь! – Глаза Синтии метали молнии. – И твою наглую уверенность, будто ты можешь вить из меня веревки, стоит тебе только прикоснуться ко мне!

– За ложь приношу свои извинения, но не за «Трентон». А по поводу последнего, могу лишь сказать, что это твой крест, дорогая, и я тут совсем ни при чем.

И, словно желая доказать свою правоту, Рамон снова поцеловал Синтию в губы. Она попробовала увернуться, но в следующее мгновение обмякла и со всей страстью, на какую была способна, ответила на поцелуй, словно от этого зависела ее жизнь.

Рамон подхватил ее на руки и понес, не выпуская ее губ из плена своего рта и не давая Синтии опомниться. Она вздрагивала в его объятиях, ужасаясь пониманию того, что не может и, главное, не хочет противиться ему. Рамон нес Синтию вверх по лестнице, теряя голову от желания поскорее обладать ею.

Кровать Синтии была не застелена и хранила очертания ее тела. Рамон опустил Синтию на кровать и начал лихорадочно сбрасывать с себя одежду. Синтия молча наблюдала за ним.

– Если ты не хочешь, лучше скажи об этом сейчас, – предупредил Рамон.

– Какой смысл? Мы же оба знаем, что, стоит тебе снова поцеловать меня, и все изменится.

Рамону послышалась обреченность в ее голосе. Нет, пожалуй, это покорность судьбе, решил он, прочитав желание в зеленых глазах жены.