Черный скоморох - Сергей Шведов

– Ну смотри, Магус,– Тимерийский погрозил хозяину пальцем,– в случае чего, я и тебя, и твою халупу спалю, ты меня знаешь.

– Очень даже обидно слушать,– промекал козлобородый.– Кто во Вселенной, скажите на милость, может сравниться в порядочности с Великим Магусом Хруса?

От обильной пищи магистра стало клонить в сон, и некоторые фрагменты беседы князя с хозяином он упустил. Все-таки достойнейший Пигал давно уже вышел из того возраста, когда можно пировать сутки напролет. К тому же магистра утомлял свет, который все время менялся от ярко-оранжевого, нестерпимого для глаз, до почти черного, если, конечно, свет может быть черным. Но в берлоге Великого Магуса возможно было все. Хотя сам повелитель Хруса сиринца откровенно разочаровал – трусоват был Великий. А уж как дракон Сюзи о нем распинался!

– Просыпайся, магистр,– услышал Пигал голос князя.– Пора приступать к подвигам, освобождать красавиц и наказывать злых колдунов.

А следом послышался противнейший голосок Магуса:

– Не бери с собой этого дурачка – пропадет.

– Тебе, что ли, оставить?

– Я его легонам скормлю,– всхлипнул от смеха Магус.– Сам-то я вегетарианец. Поистрепался желудком за прожитые годы.

А у самого слюна из пасти закапала. И клыки такие, что Пигалу не по себе стало – откуда эта образина взялась, неужели из ночного кошмара? Видел магистр, конечно, чудищ на своем веку, но не до такой же степени отвратительности. Зеленый весь, как сиринская лягушка, с большими красными прыщами по всему громадному телу. Рожа, гнуснее не придумаешь, нос провален, а челюсти вперед выдвинуты, с зубами фатальных размеров. Вегетарианец! Немудрено, что дракон Сюзи испугался.

– Не признал, Пигал? – захрюкало чудовище.– Ныне я в другом обличье. Сутки прошли, вот я и изменился.

– Вчера ты поприличней смотрелся,– заметил Тимерийский.

– На всех не угодишь,– вздохнул Магус.

Пигалу расхотелось спать в присутствии хрусского чудовища, и он поспешил встать из-за стола, тем более что князь был уже на ногах.

– Одежонки у тебя не найдется? – спросил Тимерийский.

– Найдется,– щелкнул пастью Великий Магус.– Забредали тут ко мне всякие. Не в грязных же носках мне их кушать. У меня аппетит хороший, но не до такой же степени.

По части Магусова аппетита Пигал как раз и не сомневался, а потому поспешил покинуть убежище гостеприимного хозяина планеты Хрус вслед за озабоченным чем-то князем Тимерийским. В этот раз заколдованная гора вела себя вполне пристойно и выплюнула их на хрусскую почву без задержек. Магистр едва не завопил от ужаса, увидев верховых животных, на которых им предстояло пересечь планету.

– Это легоны,– пояснил спутнику Тимерийский и похлопал собачку Великого Магуса по загривку, для чего ему пришлось встать на цыпочки.

Пигал повидал немало самых диковинных представителей животного мира разных планет, но там природа держалась в разумных рамка, здесь же, на Хрусе, она махнула рукой и пустилась во все тяжкие. Результатом этой вопиющей безответственности и явились легоны. Дракон Сюзи, сам, кстати говоря, не блещущий красотой и соразмерностью форм, все-таки был прав, характеризуя легонов как существа, не имеющие себе равных по уродству и свирепости. Князь Тимерийский решил, что одной собачки им хватит за глаза, и достойнейший магистр с ним охотно согласился, после чего и был подсажен князем на широкую спину хрусского монстра.

Пигал как вцепился в костяной гребешок, третий сверху, если считать от головы, так уже больше не выпускал его из рук, несмотря на чудовищную тряску. Легон двигался прыжками, как сиринский тушканчик. При этом голова его, в которой без труда разместились бы десять магистров, болталась из стороны в сторону на невообразимо тонкой шее. Пигал все время испытывал беспокойство по поводу слетавшей с огромных клыков пены, которая грозила попасть ему в лицо. Что и говорить, это была бы весьма неприятная процедура омовения. Сиринец оглянулся назад, на чудовищный хвост, выделывающий невероятные кренделя в воздухе, и тут же поспешил вернуться в исходное положение – голова закружилась. Единственное, что устраивало в легоне сиринца, это скорость. Двигался хрусский монстр довольно быстро, и появилась надежда, что путешествие завершится раньше, чем доведенный тряской до отчаяния магистр наложит на себя руки. Князь Тимерийский дремал, уткнувшись носом в четвертый гребешок легона. Звериная шкура, в которую он был облачен милостью Великого Магуса, делала его похожим на рыжую арнаутскую обезьяну. Магистр собрался было сказать об этом князю, но передумал. Не было смысла затевать сейчас ссору. К тому же Тимерийский мог отплатить сиринцу той же монетой, ибо Пигал не без основания полагал, что выглядит не лучше князя. Но как бы ни была уродлива меховая одежда, она спасала от ночной сырости и прохлады. А на планету Хрус вновь опустилась ночь, и переполненный впечатлениями Пигал не сразу это осознал, а осознав, приуныл, поскольку по личному опыту знал, что хрусская ночь в гораздо большей степени, чем день, склонна к сюрпризам. Легон оглушительно рявкнул что-то неразборчивое, и магистр едва не свалился под его заднюю лапу с давно не стриженными когтями.

– То ли пугает кого-то, то ли сам боится,– спокойно прокомментировал поведение легона князь.

Пигал с трудом мог себе представить существо, способное напугать такую милую собачку, как легон.

– Пугает неизвестность,– наставительно заметил Тимерийский и постучал голой пяткой по шее легона.

К удивлению магистра, Магусова собачка остановилась, вывалив из пасти совершенно неприличных размеров язык.

– Доброе животное,– погладил легона по голове князь Андрей, и, в общем, был прав, поскольку и у магистра никаких претензий к дворняге Великого Магуса за время путешествия не накопилось.

– А куда мы приехали? – спросил Пигал, обретая вместе с нормальным кровообращением в нижней части тела и уверенность.

– Мы с тобой, достойнейший, подрядились освободить красавицу из рук коварных и свирепых карликов, обитающих в этих горах и предательски перешедших на сторону Черного мага Кибелиуса, злейшего врага нашего недавно обретенного союзника. Суть проблемы в том, что нежнейшее создание, спасаясь от преследований негодяя Кибелиуса, решило укрыться в объятиях Магуса, а карлики этому воспрепятствовали. Магус рвет и мечет, и я ему сочувствую, поскольку он кругом прав: нельзя лишать женщину права выбора. Тем более что это не просто женщина, а королева Игирии и Вефалии, следовательно, дама не бедная, помимо прочих личных достоинств, которые, надо полагать, тоже имеются.

– А где находятся эти Игирия и Вефалия? – поинтересовался Пигал, которому очень не понравилась история, рассказанная князем.

– Понятия не имею. Но, видимо, места богатые, раз у Магуса слюна изо рта капает. Не из-за девки же она у него капает, как ты думаешь, магистр?

– И ты готов отдать невинное дитя в руки монстра? – задохнулся от возмущения Пигал.

– А с чего ты взял, магистр, что дитя невинное? – усмехнулся Тимерийский.– Может, это такая чувырла, что никто, кроме монстра, на нее и не польстится.

В словах князя, надо признать, был резон. Достойнейший Пигал уж слишком близко к сердцу принял трагическую судьбу неведомой королевы. В конце концов, если представить, какой может быть женщина, способная полюбить такого выродка, как Магус, то получается образ не совсем в духе романтических историй Светлого круга. Магистр просто упустил из виду, что они сейчас находятся в чужом и враждебном мире, живущем по законам, отличным от обычаев людей гуманных и просвещенных.

Легон не захотел следовать за князем к загадочной груде камней, прилег на хрусскую почву и тоскливо заскулил. Пигал испугался за свои уши, но выругать дворнягу не позволила совесть, поскольку он и сам испытывал беспокойство.

– Не могу понять, человек молодой, почему тебя все время тянет в места, где пахнет гнилью?

– Ты что, уже не хочешь спасать красавиц, магистр? И потом, разве тебе, как ученому, не интересно окунуться в чужой мир. Коллеги умрут от зависти, читая твои труды.

И этот туда же. Достойный ученик просвещеннейшего Семерлинга, ничего не скажешь! Конечно, достойнейший Пигал ученый, но его интересы лежали совсем в иной области, чем та, куда тянуло беспутного мальчишку. К тому же магистр попал в этот мир не по своей воле, а потому и чувствовал себя марионеткой, которой управляют могущественные силы, добивающиеся каких-то неясных целей. С такими ощущениями человеку, считавшему себя свободным и даже где-то значительным, жить было ох как непросто.

– Ты ничего не чувствуешь, магистр?

– Ничего.

Если честно, то достойнейший Пигал испытывал страх, но он его испытывал с первой минуты своего появления на Хрусе, так что говорить о нем не имело смысла.

– По-моему, вон тот камень может быть нам интересен.

Ничего примечательного в обтесанной до тошноты и торчком стоящей плите Пигал не обнаружил, кроме величины. Но магистру доводилось видеть камни и покрупнее этого.