Грифон - Евгений Щепетнов

В дверь постучали, и Мария пригласила войти. Через порог шагнул леший, заросший шерстью по самую макушку. Он был очень высок, ростом с меня — лешие обычно невысоки, они больше идут в ширину. Этот же был громаден, как медведь, и за собой тащил Василису, к ошейнику которой была приделана собачья цепь. Обнаженное тело девушки покрывали синяки — то ли когда ее тащили, то ли она пыталась сопротивляться, но ее явно били, и крепко. Она прихрамывала, распухшая справа губа была покрыта корочкой засохшей крови, но глаза смотрели яростно, и только когда Василиса увидела Марию, она заулыбалась и отмякла. Начали действовать чары.

— Вот и наша красотка, — ласково улыбнулась нимфа, оглядывая гладкое тело девушки, не прикрытое ни клочком ткани. — Как тебе в погребе? Не обижали ли подружки? Хорошо ли тебе там?

— Ради тебя, моя госпожа, я готова сделать все, что угодно! — восторженно выпалила Василиса, опускаясь на колени рядом со мной и обнимая меня за шею. — Васечка, ты тоже тут! Я так тебя люблю!

— Интересно, — улыбнулась женщина, — чьи чары будут сильнее? Ну-ка, проверим…

Она поднялась, взяла со стола нож и подала его Василисе:

— Сейчас ты должна воткнуть нож ему в живот. Твоему любимому будет очень больно, и, возможно, он умрет. Давай, втыкай!

Глаза женщины блестели, лицо порозовело и стало прекрасным и совершенным, как драгоценный камень. Я залюбовался моим божеством и подставил свой живот для удара, предвкушая, как Марии будет приятно смотреть на происходящее. Василиса взяла нож, придвинулась поближе, размахнулась и…

Девушка упала на пол, забилась в судорогах, пустила пену изо рта и закатила глаза. Ее тело выгнулось дугой, а руки заколотили по полу. Нож выпал из руки, покатился и упал возле меня, но я и не подумал его взять — зачем он мне?

— Стоп! Отменяю приказ! — резко кинула Мария, досадливо сморщившись, и пробормотала под нос: — Ты мне еще сгодишься, рыжая сучка… живи пока. Сильное заклинание было применено. Вошло в кору головного мозга навсегда. Противоречие между двумя подчинениями ее чуть не убило. Занятно.

Василиса обмякла, расслабилась и через несколько секунд открыла глаза, невидяще смотрящие в потолок. Мария подошла к ней, пощупала шею и довольно усмехнувшись, сказала:

— Живучая. Девки вообще живучие, гораздо живучее парней. Уже и кровь, бывало, вся вытечет — а она моргает, живая. Парни сразу кончаются. Ну что же — будем думать, что с вами делать. Вы слишком ценные кадры, чтобы так просто пустить на запчасти и на заклинания. Наследница, говоришь… Похоже, что ее братик замешан по самые уши. Давай-ка рассудим — кому выгоднее, чтобы она исчезла? Ему. Впрочем, может быть и третья сила — например, какая-то или какой-то родственничек, желающий устранить обоих наследников. Сколько там у папаши? Миллиарда полтора? Больше? Даже представить трудно… Можно жить гораздо комфортнее, чем сейчас…

Мария задумалась, сидя на краю лежанки, потом обвела глазами комнату:

— Может, это шанс? Может, пора выбираться из медвежьего угла? Только вот как одолеть твоих чертовых родственничков, а, Василиса Прекрасная? Их ведь всех надо убить, иначе они не отстанут. И сейчас лезть в город не стоит, это ты прав, некромант. Верное решение — отсидеться в глуши. Я вот тоже — кое-где начудила, как следует поразвлеклась — теперь приходится прятаться, — женщина довольно улыбнулась, потом посерьезнела. — Придется держать вас на коротком поводке. Если тебя, Вася, отпустить подальше — ты ведь напустишь своих духов, и мне конец. Теперь нельзя отпускать тебя даже в сортир. Будешь все делать на моих глазах — она сморщилась от отвращения и пожала плечами — что же, придется терпеть. Ты ведь мое главное оружие! Ну что же — пару месяцев отсидимся, а потом… потом у меня дух захватывает от перспектив. С деньгами Гринькова да с моей умной головой можно многое сделать. Например, создать такую структуру, что нам не смогут противостоять и государственные органы. А там… может, замахнуться и на вершины власти, а? Почему и нет? Если бы я могла закрепить эффект навсегда… как было бы проще. Ты меня понимаешь, мальчик? Тут мне и поговорить-то не с кем. Одни лешие да оборотни. Так-то забавные существа и нужные, но больно уж близкие к зверям. Только тссс! Мы им об этом не скажем, правда, рабы мои?

— Нет, не скажем! — хором ответили мы с Василисой, преданно глядя в глаза своей любимой хозяйке.

Она ласково улыбнулась и, подозвав нас к себе, потрепала по затылкам:

— Хорошие песики, хорошие. Я знала, что когда-нибудь удача будет на моей стороне. Вы мое будущее, мое сокровище. Ты, девочка, вернешься на свое место в погреб, к подружкам, а ты, некромант, теперь будешь жить тут, на коврике. Твое место подле меня… навсегда. Эй, охрана — уведите ее! И смотрите — чтобы с ее девственностью все было в порядке. Не дай боже, кто ее тронет — я его выпотрошу, как рыбу! Принесите сюда матрас, подушку для моего раба. Он будет жить возле меня. Еще — не забудьте горшок… не хватало еще этих неприятностей. Да, вот еще что — затопите баню, его нужно вымыть. Я не хочу, чтобы возле меня валялись вонючие рабы. И девчонку надо заодно вымыть.

Вечером я лежал на матрасике возле постели хозяйки и слушал, как она тихо дышит на своей лежанке. Оборотень, которого она вызвала к себе на ложе, ушел совсем недавно, и Мария уснула, удовлетворенная своим партнером.

Перед «сеансом» она со смехом рассказала мне, что после того, как попробовала с оборотнем, обычных мужчин ей не нужно — разве может сравниться обычный человек с неутомимым оборотнем, температура тела которого сорок пять градусов? Да никогда!

Похоже, что она возбуждалась, зная — я наблюдаю за процессом. Женщина сама приказала мне наблюдать, как она все это делает, и время от времени поглядывала — смотрю ли я за ней. Извращение, конечно, но хозяйка может себе позволить все, что ей нравится, считал я, — меня захлестывала волна любви к нимфе, и я ни о чем не мог думать, кроме этой любви.

Меня отмыли в бане (две девушки-нимфы, очень даже сексуальные), покормили — тем, что осталось на столе хозяйки. Ей нравилось кидать мне кусочки, и если я успевал поймать их ртом в воздухе, она хвалила меня и позволяла поцеловать свою прекрасную ногу. А если не успевал — хлестала плеткой. Когда она била меня и на моих голых боках оставались вздувшиеся полосы, горящие болью, ее глаза блестели, губы увлажнялись и становились еще более пунцовыми и желанными.

Так шел день за днем. По моим подсчетам, прошло не менее двух недель с того момента, как я попал в рабство к Марии. Дважды я удостоился того, чтобы она взяла меня в свою постель и позволила мне удовлетворить ее. Однако осталась недовольна и сильно исхлестала плетью — я был недостаточно ловким и горячим в сравнении с предыдущими партнерами.

Трижды она вызывала девушек, оборотней и нимф, приказывая заниматься сексом со мной в ее присутствии и в присутствии Василисы — сама возбуждалась, звала парня-оборотня, и все заканчивалось великолепной оргией. Но вообще-то, насколько я понял, ее все-таки больше возбуждала боль своих партнеров, и она частенько хлестала плетью и меня, и своих постельных мужчин, и девушек, которых приглашала в комнату.

Власть этой женщины над всеми была настолько велика, что никто и помыслить не мог, что это все неестественно, неправедно, что так жить нельзя.

Каждый день мы гуляли по лесу, дыша воздухом. Было еще прохладно, потому она позволяла мне надевать штаны и рубаху, сопровождая ее по лесным тропам. С нами обычно шел эскорт из нескольких леших и оборотней, вооруженных ружьями. На всякий случай. Вдруг кто-то решит выстрелить в нимфу издалека. Оборотни рыскали впереди и по сторонам, уберегая хозяйку от опасности, так что бродить по лесу было безопасно.

Я не помышлял освободиться. Как я мог помышлять о чем-либо, кроме того, как угодить своей хозяйке? Да, я любил Василису до сих пор, но Марию я не любил, я ее обожал, боготворил, я растворился в ней! Такой любви не бывает. Это какая-то вера, фанатизм, безумный и бесконечный. Все, что она делала, казалось мне правильным, единственно верным и совершенно логичным. И когда она на третьей неделе совершила жертвоприношение — я с радостью участвовал в нем.

Как я узнал — подобные жертвоприношения происходили раз примерно в три месяца, то есть в квартал. Иногда чаще. От чего зависело — неизвестно. Такова воля хозяйки.

В этот раз в качестве жертвы выступала рыжая девушка лет восемнадцати, ровесница Василисы, которой, кстати, в плену исполнилось восемнадцать лет.

Откуда эта рыженькая взялась, как оказалась в плену — я не знал. Довольно плотного сложения, крепенькая, бледная от сидения в погребе, девушка шла к алтарю сама, счастливо улыбаясь и радуясь, что может быть полезна хозяйке.

Алтарь, как здесь его называли, находился в отдельной пристройке, напоминающей некую часовню. Постамент, в который вделано подобие корыта, или здоровенной медной лохани. В потолке крюк.