Ревизор: возвращение в СССР 35 (СИ) - Винтеркей Серж

Нет, не могут быть Дружинины настолько неосторожными, – подумал Мещеряков, осторожно открывая блокнотик. Как оказалось, вполне могут. Мещеряков читал строчку за строчкой и не верил своим глазам. В первой трети блокнотика содержались все нетрудовые доходы мужа за последние восемь лет, а во второй трети – доходы самой Дружининой. Писалось все без попыток что-то замаскировать – так и указывалось – получено от такого-то за то-то. В таком-то размере. Но это у мужа. У Дружининой был заголовок – «От брата за присмотр за фабрикой» и доходы шли за последние три года, за исключением последних месяцев, когда ее уже выперли с фабрики. Каждый месяц брат ей платил по тысяче рублей. Почерк был разный – каждый писал сам за себя. В последней трети блокнотика указывалось, на что были потрачены определенные суммы из нелегального дохода. Тут были аккуратно перечислены и дача, и машина, и расходы на взятку для поступления дочери в ЛГУ. А также расходы на ее проживание в Ленинграде.

– Что будем делать? – спросил Спиридонов, непроизвольно облизнув губы при виде такой груды денег. – Может, заберем деньги? Ты посмотри, сколько их тут. Наша с тобой зарплата у Захарова за три года. И Дружинины жаловаться не побегут в милицию. Не смогут объяснить, откуда у них столько денег. И вообще не осмелятся, если мы еще и блокнотик прихватим…

– Деньги точно оставим, это без вариантов, – отрезал Мещеряков, – а вот блокнотик – это шикарный компромат на эту непростую семейку…

Первоначально Мещеряков шел сюда с твердой убежденностью, что ничего брать из квартиры нельзя. Но теперь он решил, что блокнотик он обязательно заберет… С какой стороны ни посмотри, лучше пусть этот блокнот у Захарова лежит. Это и компромат на Дружининых, от которого им не отвертеться, если что. Да и забывать о том, что там информация о левых доходах с одного из их предприятий, тоже не стоит. Оставлять такую информацию где бы то ни было опрометчиво.

Спиридонов только вздохнул, но спорить не стал.

Осталось еще проверить, нет ли тут еще каких-то документов на их группировку. Мещеряков приступил к дальнейшему обыску с легким сердцем – если Дружинины были так наивны, что держали на себя такой явный компромат в шкафу, то любые улики против группировки, если они вообще есть, тоже найти будет совсем нетрудно… Не будут они их слишком изощренно прятать, просто не догадаются.

Ну какие же идиоты, – думал Мещеряков, методично обыскивая квартиру, – это ж додуматься до такого. Записывали все прямым текстом со всеми цифрами и фамилиями. Ладно Дружинина, что взять с бабы, но муж-то ее, начальник ведь, должен хоть что-то соображать… Как там Ивлев говорит, «непуганые»…

Час почти истек, когда они пришли к выводу, что взяли все, что смогли. Свернулись, принялись ждать Галкина. Он пришел, подстраховав их, они закрыли дверь на замки и покинули втроем подъезд. Сели в машину к Сухову, который отвез их в ближайший сквер. Там прямо в машине переоделись в гражданское. Там же и номера поменяли на подлинные.

– К Арбату меня подкинете? – попросил Спиридонов, – жена просила лекарство купить. Там в аптеке вроде есть.

– Конечно. Завтра утром встретимся у меня, обсудим все. А вас, парни, попрошу метнуться к нашей молодежи и снять их с постов. Больше Дружинины для нас никакой опасности не представляют, так что нечего мозолить им глаза лишний раз. В особенности с учетом того, что сегодня произошло…

– Чару и его команду тоже с комбината отзывать?

– Нет, вот их как раз трогать нельзя. В особенности Чару. Пусть хоть недельку еще походят там. Если сейчас уйдут, Дружинина может что-то заподозрить. Чаре скажите ко мне подойти тоже с утра, продумаем, как ему, не вызывая подозрений, уйти от Дружининой…

***

Москва

Высадив Галкина и Сухова у метро, Мещеряков поехал к скверу около горкома. Примерно через полчаса там должен появиться Захаров. Он сам сказал, что неохота ждать до вечера…

Начальник пришел вовремя и сел в машину к Мещерякову.

– Как все прошло, Юрьич? – немного напряженно спросил он его.

– Чисто, Виктор Павлович, – улыбнулся тот. – Есть и результат, которому можно порадоваться.

И он показал Захарову тот самый блокнотик, аккуратно взяв его из бардачка, предварительно обернув платком пальцы. Тот в недоумении следил за его манипуляциями.

– У меня есть хирургические перчатки. Можете надеть их и лично ознакомиться. Будет познавательно.

– Что это? – спросил Захаров, не спеша надевать предложенные Мещеряковым перчатки.

– Дружинины, оказывается, уже лет восемь, как вели бухгалтерию всех своих нетрудовых доходов, включая взятки. От кого, за что… Поразительная наглость и беспечность! Этот блокнотик лежал на куче денег, там почти пятьдесят тысяч рублей лежало… Деньги мы оставили, а вот блокнотик я решил взять.

– Я же сказал, ничего не брать! – вспылил Захаров.

– Но вы сами подумайте, Виктор Павлович, – примирительным тоном сказал Мещеряков, – это железный компромат против Дружининых. Если только лапу на нас задерут, стоит его показать, как они тут же на колени упадут, и от любых действий против нас не только откажутся, но и умолять будут простить их. Достаточно это подкинуть куда следует, и как минимум муж у Дружининой сядет. Тут его почерком сразу несколько уголовных статей подтверждено…

– А как же то, что доказательства должны быть изъяты должным образом?

– Так сам блокнот не особенно и важен. Нам вообще его светить нельзя, по-хорошему. Тут же и суммы указаны, что Дружинина от брата получала за то, что на фабрике контролировала местное начальство. По этой информации начнут раскалывать руководство фабрики, которая теперь в нашем ведении, что нам совсем ни к чему. Брата Дружининой не посмеют трогать, он слишком высоко сидит, а вот их возьмут.

Для нас главное, что тут указано – кто и в какой сумме давал Дружинину взятку. Зная это, расколоть взяточника проще простого. Придет к любому из них сотрудник, назовет все это, скажет, что Дружинин его сдал с потрохами. Но если он напишет явку с повинной, ему скостят срок. Девять из десяти сядут и напишут в такой ситуации. А это уже юридическое основание сажать Дружинина…

– Хитро, – одобрил Захаров. – А они ничего не сделают, увидев, что блокнотик с такой информацией пропал?

– А что они сделают? Паниковать будут. Может, и вовсе из Москвы куда уедут, что для нас вообще хорошо. Но главное, что они теперь с потрохами в наших руках…

– Ну, тогда ладно, – проворчал Захаров, – подумать только, уже работнику ВЦСПС, оказывается, взятки дают… За что, интересно?

– Ну так он может по жалобе трудящихся на такие факты неприглядные на том или ином производстве наткнуться, что местному руководству легче его подкупить, чем давать делу ход…

– Разве что так…

***

Москва, дом Дружининых

Спиридонов, уже в обычной одежде, надев кепку-аэродром так, чтобы козырек закрывал половину лица, вернулся в тот же подъезд. Поднялся на нужный этаж. Долго простоял у соседской двери вне поля глазка, прислушиваясь. Вроде не было никаких признаков того, что за ней стоит бдительная старушка, которая при малейшем звуке подскочит к глазку смотреть, что происходит на площадке. Надев хирургические перчатки, он быстро вскрыл замки в квартиру Дружининых. По второму разу всегда выходит быстрее.

Найдя нужную коробку, обмотал ее примеченной при обыске марлей и так и понес, выходя из квартиры. Дверь закрывать за собой не стал, просто прикрыл. Новостройки, тут много кто с коробками всякими ходит со строительными материалами, никакого удивления ни у кого это не вызовет. А в паре кварталов отсюда помашет у дороги трешкой, и его подкинут туда, куда он скажет.

– У тебя, Юрьевич, зарплата побольше моей будет, и намного, – пробормотал он, – а мне эти деньги всяко нужнее будут, чем этим жуликам… Раз уж, как ты сказал, мы больше к ним подходить не будем, то ты и не узнаешь об этом никогда…

***

Москва, МГУ

После лекций сразу поехал к Гусеву. Обещал же Ильдару глянуть, нет ли там чего-то нового для их группы, работающей по обращениям граждан. В понедельник еще хотел съездить, но там плотненько все сошлось, не получилось.