Ревизор: возвращение в СССР 35 (СИ) - Винтеркей Серж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Только внутрь сами с тобой пойдем. Руслана и Алексея в подъезде оставим. Нам нужна полная гарантия, что из квартиры никто ничего ценного не вынесет. – сказал Спиридонов.
Мещеряков кивнул. Льву он доверял в такой ситуации на сто процентов. А вот удержатся ли от соблазна что-то ценное прихватить Сухов и Галкин – большой вопрос. В квартире, учитывая то, что Дружинина на пару с братом годами кожгалантерейку обирала, много чего может быть соблазнительного.
***
Москва, дом Ивлевых
Вспомнил вдруг, что сегодня не только у Ахмада день рождения – у Тимура тоже. Оделся, сходил на почту и отправил ему телеграмму с поздравлениями от всей нашей семьи. Естественно, на адрес его матери – он к ней приедет, она ему передаст, Тимуру будет приятно. Ну а подарок уже лично передам, вместе с подарком на свадьбу, когда в Святославль приеду. Так… Надо не забыть ему наградные часы от МВД тоже передать, а то прилично уже у меня валяются. Хорошие часы, модные.
Поработал, поиграл с детьми, в восемь вечера пошел к Ахмаду. Угадал, тот уже был дома. Удивительно, что почти трезвый.
– С днем рождения! – обнял его и передал пакет.
– Не забыл все-таки… – проворчал Ахмад, но лицо у него было довольным.
– Тебе лучше было бы, если бы забыл – тогда подарок потом лучше был бы.
– Да ты и так меня вряд ли обидел, – рассмеялся Ахмад.
Что подарить хозяйственному мужику, у которого все есть, на сорок пять лет? Конечно, пару бутылок качественного алкоголя. Это он всегда оценит. Пьет Ахмад, к счастью, немного, но качество, конечно, уважает. Это запойным алкашам все равно, что дарить – все быстро исчезает. А так человек в бар поставит бутылки, где они вполне могут и несколько месяцев простоять, а то и лет.
– Жаль, что Апполинария в больнице, без нее не хочу отмечать, – сказал Ахмад, – пошли на кухню, колбаски нарежу, чисто символически посидим.
– Какое на кухню, Валентина Никаноровна уже давно ждет. И злится, что тебя каждый раз к нам покушать зазывать приходится. Она же вдова генерала, свое веское слово давно сказала, что ты с нами столуешься, пока Поля в больнице. А тут непорядок – за тобой охотиться приходиться по этажам…
Ахмад снова засмеялся, взял одну из принесенных мной бутылок, и мы пошли к нам.
А там уже и Загит сидел, которого я предупредил.
– А чего Анну Аркадьевну не привел? – удивился я.
– Да она к дочке поехала. Все пытается с ней поладить… Куда уж там! – досадливо махнул он рукой, – максималистка! Все плохие, кроме нее и ее безгрешного отца. А то, что он сиделец по тяжелой уголовной статье – да какая разница…
– Ну, молодость часто слепа бывает, – развел руками я, присаживаясь за стол. – Глупая еще.
– На тебя посмотрев, трудно согласиться с тем, что можно быть такой дурой в ее годы… Она же года на три тебя старше. – покачал головой Загит, – впрочем, что мы о плохом… За тебя, Ахмад! Крепкий ты мужик, заботливый, Поля твоя за тобой, как за каменной стеной!
Посидели пару часов, сказали несколько тостов, дружески пообщались. Ничего не стал Ахмаду говорить о том, что удочку по поводу него закинул у Сатчана. Сработает – тогда уже и сказать можно будет. А пока что нечего впустую воздух сотрясать.
***
Москва, гостиница Россия.
Кудряшов все же нашел, к кому можно обратиться за информацией, не опасаясь, что Вавилов что-то узнает. Восемь лет назад, когда Вавилов еще и в Комитете не работал, будучи обычным партийным функционером, один подполковник КГБ начал подкатывать к его молодой жене, что-то вообразив о своей неотразимости. А она мужу пожаловалась, и тот принял меры. Кудряшов сильно подозревал, что этот случай сильно повлиял на решение Вавилова перейти потом на работу в Комитет. Потому как с карьерой у этого неосторожного подполковника все было с тех пор покончено.
Зазнался, Коля, ведь давно мог бы его уволить, а он его специально держит в подполковниках… И не думает о том, что тот будет не против однажды расквитаться, и уж точно зло затаил… да и мне очень неосторожно как-то, подвыпив, о нем рассказал. А теперь, когда и я ему уже не друг, надо этим немедленно воспользоваться.
Главное, убедить того, что это не подстава… Мало ли Вавилову шутки пошутить вздумалось…
Самому мне идти к нему не с руки. Генерал есть генерал, при такой разнице в званиях подполковник может и замкнуться, не поверив, что все это всерьез. А вот Третьяков для такого дела вполне годится. Тем более уже на всех этажах, поди, в курилках обсудили, что Вавилов его загнобил.
Он снял трубку, чтобы позвонить Третьякову домой. Главное, чтобы хоть в этот раз Олег не подвел. С этим-то он сможет справиться, надеюсь?
***
Ленинград.
На вторую неделю пребывания в Ленинграде Марат понял, что уже больше не хочет и не может смотреть на всякие красоты и восторгаться ими. Он представлял себе эту поездку несколько иначе. В его мечтах он гулял с Аишей по красивым улицам этого чудесного города, рассказывал ей разные истории и любовался любимой девушкой.
В реальности все это, конечно, тоже было, но терялось на фоне бесконечных музеев и выставок, которые они посещали. Родители Аиши оказались большими поклонниками искусства. Большую часть времени они посвящали именно музеям.
Марат, всегда раньше считавший, что ходить по музеям – это развлечение и совершенно не напряжно, в Ленинграде понял, как был неправ. Он-то основывался на своем опыте посещения немногочисленных и небольших музеев в Святославле и Брянске. А тут на один только Эрмитаж у них ушло два полных дня. И не поспоришь, красиво, слов нет, но через несколько часов хождения по залам, он осознал, что перестал воспринимать уже что-либо вообще. Немного оживился в зале с рыцарскими доспехами, но потом снова – посуда, скульптуры, картины, «ах, Марат, смотри, какой подсвечник…». Сознание стало словно ватным, глаза отказывались смотреть на что-либо, кроме указателей с надписью «выход».
Запас фактов и историй, которые он выучил, готовясь к поездке, иссякли в первые несколько дней. На его счастье, родители Аиши к тому времени уже немного освоились, достали с помощью персонала гостиницы несколько путеводителей и каких-то книг о музеях на английском и увлеченно их изучали, сверяя информацию с тем, что видели вживую.
Вот и сегодня в планах с самого утра у них был очередной музей. Марат со вздохом начал просматривать свои записи, чтобы вспомнить, что это за чудо такое – Горный музей, и зачем он вообще включил его в программу их поездки.
Такси доставило их на Васильевский остров. Музей был специализированный, поэтому семейство Аль-Багдади сопровождал переводчик. Знаний арабского у Марата точно не хватило бы, чтобы описать то, что они увидели. А посмотреть было на что. Музей оказался раем для тех, кто любит минералы и все, что связано с раскопками.
Вот здесь Марат ожил. Он бродил с Аишей и ее родителями по залам, слушал экскурсовода и восхищался. Ну, наконец нормальный музей, – думал он, разглядывая аметисты, агаты, огромный малахит на постаменте, скелеты динозавров и модели оборудования для шахт, – никаких картин со скульптурами, но ведь так красиво… И Аиша в восторге, – залюбовался он девушкой, которая с абсолютно счастливым видом рассматривала какой-то здоровенный кристалл, что-то возбужденно объясняя матери.
***
Третьяков очень обрадовался, когда ему позвонил Кудряшов и назначил встречу. А то вернулся он от Вавилова тогда совсем смурной. Олег сразу понял, что дело плохо. Так ничего толком и не рассказал ему, и быстро ушел. Он решил, что все пропало. Одна радость – в кабинете еще и освоиться не успел, вещи собирать будет легко. А то в Саратове, когда в Москву переводился, дважды прошёл через ад. Когда бумаги перебирал в своем кабинете, в котором просидел почти десять лет, и когда дома вещи паковал в ящики в ожидании контейнера. И не скажешь, что было сложнее, учитывая, что в кабинете пришлось каждую бумажку дважды просмотреть, чтобы не отдать на уничтожение что-то важное. Или что-то, что может быть не уничтожено, а использовано потом против него, никогда не знаешь, что будет с бумагами, что отдаешь в чужие руки. Все сомнительное он рвал на мелкие части и спускал в унитаз.