Дуэль с Лордом Вампиров - Элис Кова

Вентос отпускает меня. Одарив его хмурым взглядом, я подхватываю меч, возвращаюсь к горну и погружаю его в угли. Клинок в ужасном состоянии, лезвие искривилось относительно рукояти. Прежде чем нести его на шлифовальный круг, нужно сперва подправить форму.

– Я тебе не доверяю, – бросает Вентос мне в спину. Он явно горит желанием подраться, и мне отчасти хочется, наплевав на здравый смысл, дать ему отпор, хотя из-за кровной клятвы Рувану все равно ничего не получится.

– А я не доверяю никому из вас.

– Вот и отлично. В конце концов, в ночь кровавой луны мы убили десятки таких, как ты.

– Перестаньте! – велит Руван, но мы не обращаем на него внимания.

Вентос меня слишком сильно задел, и я уже не слышу голоса разума. Перед глазами опускается пелена, красная, как кровь моего брата. Я резко разворачиваюсь на месте, крепко, до побелевших костяшек пальцев, сжимая в руке рукоять меча.

– Скольких ты убил?

– Очень многих. – Вентос самодовольно откидывает голову назад. – А мы все выжили.

Я вспоминаю пустые кожаные доспехи в верхней оружейной.

– В чем смысл всего этого? Почему вы охотитесь на нас?

– Чтобы выжить.

– Но мы не должны умирать, чтобы вы могли жить! – Мой голос эхом отражается от камня и металла.

– Тогда в наказание за все, что вы нам сделали.

– Я сказал хватит! – Руван встает между нами. – Прекратите оба!

Вентос игнорирует его.

– Надеюсь, вы лишились кого-нибудь важного. Значимого для вашей проклятой гильдии или для тебя лично. Пусть вам будет больно, и вы все истечете кровью! И почувствуете хоть частицу страданий, которые причинили нашему народу.

Вентос медленно приближается ко мне. Даже несмотря на то, что Руван все еще стоит между нами, этот похожий на гору мужчина почти нависает надо мной, отравляя окружающий воздух ненавистью, которая уже пустила корни у меня внутри.

– Не волнуйся, я знаю, что такое боль. Я ощущала ее всю свою жизнь, – заверяю Вентоса. В моем голосе больше льда, чем на окружающих нас горных вершинах.

– Все ваши страдания ничто по сравнению с тем, что ежедневно приходится выносить нам. И даже если ты проживешь в мучениях сотню жизней, то все равно не сможешь искупить вину за эту долгую ночь.

– Вентос, перестань! Ты ничем не поможешь, если настроишь ее против нас.

– Я с самого начала не желал ее помощи! – Вентос пронзает повелителя свирепым взглядом. – Когда вы навязали нам это соглашение, то хоть на миг задумались о наших чувствах? Или они вас не волновали?

– Я делаю все необходимое, чтобы спасти наш народ. – В словах Рувана сквозит отчаяние.

– Но охотник вам в этом не поможет! – Вентос хлопает ладонью по столу, и оружие отзывается звоном.

– Я пойду на все, чтобы спасти вампиров и покончить с этой долгой ночью.

– Вы идиот! – шипит Вентос.

– Пусть так, но это мой выбор. Хотя я предпочитаю считать себя идеалистом, а не идиотом. – Руван расправляет плечи. Несмотря на то, что он на добрую голову ниже Вентоса, в его позе сквозит такое величие, словно он по меньшей мере вдвое выше. Такое впечатление, что повелитель вампов заполняет собой всю комнату, затмевая всех прочих. – Мне и только мне надлежит решать, как мы будем действовать, пока бодрствуем. Так постановил совет перед началом долгой ночи.

– Тогда провал всех начинаний и окончательная гибель нашего народа будет исключительно на вашей совести, – бросает Вентос, не сводя с Рувана хмурого взгляда.

– Я знал об этом задолго до того, как дал клятву охотнику. С того самого момента, как проснулся и увидел, какое жестокое будущее нас ждет. – Руван роняет слова, словно камни, и я постепенно начинаю ощущать всю тяжесть, что он носит внутри. Я и прежде ловила отголоски его скорби, но не понимала ее в полной мере. – Я готов взять на себя ответственность за свой выбор и за все, что с ним связано. Хотя я все же надеюсь, что мы сумеем положить конец долгой ночи.

Вентос подается вперед, словно собираясь продолжить, но в конце концов отстраняется и, пробормотав что-то об «академии», вылетает из комнаты.

Мы с Руваном неловко замираем на месте. Он стоит ко мне спиной. Пусть его слова звучали смело и решительно, но в тот же миг, как Вентос выходит за дверь, передо мной предстает усталый мужчина, чьи плечи ссутулились под грузом непомерной ответственности. Я чувствую, как он пытается взять себя в руки. И все еще лелеет глупую надежду и страсть защищать свой народ. Не припомню, чтобы Давос хоть раз с таким же пылом о нас заботился. Мне же подобная страсть знакома; я всегда пыталась ее сохранить и в то же время подавляла в себе…

В груди мучительно ноет, глаза горят от непролитых слез. Злость и разочарование раздирают меня на части. Хочется закричать. Или попросту расплакаться.

А еще какое-то чувство внутри, наплевав на здравый смысл, настойчиво подталкивает меня к Рувану. Я кладу руку ему на плечо. Он тут же напрягается и делает глубокий вдох. Я дышу вместе с ним. И кожу у основания горла, там, где находится его метка, начинает слегка покалывать.

Наверное, надо бы что-то сказать, но я не в силах подобрать слов. Его тело под ладонью кажется горячее горна. Если я продолжу касаться его, то просто обожгусь, и все же не могу заставить себя отстраниться. Мне хочется…

– Со мной все хорошо, – наконец сообщает он.

Я поспешно отдергиваю руку. Что на меня нашло? Решила утешить вампа? Я отворачиваюсь к горну.

– Мне жаль, что он столько всего тебе наговорил, – произносит Руван, и я ощущаю на себе его взгляд.

– Я не нуждаюсь в сочувствии вампов. – И вообще ни в чьем. Пусть на мою долю выпали трудности, но кому-то пришлось гораздо хуже, чем мне.

– Мы не должны быть врагами. – Его слова полны усталости, во мне же кипит злость.

– Ничего другого мы от вас не видели.

– Раз в пять…

– Из-за вас умер мой отец. – Перестав двигаться, я опускаю руки, и они безвольно повисают по бокам. Я же тупо таращусь на разложенные передо мной инструменты. Не знаю, зачем вообще подняла эту тему. Глупо и бессмысленно искать сочувствия, в котором я не нуждаюсь. И все же я продолжаю, а перед мысленным взором появляется отец, который укладывает меня в постель и клянется, что защитит от вампов, которые крадутся в ночи. – Вентос прав, я потеряла важного для себя человека. Отец был хорошим охотником, и его