Дуэль с Лордом Вампиров - Элис Кова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прости…
– Оставь свои извинения при себе.
– Даже если они искренние?
– Искренние? За смерть охотника? – усмехаюсь я. – Да вы все нас ненавидите.
– Не все, но многие. Кто-то винит в проклятии всех людей, но я понимаю, что ты не имеешь к нему отношения. Так что я скорее ненавижу обстоятельства и жалею людей, которые угодили в их ловушку.
Уже второй раз Руван отзывается о деревенских людях как о жертвах обстоятельств. Конечно, нам пришлось несладко и… да, будь у меня выбор, я предпочла бы жить за стенами…
Больше ничего не говоря, Руван наблюдает за мной. Может, чего-то ждет? Каких-то слов? Действий? Признаний, что мы с ним не так уж сильно отличаемся? Его молчание меня нервирует.
– Никто из нас на самом деле не хочет такой жизни, – тихо говорю я. Как будто исповедуюсь. Но перед кем? Перед ним или перед собой? – Конечно, мы полны гордости, ведь в Охотничьей деревне каждый знает, во имя чего все эти жертвы. Родители отдают детей в крепость, чтобы тем, кто живет за пределами наших стен, не пришлось столкнуться с таким же выбором. Нам не нравится такая жизнь, но мы ее принимаем, а взамен нас обеспечивают всем необходимым. Мы община и поддерживаем друг у друга. У многих нет и такого.
От людей, поселившихся в деревне, я слышала рассказы о тяготах, с которыми они сталкивались. В каких-то поселениях жилось неплохо, однако приходилось зависеть от прихотей градоправителей, в руках которых находились почти вся власть и богатство. В других вечно не хватало еды. В третьих правили суровые мужчины и женщины, держа жителей в вечном страхе и жестоко расправляясь с неугодными. Такие мне казались еще хуже вампов, поскольку принадлежали к нашему, людскому роду.
Руван внимательно ловит каждое слово, а потом замечает:
– Это странно.
– Что именно?
– Ты понимаешь, что вас загнали в ловушку… и все же твой народ держит нас с помощью проклятия. – Он делает шаг вперед и протягивает руки в умоляющем жесте. – Если людям тоже плохо, то почему охотники не могут нас освободить?
– Чтобы вампы свободно нападали на весь остальной мир?
Я засовываю меч в горн.
– Остальной мир? Да мы вообще не хотим иметь ничего общего с вашим миром. Мы желаем лишь освободиться и спокойно жить здесь, в Срединном Мире, где нам самое место. – Он смотрит на закрытые ставнями окна, явно представляя себе нечто, лежащее за ними. – Я никогда не выбирался за пределы этого города. Но, в отличие от вашей деревушки, здесь нет всего необходимого. Я хочу гораздо большего. Увидеть бал в замке фейри или услышать дуэт сирен, знаменующий начало нового года. Посетить бескрайние равнины, тянущиеся до самого горизонта. – В тихом голосе проскальзывают мечтательные нотки.
Я стараюсь не обращать внимания на вызванную его словами боль. Внутри что-то тихо откликается, словно бы приглашая оставить позади металл и жар и шагнуть навстречу непознанному миру, о котором он явно думал намного больше моего.
– Вам нужна кровь для магии, – неуверенно возражаю я.
– Если бы не проклятие, мы нашли бы достаточно крови и в Срединном Мире. Конечно, человеческая кровь сильнее всех, но хватит и крови других. Обычно мы собирали ее во время лунных праздников задолго до того, как дриады создали людей.
Я вглядываюсь в его лицо в поисках хоть малейших следов лжи, однако ощущаю правду так же остро, как исходящий от горна жар… или покалывание в ямке у основания шеи. Было бы намного проще, сумей я убедить себя, что все это просто обман. Ведь в противном случае… передо мной лишь одинокий, отчаявшийся мужчина, молящий о чуткости, неспособной пробудиться во мне во время жизни в Охотничьей деревне.
– Мне нужно заняться делом, – тихо говорю я и поворачиваюсь к нему спиной. – У меня всего лишь день, чтобы привести оружие в нормальный вид.
Руван нерешительно медлит, и на мгновение создается впечатление, будто хочет продолжить разговор. Однако он просто сообщает:
– Я скажу остальным принести сюда свое оружие. Займись им в первую очередь.
Руван направляется к двери, но на полпути останавливается. Даже не видя, я его ощущаю, и от каждого движения повелителя вампов по коже бегут мурашки. Я надеялась, что связанное с ним острое чувство узнавания со временем исчезнет, но, похоже, оно становится только сильнее.
– И еще, Риана, ты выглядишь уставшей. Обязательно отдохни, тебе понадобятся все силы, – советует он и уходит.
Повелитель вампов прав, я устала. Однако сон тут вряд ли поможет. Все, что мне нужно, как раз лежит сейчас передо мной.
Четырнадцать
Работа молотом сродни медитации.
Ударить. Остановиться и проверить. Чуть подправить заготовку. Сунуть в горн. Снова подправить. Охладить.
Весь год мы в кузнице подчинялись собственному расписанию: весной составляли планы, в конце лета, когда приезжали торговцы, запасали все необходимое, а осенью и зимой усердно ковали, готовясь к наступающему году. Пока на улице стояли холода, работа в кузнице казалась еще более приятной.
Дрю всегда говорил, что ненавидит последние месяцы года, и я долгое время считала, что он просто лентяй. Ну как можно не наслаждаться теплой кузницей, когда мир за окном завален снегом? Но потом он стал охотником, а ленивый человек не взялся бы за серп.
И однажды на Рождество, когда я стояла в стороне от деревенской площади, поскольку танцевать мне, разумеется, было запрещено, а Дрю, хоть и мог выбирать себе любую партнершу для танцев, составлял мне компанию, я напрямик спросила, в чем причина его ненависти. И брат ответил, что в те холодные, долгие ночи терпеть не мог кузницу вовсе не из-за желания увильнуть от работы. Просто постоянные удары по металлу болезненно отдавались внутри его черепа, и этот непрекращающийся шум звенел у него в ушах еще долгое время после того, как брат ложился спать, а с утра приносил с собой головную боль.
Тогда я не поняла его негодования из-за шума.
Не понимаю и теперь.
Для меня эти звуки сродни биению сердца, которое эхом доносится еще с тех времен, когда у горна трудились мои предки. Мы все разделяли эту любовь к работе с металлом, и в грядущие годы ее так же полюбят наши потомки. Или нет. Возможно, как и обещают вампы, эта долгая ночь наконец-то закончится, и Охотничья деревня пробудится от кошмара, в
