Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лоренс впервые поведал миру о своем открытии в докладе на тему «Дифракция коротких электромагнитных волн в кристалле»[241] в Кембриджском философском обществе 11 ноября 1912 года. Прошло лишь пять месяцев после того, как Лауэ сделал свое громкое заявление в Берлине. Статья Брэггса о слюде[242] была опубликована в журнале Nature всего через месяц, а вскоре подоспела и вторая статья о галитах.
На Рождество Лоренс поехал в Лидс, и сочетание отца, сына, рентгеновского спектрометра и закона Брэгга вскоре оставило Лауэ и других конкурентов далеко позади. Как выразился Лоренс, «рождается новая кристаллография»[243]. Во время «эпохального» всплеска энергии они получили атомную структуру нескольких солей, железного колчедана, флюорита и даже алмаза[244]. Впоследствии Лоренс с любовью вспоминал постоянное возбуждение, озарявшее их лабораторию, пока остальной Лидс пробивался сквозь зимнюю тьму. «Мы восхитительно проводили время вместе, засиживаясь допоздна каждую ночь, когда новые миры раскрывались перед нами в тишине лаборатории. Это было похоже на открытие золотой россыпи, где слитки можно собирать прямо с земли, а каждая неделя приносила захватывающие новые результаты».
Их рабочие отношения не всегда были гармоничными. До того как Лоренс опубликовал свою первую статью о законе Брэгга, его отец упомянул в двух письмах[245] в журнале Nature, что «мой сын» [имя не указано] придумал теорию, которая объясняет все пятнышки на снимках Лауэ. Лоренсу не нравилась такая бесцеремонность[246], особенно если учесть, что, по мнению многих, Брэггом в законе Брэгга, вероятно, был отец. Брэгг-старший загладил свою вину[247] тем, что отдал должное вкладу своего сына, когда он был приглашен на престижную Сольвеевскую конференцию в Брюсселе в октябре 1913 года. В результате Лоренс получил открытку из Брюсселя с поздравлениями от Эйнштейна, Резерфорда и Мари Кюри.
Успех Брэггов не остался незамеченным. В 1915 году они вслед за Резерфордом и Рентгеном были награждены – совместно – золотой медалью Барнарда Национальной академии наук США. Вскоре после этого была опубликована и заслужила всеобщее признание их книга «Рентгеновские лучи и строение кристаллов»[248]. Во вступлении Уильям приложил все усилия, чтобы «прояснить одну деталь. Идея “отражения”, которая сделала возможной работу по анализу строения кристаллов, принадлежит моему сыну».
Но за тем вмешались «форс-мажорные обстоятельства», и их время больше им не принадлежало.
Грохот войныСрок ультиматума с требованием оставить Бельгию, направленного немецкой армии, истекал в 23:00 по британскому летнему времени – полночь в Германии 4 августа 1914 года. Уинстон Черчилль, в то время Первый лорд Адмиралтейства, вспоминал, как с первым ударом Биг-Бена по комнате пронеся шелест движения. Телеграмма о начале войны – «начать военные действия против Германии» – была уже отправлена к тому времени, как Черчилль прошел через плацпарад Конной гвардии в Комнату правительства и доложил премьер-министру, что «дело сделано».
Из-за объявления войны распалась группа рентгеновской кристаллографии Брэггов. Уильям был привлечен Резерфордом[249] к участию в совершенно секретной исследовательской программе по обнаружению немецких подводных лодок. Лоренс и его младший брат Боб поступили на военную службу, чуть только начались боевые действия. Боб пошел в Британские экспедиционные войска, которые прошли через Францию и неумолимо двигались в сторону Восточного Средиземноморья. Лоренс провел несколько бесцельных месяцев[250] с бывшими охотниками в Конной артиллерии, пока в июле 1915 года не пришло спасение: вызов в Военное министерство[251] в Лондоне, из-за которого он был «на седьмом небе». Он был направлен в «штаб-квартиру картографической службы» во Фландрию, чтобы работать над «звукометрической» станцией для определения местоположения орудий противника. Был опробован ряд микрофонов, но далекие разрывы тонули в ультразвуковом свисте летящего снаряда, который был слышен раньше. Брэгг на собственном опыте испытал эту помеху при пользовании уборной, когда неподалеку стреляли британские орудия. Уборная представляла собой закрытую будку, которую сточная труба соединяла с внешним миром; прежде, чем он слышал каждый взрыв, ударная волна от проносившегося над головой снаряда поднимала его зад над сиденьем уборной. Брэггу удалось решить поставленную задачу с помощью капрала, работавшего физиком в Имперском колледже Лондона. Их усовершенствованная звукометрическая система могла точно определять положение немецких орудий на расстоянии до 11 миль и сыграла ключевую роль в победах союзников в битвах при Камбре и Амьене.
Во время пребывания во Фландрии Уильям получил два знаменательных известия. Первое, полученное в начале сентября 1915 года, сообщало о том, что Брэгг Роберт Чарльз, служивший в Королевской полевой артиллерии, умер от ран[252] в Галлиполи. Домой в Лидс отец сухо сообщил, что «Боб ушел» и, казалось, справлялся с горем, все глубже погружаясь в работу; мать была опустошена и так до конца и не оправилась после известия о гибели Боба.
Второе известие помогло немного рассеять тоску. В середине ноября Лоренс писал домой[253], благодаря отца за «радостное письмо». В нем сообщалось о том, что им обоим присуждена Нобелевская премия по физике. Чтобы отметить это событие[254], священник, в чьем доме размещался Лоренс со своей командой, извлек из погреба свою личную премию – бутылку вина Lachrymae Christi[255]. Место было очень подходящим, чтобы там проливались слезы Христа. В нескольких километрах к северу располагался некогда красивый и процветающий фламандский город, который был известен немногим в остальном мире до июля 1917 года. Этот город назывался Ипр.
Брэгги были лишь двумя из множества ученых, с отличием служивших своей стране во время войны. Слава богу, Лоренс был на безопасном расстоянии от Ипра в апреле 1916 года, когда зловещее серо-зеленое облако проплыло над землей в сторону французских позиций. Облако состояло из газообразного хлора, выбранного благодаря своей способности ослеплять, лишать трудоспособности и убивать. Так началась операция «Дезинфекция»[256], проводившая под личным контролем Фрица Габера, прославленного химика и директора Института физической химии и электрохимии кайзера Вильгельма в квартале Далем в Берлине.
Габер построил свою карьеру вокруг безвредных газов, азота и кислорода, из сочетания которых он получил аммиак. Это открытие было поистине революционным: аммиак,