Блаженный Августин - Константин Томилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(Легендарный диалог Остапа Бендера и Шуры Балаганова. Илья Ильф и Евгений Петров "Золотой телёнок")
"Совершил посадку рейс номер …, из Новосибирска…, к сведению встречающих…, выход пассажиров рейса…, через терминал номер…, заканчивается посадка на рейс…"
Андрей набычившись по приобретённой в неволе привычке неспешно вышел вместе с толпой суетливо семенящих пассажиров из зоны прибытия в гостеприимно распахнувшиеся матово-стеклянные двери. Бросившийся было к нему с нахальной ухмылкой пузатый "бомбило", как ударившись об взгляд только что "откинувшегося из зоны", трусливо завилял глазёнками и сделав какой-то знак своим "подельникам" прыснул в сторону. Сделав еще с десяток шагов Андрей остановился в стороне от снующих человеческих потоков и исподлобья оглядел зал ожидания в поисках родного лица.
– Приветик, Батяня! – раздался вместе с хлопком по плечу хрипловатый девичий голос.
– Надя? – ошеломленно уставился постаревший и уставший мужик на стоящее рядом "чучело".
Фиолетовый ирокез, стальные железяки в ушах, бровях и носу, кожаные штаны и грязные тяжелые бутсы, из наглухо застёгнутой, чёрной, проклепанной кожаной куртки выглядывала набитая на шее, почти до самой скулы, татуировка.
– Удивлён? – неестественно рассмеялась погибающая дочь, – а чего ты ожидал? Всё течёт, всё изменяется. Я вот тоже, тебя маленькая помню совсем не боялась, а теперь смотрю и страшновато. Вот тот мудак, – кивнула на косо поглядывающего на них "бомбилу", – всех "через хуй" здесь кидает, самый главный у них, ни ментов, не братков не боится. А от тебя – как чёрт от ладана! Я смотрела и уссыкалась. Думала он обосрётся на месте…, что ты делаешь? – содрогнулась тельцем и голосом, когда ОТЕЦ обнял и поцеловал её в судорожно стиснувшуюся щёку под которой непрерывно дрожала пульсирующая кровью синяя жилка.
– Ладно тебе…, – выглянули на Андрея поверх круглых синих очков грустные мамины глаза, – что ещё на нежности? "Валим" отсюда, а то ещё эти…, решат что мы…, и "прессанут"…
– Нет, не посмеют, – спокойно и уверенно ответил Андрей Юрьевич и взяв Родную Дочь за правую руку, повёл её на выход из здания, как выстрелами отбрасывая взглядами, "высовывающихся" то тут, то там бесов, – ты смотри-ка, Господи помилуй, целый "комитет по встрече" ОНИ мне тут подготовили, – пробормотал облегченно вздохнув уже на улице.
– А-а? О чём ты? – недоумённо переспросила Надюша, вся какая-то поникшая и умиротворённая. И тут же увидав махающую им из припаркованной вдалеке машины, такое же несуразное чучело, но только с розовым ирокезом, резко выдернула свою руку из Отцовской Руки:
– Чего ты меня как из детсадовскую?!
– А ты, не больно то и взрослая, – улыбнулся Рождённый Свыше, смиренно шагая вслед за что-то сердито шипящей в ответ Заблудившейся Женщиной.
– Нет, ну ты не поверишь! – сидящий на заднем сиденье потрёпанной иномарки Андрей мимоходом вслушивался в сорочью трескотню галдящих впереди девушек, – этот мудак, который на нас "наехал", как папаню моего увидал, так чуть не обосрался! Ха-ха-ха! – ненатурально рассмеялась Надя вместе с ещё не верящей, чем-то до сих пор испуганной подругой, – точно тебе говорю! Так что не ссы, он сейчас и про нас, и про номер машины нашей, "точняк" забудет. А не забудет, так ему же и хуже. Батя то мой, там на зоне "крутой" был, всех там "раком ставил"! Верно я говорю? – диким взглядом покосилась на, одним ухом слушающего, Андрея.
– А? – очнулся Андрей Юрьевич от своих дум и воспоминаний, – а, нет, Надя, никого я там, как ты говоришь. Уважали немного – это верно, но не за то, что ты имеешь в виду. И в уважении этом никакой моей заслуги нет и быть не может.
– Ай! Да ладно! – возмущенно махнула унизанной стальными перстнями рукой Надюша, – скромничает, – уверила вопросительно глянувшую на нее подругу, – он тут, в начале девяностых, такие Дела Воротил! Чего думаешь, ему просто так "червонец и пятак впаяли"? Так то "вышка" ему "светила", да, по слухам, деда Валера его "отмазал". Он по ходу и сейчас может бизнес "раскрутить", если захочет. "Подвязки" то, по любому остались. А то как же?! Кто-то же нас с маманей "баблом подогревал", не слабо так, "по крутому"!
– Неа! – чавкнула в ответ непрерывна жующая жвачку подруга, – бандюг сейчас в Городе нема, их всех "в сортире утопили"! Га-га-га…
Огорчённо и обречённо отстранившийся, отключившийся от происходящего Андрей, как очнувшись ото сна пришёл в себя от звука смачного, взасос поцелуя.
– Что ж это вы делаете, а? – с непереносимой сердечной болью спросил, уже давно приготовившийся к уходу в Мир Иной, Православный, неразумных, психически больных "детишек".
– А что нельзя?! – ядовито зашипела в ответ дочь, – ты сам то, сам, чего натворил? Нас с мамой бросил, когда дурные деньжищи попёрли и с сразу с двумя бабами, одновременно жил. Ёб их во все дырки! А потом убил, то ли с пьяного будуна, то ли с наркотической ломки. А щас праведника из себя корчишь! Всё приехали! С вещами на выход!
Выскочив из машины и лихо выдернув из багажника небольшую сумку Надя стараясь не смотреть на Андрея Юрьевича, то ли сунула, то ли бросила ему её.
– Доченька, – властно схватив за ворот, Отец повернул к себе упрямое, стиснутое молчанием девичье личико, – я хочу чтобы ты знала, – проговорил прямо в пустыми, черепными глазницами смотрящие на него синие стёкла дурацких очков, – что бы ты не сделала – Я ВСЁ РАВНО БУДУ ТЕБЯ ЛЮБИТЬ.
– Заходи, Андрюша, там открыто, – донеслось из-за ново поставленной металлической двери.
– Да уж вижу, – проговорил Андрей Юрьевич заходя в приотворённую дверь, – что ж вы так нараспашку живёте? – улыбнулся встречающей его в коридоре Наталье.
– Нет, конечно! – улыбнулась в ответ сидящая в инвалидной коляске бывшая жена, – времена то сейчас какие! Опасно, не так как раньше. Это просто мама только что ушла к себе, а я её попросила чтобы она не закрывала, потому что тебя она так и не хочет видеть, а мне самой эту новую дверь…, – откатившись назад, в кухню, пригласила, – ну что же ты стоишь на пороге? Проходи, гостем будешь.
– Будьте как дома, но не забывайте что вы всё-таки в гостях, – неуклюже пошучивая и разуваясь проговорил Андрей.
– Ну зачем ты так ? – чуть обиженно дрогнул голос