Чужой 1917 год - August Flieger

— Есть!

Вот так-то… А что касаемо 'вперед идтить сам-первый': что ж, вперед, так вперед… Я не гордый — могу и сходить, коли надо.

Говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять.

По моему скромному мнению, как говориться, ждать начала атаки, находясь при этом под обстрелом артиллерии всех калибров. Да еще вдобавок, догонять эту самую атаку, вероятно под тем же обстрелом — гораздо хуже!

Хотя, если быть до конца объективным, именно по нашей позиции немцы стреляют не в полную силу.

Теоретически, сейчас основной удар артиллерии противника приходится по передовой позиции. После того, как немцы пойдут в атаку они перенесут огонь на промежуток, между первой и резервной позицией, дабы не допустить с нашей стороны подхода подкреплений. И долбанут по самим резервам, для того, чтобы расстроить порядки еще до вступления в бой.

Накаркал…

Жахнуло так, что я чуть не слетел со скамейки, а телефонист еле успел поймать подпрыгнувший телефонный аппарат. С потолка посыпался мусор. Во входной проем сыпануло землей, и в воздухе отчетливо запахло сгоревшей взрывчаткой…

ЕгипеЦкая сила!!!

Это где-то совсем рядом шестидюймовый ухнул. Хорошо, хоть не прямо на голову…

— Спаси и сохрани, Царица небесная! — истово перекрестился Савка, которого взрывом чуть не сбило с ног.

— За нас германец принялся… — буркнул Токмаков, одной рукой придерживая трубку на весу, а другой, отирая запорошенный стол.

— Давай связь с командиром батальона! — гаркнул я немного придя в себя.

— Береза! Береза! Я — рябина девять! Порфирич, давай мне третий батальон! Третий батальон? Лапшин, ты штоль? Начальника зови к трубке! — телефонист протянул мне трубку. — Готово, вашбродь!

— Капитан Берг у аппарата! — ожила мембрана.

— Господин капитан, прапорщик фон Аш! Немцы перенесли огонь на резервные позиции!

— Слышу вас! Понял! Ожидайте приказа!

— Слушаюсь! — я вернул трубку Токмакову.

Интересное кино: 'Ожидайте приказа'!

Еще и Жигун куда-то запропастился. Причем, может быть, и навсегда…

Сквозь грохот разрывов отчетливо послышался треск пулеметов и беглая стрельба из винтовок.

Немцы в атаку пошли!

Чего делать-то?!?

Тут к грохоту немецкой обстрела прибавился зычный голос нашей артиллерии. Судя по звуку, палили из всех стволов: трехдюймовки, полевые гаубицы, минометы… Постановка заградительного огня в действии.

Жалко посмотреть нельзя…

С другой стороны, даже с НП много не увидишь. Там, небось, сплошная стена из пыли и дыма от разрывов стоит.

Главное — чтобы атакующих немцев обработали по полной программе!

Канонада постепенно затихала.

Взрывы становились все реже и, наконец, прекратились совсем. Еще с полчаса огонь продолжала вести только наша артиллерия, но и она, в конце концов, смолкла.

На столе у Токмакова затрезвонил телефон:

— Я — рябина девять! Да! Так точно! Вашбродь, извольте к аппарату! Командир батальона!

— Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата!

— Отбой, барон! Как только появится Казимирский — срочно ко мне!

— Слушаюсь!

Савка, обрадованный тем, что все закончилось, стащил с голвы каску и с облегчением вытер лоб рукавом:

— Отбились… Дозвольте, вашбродь, я что-нибудь покушать сготовлю?

— Давай!

Вслед за ординарцем я вышел в траншею…

Солнышко светит, легкий ветерок шелестит в траве, неся с собой запах гари и свежевырытой земли…

Сняв каску, задираю голову и смотрю в бледно-голубое июньское небо…

Хорошо жить… Хорошо, что жив…

Минут десять спустя в переходе появился ротный в сопровождении своих связных.

— Как вы себя чувствуете, барон?

— Бодрым, Казимир Казимирович!

— Чудесно! Какие новости?

— Капитан Берг просил вас прибыть к нему со всей возможной срочностью!

— Сейчас иду! А вы, барон, распорядитесь протянуть на наш наблюдательный пункт телефонную связь. И выясните с Лиходеевым наши потери.

— Слушаюсь!

Удивительно! Только что тут ад земной был, а пан Казимирский выглядит так, словно не из-под обстрела, а с 'шумного бала' вернулся: блестящий и слегка неопрятный.

Вернувшись в блиндаж, я велел Токмакову соединить меня с командой связи. Попрепиравшись со мной для порядка, те согласились выделить аппарат для сего благородного дела.

Вот и ладненько…

— Вашбродь! — Из нашей с Казимирским квартиры появился Савка. — Я завтрак спроворил!

— Ну, идем, мой верный Санчо Панса!

— Никак нет, вашбродь, никакой я не 'Панча'… А кто это такой есть?

— Это, Савка, верный оруженосец одного легендарного рыцаря!

— Выходит, что я оруженосец и буду, — озадаченно согласился парень.

* * *

С наблюдательного пункта открывалась жуткая панорама, куда там бородинской.

Изрытая воронками земля, полузасыпанные траншеи, клочья проволочного заграждения. А перед ними поле, покрытое трупами в серой форме. Я насчитал больше роты только перед нашими позициями.

Если учесть, что немцы атаковали не только здесь, но и на соседних участках…

До колючей проволоки так никто и не добежал, все полегли в поле. Немецкие окопы, кстати, придвинулись еще метров на триста.

Все, как и предрекал ротный…

Среди воронок обозначилось какое-то шевеление, я схватился за бинокль: немецкие санитары ползали среди неподвижных фигур в фельдграу.

Раненых подбирают.

На НП появились связисты с катушкой полевого телефона и аппаратом.

Сподобились!

— Ефрейтор Антонов! Куды, вашбродь, телефон-то ставить?

— Вон в подбрустверную и ставьте! И провод положите, чтоб никто не спотыкался!

— Слушаюсь! Будет исполнено!

Пока связисты возились с установкой, я попытался разглядеть немецкие позиции. С такого расстояния видно было очень мало: ломаную передовую траншею, фрагменты ходов сообщения.

Проволочного заграждения перед немецкими позициями не было — только рогатки. Если бы мы пошли в контратаку, то шансы захватить первую линию немецких окопов были бы весьма велики. Но без серьезных потерь нам ее не взять, да и с подкреплениями у нас туго.

— Готово, вашбродь! — связист закрутил ручку телефона. — Алле! Прокопенка? Прокопенка, слушай сюда! Антонов говорит! Ага! Мы на наблюдательном второй линии. А позывной какой? Ага! И тебе не кашлять!

— Работает?

— Так точно! Позывной: 'рябина девять наблюдательный'.

— Молодцы! Благодарю за службу!

— Рады стараться!

— Сделай мне восьмую роту! — я решил позвонить Генриху.

— Сей момент!

Связист снова принялся орать в трубку, прорываясь к искомому адресату.

Каменный век, блин!

Рацию хочу! Уоки-токи! И Wi-Fi с Интернетом в придачу, чтобы ролики в You Tube вывешивать, как американцы в Ираке и Афгане.

Мечты… Мечты…

— Восьмая, вашбродь! — протянул мне трубку ефрейтор.

— Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата! Подпоручика Литуса к телефону!

— Будет исполнено!

Спустя несколько минут в трубке послышался голос Генриха:

— Подпоручик Литус у аппарата!

— Добрый день, Геня!

— Здравствуй Саша! Рад тебя слышать и рад, что с тобой все в порядке!

— Я тоже рад! Как у вас дела? Есть ли потери?

— Пятеро убито, дюжина раненых. Легко отделались!

— У нас одних убитых восемь человек, — вздохнул я. — Прямое попадание в землянку.

— Да! Не повезло… Кстати Софьин погиб. Осколком, через каску. Наповал!

Мне сразу вспомнился этот румяный юноша с выверенным до миллиметра пробором в темных волосах и немного восторженным взглядом больших карих глаз.

Убит…

Не могу сказать, чтобы мы были друзьями. Скорее даже наоборот, наши отношения, после известного случая с дракой, были весьма натянутыми.

И все же! Ему было всего девятнадцать лет…

Сумасшедшая ночь…

Беготня, суета, мат-перемат — и все в кромешной темноте, время от времени освещаемой вспышками ракет.

Мы сменяем на передовой двенадцатую роту.

В ходах сообщения образуются пробки, как на Садовом Кольце в час пик.

Гренадеры со своими пожитками смешиваются с саперами, которые волокут стройматериалы для ремонта позиций. Тут же снуют подносчики боеприпасов с патронными и гранатными ящиками. В довершение всего нас посетила команда разведчиков, с целью слазить на нейтралку…

Поскольку орать нельзя — немцы могут и пульнуть для острастки, приходится наводить порядок мануально. Дабы не отбить руку, я вооружился метровой палкой и, таким образом регулируя траншейное движение. То есть, в случае необходимости, несильно колотил зазевавшихся по спине или по плечам.

Можно конечно и по голове стукнуть — все равно все в касках, но опять же, звону будет.

В принципе немцы спокойно относились к шуму строительных работ на наших позициях. Но вот на необычный звук противник мог отреагировать открытием огня.