ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК - ОБЭРИУТЫ

Опять скатилась молния. Я замер.

Вверху, на самой высоте, металась чуть заметная фигурка, хватая воздух пальцами руки.

Я заревел. Фигурка подскочила, ужасный вопль пронзил меня насквозь, на воздухе мелькнули морда, руки, ноги.

И больше ничего не помню.

Наутро буря миновала, лесных развалин догорал костер.

Очнулся я. Утес еще дымился, и труп Безумного на камушках лежал.

Волк-студент Мы все скорбим, почтенный председатель, по поводу безвременной кончины Безумного. Но я уполномочен просить тебя ответить на вопрос, предложенный коллегией студентов.

Председатель Говори.

Волк-студент Благодарю. Вопрос мой будет краток.

Мы знаем все, что старый лес погиб, и нет таких томительных загадок, которым мы довериться могли б.

164 Мы строим новый лес. Такой, каких на свете еще никто не видел. Ничего! Мы строим все – мужчины, жены, дети, и я клянусь – мы выстроим его.

Мы ча глазах вселенную меняем.

Еще совсем ›богие вчера – перед тобой мы ныне заседаем ьач инженеры, судьи, доктора.

Горит как смерч великая наука.

Волк ест пирог и пишет интеграл.

Волк гвозди бьет, и мир дрожит от стука, и у я: закончен техники квартал.

Итак, скажи, почтенный председатель, в наш трезвый мир зачем бросаешь ты – как ренегат, отступник и предатель – Безумного нелепые мечты? Подумай сам – возможно ли растенье в животное мечтою обратить, возможно ль полететь земли произведенью и тем себе бессмертие купить? Мечты Безумного безумны от начала.

Он отдал жизнь за них. Но что нам до него? Нам песня нового столетья прозвучала, мы строим мир, а ты – бежишь его! В о л к и – и н ж е н е р ы Мы, особенным образом складывая перекладины, составляем мостик на другой берег звериного счастья.

Мы делаем электрических мужиков, которые будут печь пироги.

Лошади внутреннего сгорания нас повезут через мостик страдания.

И ямщик в стеклянной шапке тихо песенку споет: – Гайда, тройка, энергию утрой-ка! Таков полет строителей земли, дабы потомки царствовать могли.

165 Волк и-доктора Мы – врачи и доктора – толмачи зверей бедра.

В черепа волков мы вставляем стеклянные трубочки, мы наблюдаем занятия мозга, нам не мешает больного прическа.

Волки-музы канты Мы скрипим на скрипках тела, как наука нам велела.

Мы смычком своих носов пилим новых дней засов.

Председатель Медленно, медленно, медленно движется чудное время.

Точно клубки ниток мы катимся вдаль, оставляя за собой нитку наших дел.

Чудесное полотно выткали наши руки, миллионы миль прошагали ноги.

Лес, полный горя, голода и бед, стоит вдали, как огненный сосед.

Глядите, звери, в этот лес – медведь в лесу кобылу ест, а мы едим большой пирог, забыв дыру своих берлог.

Глядите, звери, в этот дол – едомый зверем, плачет вол, а мы, построив свой квартал, волшебный пишем интеграл.

Глядите, звери, в этот мир – там зверь ютится, наг и сир, а мы, подняв науки меч, идем от мира зло отсечь.

166 Медленно, медленно, медленно движется чудное время…

Я закрываю глаза и вижу стеклянное здание леса.

Стройные волки, одетые в легкие платья, преданы долгой научной беседе.

Вот отделился один, поднимает прозрачные лапы, плавно взлетает на воздух, ложится на спину, ветер его на восток как плывущего гонит.

Волки внизу говорят: – Удалился философ, чтоб Лопухам преподать геометрию неба.

Что это – странные виденья, безумный вымысел души или ума произведенье – студент ученый, разреши! Мечты Безумного нелепы, но видит каждый, кто не слеп,- любой из нас, пекущий хлебы, для мира старого нелеп.

Века идут, года уходят, но все живущее – не сон: оно живет и превосходит вчерашней истины закон.

Спи, Безумный, в своей великой могиле! Пусть отдыхает твоя обезумевшая от мыслей голова! Ты сам не знаешь, кто вырвал тебя из берлоги, кто гнал тебя на одиночество, на страдание.

Ничего не видя впереди, ни на что не надеясь, ты прошел по земле как великий полководец мысли.

Ты – первый взрыв цепей! Ты – река, породившая нас! Мы – стоящие на границе веков, рабочие молота нашей головы,,167 мы запечатали кладбище старого леса твоим исковерканным трупом.

Лежи смирно в своей могиле, Великий Летатель Книзу Головой.

Мы, волки, несем твое вечное дело туда – на звезды – вперед! 793/ IIIIILI Одна муха ударила в лоб бегущего мимо господина, прошла сквозь его голову и вышла из затылка. Господин, по фамилии Дернятин, был весьма удивлен: ему показалось, что в его мозгах что-то просвистело, а на затылке лопнула кожица и стало щекотно. Дернятин остановился и подумал: «Что бы это такое значило? Ведь совершенно ясно я слышал в мозгах свист. Ничего такого мне в голову не приходит, чтобы я мог понять, в чем тут дело.

Во всяком случае, ощущение редкостное, похожее на какую-то головную болезнь. Но больше об этом я думать не буду, а буду продолжать свой бег». С этими мыслями господин Дернятин побежал дальше, но как он ни бежал, того уже все-таки не получалось. На голубой дорожке Дернятин оступился ногой и едва не упал, пришлось даже помахать руками в воздухе. «Хорошо, что я не упал,- подумал Дернятин,- а то разбил бы свои очки и перестал бы видеть направление путей».

Дальше Дернятин пошел шагом, опираясь на свою тросточку. Однако одна опасность следовала за другой.

Дернятин запел какую-то песень, чтобы рассеять свои нехорошие мысли. Песень была веселой и звучной, такая, что Дернятин увлекся ей и забыл даже, что он идет по голубой дорожке, по которой в эти часы дня ездили другой раз автомобили с головокружительной быстротой. Голубая дорожка была очень узенькая, и отскочить в сторону от автомобиля было довольно трудно.

Потому она считалась опасным путем. Осторожные люди всегда ходили по голубой дорожке с опаской, чтобы не умереть. Тут смерть поджидала пешехода на каждом шагу то в виде автомобиля, то в виде ломовика, а то в виде'телеги с каменным углем. Не успел Дернятин вы сморкаться, как на него катил огромный автомобиль Дернятин крикнул: «Умираю!» – и прыгнул в сторону 170 Трава расступилась перед ним, и он упал в сырую канавку. Автомобиль с грохотом проехал мимо, подняв над крышей флаг бедственных положений. Люди в автомобиле были уверены, что Дернятин погиб, а потому сняли свои головные уборы и дальше ехали уже простоволосые. «Вы не заметили, под какие колеса попал этот странник, под передние или под задние?» – спросил господин, одетый в муфту, то есть не в муфту, а в башлык. «У меня,- говаривал этот господин,- здорово застужены щеки и ушные мочки, а потому я хожу всегда в этом башлыке». Рядом с господином в автомобиле сидела дама, интересная своим ртом. «Я,- сказала дама,- волнуюсь, как бы нас не обвинили в убийстве этого путника».- «Что? Что?» – спросил господин, оттягивая с уха башлык. Дама повторила свое опасение.

«Нет,- сказал господин в башлыке,- убийство карается только в тех случаях, когда убитый подобен тыкве.

Мы же нет. Мы же нет. Мы не виновны в смерти путника. Он сам крикнул: умираю! Мы только свидетели его внезапной смерти». Мадам Анэт улыбнулась интересным ртом и сказала про себя: «Антон Антонович, вы ловко выходите из беды». А господин Дернятин лежал в сырой канаве, вытянув свои руки и ноги. А автомобиль уже уехал. Уже Дернятин понял, что он не умер. Смерть в виде автомобиля миновала его. Он встал, почистил рукавом свой костюм, послюнил пальцы и пошел по голубой дорожке нагонцть время. Время на девять с половиной минут убежало вперед, и 'Дернятин шел, нагоняя минуты.

Семья Рундадаров жила в доме у тихой реки Свиречки. Отец Рундадаров, Платон Ильич, любил знания высоких полетов: Математика, Тройная Философия, География Эдема, книги Винтвивека, учение о смертных толчках и небесная иерархия Дионисия Ареопагита были наилюбимейшие науки Платона Ильича. Двери дома Рундадаров были открыты всем странникам, посетившим святые точки нашей планеты. Рассказы о летающих холмах, приносимые оборванцами из Никитинской слободы, встречались в доме Рундадаров с оживлением и напряженным вниманием. Платоном Ильичом хранились длинные списки о деталях летания больших 171 и мелких холмов. Особенно отличался от всех других взлетов взлет Капустинского холма. Как известно, Капустпнскип холм взлетел ночью, часок в пять, выворотив с корнем кедр. От места взлета к небу холм поднимался не по серповидному пути, как все проЧпе холмы, а по прямой лпшш, сделав маленькие колебания лишь на высоте 15- 16 километров. И ветер, дующий в холм, пролетал скзод^ пего, не сгоняя его с пули. Будто холм кремневых пород потерял свойство непроницаемости.

Сквозь холм, например, пролетела галка. Пролетела, как сквозь облако. Об этом утверждают несколько свидетелей. Это противоречило законам летающих холмов, но факт оставался фактом, и Платон Ильич занес его в список детален Капустинского холма. Ежедневно У Рундадаров собирались почетные гости и обсуждались признаки законов алогической цепи. Среди почетных гостей были: профессор железных путей Михаил Иванович Дундуков, игумен Миринос II и плехаризиаст Стефан Дернятип. Гости собирались в нижней гостиной, садились за продолговатый стол, на стол ставилось обыкновенное корыто с водой. Гости, разговаривая, поплевывали в корыто: таков был обычай в семье Рундадаров.