Игрушки. Выше, дальше, быстрее - Артём Рыбаков

– … Антон, Антон! Ты что, оглох что ли?

Поворачиваюсь. Ба, да это же Казачина! Главвсехнахренподрывтрест, собственной персоной.

– Да Ваня. Что случилось?

– Отойдём на минутку, разговор есть.

– Секунду… Так, всем отдыхать пять минут. Советую лечь на спину, а ноги разместить так, чтобы они выше головы были. И не курить! – это уже занимающимся. Отойдя на пяток метров, мы уселись на тёплую землю.

– Ну, с чем пожаловал?

– Тох, ты только не обижайся, но я вчера схитрил.

– ?

– Ну, когда фугас испытывали.

– И в чём же хитрость была.

– Я пороха недосыпал. Точнее оставил только треть от нормального заряда.

– А почему?

– Гильзу на полном в пыль разнесёт, и на трети заряда видел, как её разворотило.

– Так на что мне обижаться-то? Ты же для дела. Кстати, а если заряд прикапывать, как, эффективнее будет?

– Да. Точно эффективнее. Я почесал затылок, а потом выдал на-гора ещё одну «гениальную» идею:

– Вань, а я придумал, как нам электровоспламенители сэкономить. Только ты не отвергай её сразу. Обдумай, ладно?

– Ну, давай, высказывай! Я подобрал щепочку и начал чертить:

– Вот, смотри… Берём несколько наших зарядов, и заклиниваем их в бревне… Или зажимаем между двумя брёвнами. Это поможет от преждевременного разрыва?

– Может и помочь. Смотря чем зажимать будем…

– Верёвочной скруткой. Или проволокой. Дальше слушай. Вот здесь крепим электровоспламенитель, а от него делаем дорожки из смеси смолы и пороха. Его у нас, как я понимаю, теперь – хоть на зиму заготавливай?

– Интересная идея. Пойду, проверю. Может и сработать.

– А ты, вообще, зачем подходил?

– Так, извинится хотел. Я уставился на Казачину.

– Извинится? Ну ты, брат, даёшь! Но спасибо! Мне приятно.

– Да не за что… Тош, я ещё тебя попросить хотел…

– Ну?

– Ты меня отдельно не поучишь? – я вспомнил, что ещё ТАМ, в нашем времени Ваня собирался прийти, поучится, но всё как-то не складывалось.

– Вань, о чём разговор? Конечно, поучу.

– А то знаешь, хочется соответствовать высокому званию советского «сверхдиверсанта» – и Ванька лукаво улыбнулся. Я дружески ткнул его кулаком в плечо:

– Замётано. Через неделю будешь кирпичную стену с одного удара разваливать. Головой. Причём независимо от твоего согласия.

Отсмеявшись мы разошлись по своим делам: я – к своим «баранам», а Казачина пошёл экспериментировать со смолой и порохом.

Погоняв «курсантов» ещё с полчасика я объявил об окончании занятия. В быстром темпе выдал персональные рекомендации каждому и, довольный собой, направился к командиру с целью получения дальнейших указаний.

Идя по полю, я обратил внимание на неприятный запах, на который до этого момента как-то не обращал внимания (Как же обратишь тут – четверо суток – это с учётом поездки в Минск и подготовки к игре, без душа и ванны!). Что-то знакомое было в нём… Чёрт, ну точно! Так пахло в больничном морге! В отрочестве, ещё учась медучилище, я пару лет отработал санитаром, а затем и операционным медбратом в одной из московских больниц. Только здесь к этому «запаху смерти» не примешивался «аромат» формалина, вот я сразу и не узнал его. Блин, да мы же на кладбище живём! Хорошо, что я к командиру иду, надо будет предложить перебраться куда-нибудь в другое место. Размышления на эту не очень приятную тему как будто придали толчок моим мыслям. Я вспомнил, то важное, что забыл утром…

«Гиммлер! Твою мать, через месяц в Минск приедет Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС будет инспектировать лагерь военнопленных и Минское гетто!» – я читал об этом в какой-то книге за несколько месяцев до приснопамятной поездки в Минск. Как ужаленный я рванул к командиру.

– Как позанимались? Не сильно бойца помял?

– Саш, не время. Позже. Я что вспомнил-то! Четырнадцатого, а, может, и пятнадцатого августа в Минск приедет Гиммлер! Саня даже рот раскрыл от неожиданности.

– Бродяга, ко мне! – закрыв рот, рявкнул он. Всё-таки реакции и скорости мышления командира и молодые должны завидовать! Шура-два нарисовался буквально через пару минут.

– Так, – взял быка за рога Фермер, – ты представляешь, что этот разгильдяй только что вспомнил?

– Нет, откуда?

– В Минск. Приедет. Гиммлер! – раздельно произнёс командир.

– Ёп… А не зря мы поутру про индивидуальный террор говорили, не зря! И, повернувшись ко мне, Бродяга спросил:

– Когда? На сколько?

– То ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого августа… – неуверенно ответил я. – Он там какую-то айнзатцкомманду инспектировать должен…

– Месяц на подготовку. Нормально. Фермер задумчиво поскрёб заросший подбородок, а потом произнёс:

– Так, в течение следующей недели проводим серию диверсий, смещаясь вдоль шоссе на восток, потом загибаем крюк и идём на Минск.

– А зачем диверсии-то на шоссе устраивать? – не понял я.

– А мы возможных «кураторов» отвлечём, – пояснил Бродяга.

– Да какие, на фиг, «кураторы». Кто о нас знает? Кому мы нужны?

– Ты, Тоха, немцев не недооценивай! Они педанты ещё те. Это пока за нас не взялись, поскольку мы – «чокнутая бабуся». Но, будь уверен, если мы маху дадим, прилетит нам столько, что и поднять не сможем.

Появившаяся цель и пугала и манила одновременно. С одной стороны, Генрих Гиммлер однозначно заслуживал смерти, ведь концлагеря уже работали, а наших советских граждан расстреливали на обочинах дорог. К тому же, гибель третьего, а то и второго человека в реальной иерархии рейха могла заставить припадочного фюрера заметаться и наделать кучу ошибок, вроде отзыва частей с фронта для чистки тылов.

С другой стороны, были, как это ни странно, аргументы и против: маниакальное упорство с которым Гиммлер создавал боевые части СС, лишало вермахт довольно значительной части качественных призывников, а вооружение этих частей «второсортицей», разгружало оружейные заводы Германии для производства оружия «первой», так сказать, очереди.

Хотя по боку экономику, за одно только введение «газенвагенов» и приказ о перепрофилировании части лагерей из концентрационных в «лагеря смерти» эту тварь на куски порезать надо.

«Так, что я помню об этом визите?» – задал я сам себе главный вопрос. «Практически ничего!» – тут же пришёл ответ от сознания. Тут мне вспомнилась одна нехитрая методика по активизации подсознания, которую я частенько применяю, когда потеряю какую-нибудь вещь дома. Смысл в том, чтобы не сосредотачиваться на поисках предмета, а позволить разуму «скользить» от одной вещи к другой. То есть, вместо лихорадочного перерывания книжных шкафов и тумбочек, я спокойно брожу по квартире, и позволяю телу делать неосознанные движения. Обычно через пять минут руки сами открывают нужную дверцу, или, приподняв какую-нибудь газету, находят ту самую книгу. Аналогично, когда кто-нибудь из моих друзей при метании в мишень теряет в густом подлеске нож, я вместо судорожного вытаптывания травы, просто иду в направлении броска и, как бы машинально, поднимаю «потеряшку» с земли. Конечно, потом, при анализе, я понимаю, что здесь вот – веточка была надломлена, а здесь на коре след от отскочившего ножа, но картинка, обычно, возникает сама собой, не разбиваясь на детали. Эта методика, которую мне «показал» один из моих наставников, здорово выручала меня, когда я учился на химфаке одного из вузов – сложные формулы органических соединений я запоминал целиком, а не вычерчивал, высунув язык и скрипя мозгами.

Вот и здесь, я присел в тенёчке и бездумно уставился на бегущие в небе облака…

«Минский аэродром… Кубе…» – всплыло в голове через какое-то время. Потом появилось ещё несколько слов: «Юбилейная площадь», «гетто», «сто тысяч»…

Вскочив, я направился на поиски Дымова. Сержанта я нашёл сидящим под «оружейным» тентом в компании Алика и Трошина. Совместными усилиями они пытались разобрать чешский ручной пулемет. И, судя по количеству деталей, лежащих на коврике и отсутствию мата, получалось это у них неплохо.

– Зельц, дело к тебе есть, да и к тебе, Вячеслав – тоже. Начал я без лишних предисловий.

Дымов попытался вскочить прямо под тентом, так, что чуть не сорвал его с растяжек. «Да, здорово его Бродяга «накачал»!» – подумал я и продолжил.

– Вы, друзья мои как, в Минске хорошо ориентируетесь?

– Не очень. Бывал пару раз. – Ответил Зельц.

– А ты? – повторно поинтересовался я у Трошина. Тот задумчиво посмотрел на меня. Потом ответил:

– В тридцать шестом почти месяц прожил. Мы тогда приезжали опытом обменяться. Ну, и перед войной уже – неделю.

– Великолепно! То есть город знаешь?

– Ну, не так, чтобы очень хорошо… – замялся он.

– Район Оперного театра знаешь?