Заклятые подруги - Мария Мусина

— И им это удается, — скорее утвердил, чем вопросил Кудряшов.

— Да ничего особенного, — поморщилась Лариса, — им не удается. Если и удается, то то же, что и официальной, вернее, так называемой официальной медицине. А уж сколько они, сенсы эти, вреда, прости Господи, приносят… Время тянут, — Лариса загнула мизинец, — больному бы бежать к доктору, а он по колдунам шляется, потом с хроникой уже доплетается до врачей, все равно к ним идет, как прижмет по-настоящему. Боль ведь не тетка. А уж о душе, — сжала в кулак пальцы, — молчу вообще. Ведь на самом-то деле расклад такой. Только человек с очень слабой верой или вообще без веры может всерьез порчи опасаться. Он тогда боится испытаний и вечно трясется, как бы чего с ним в жизни трудного не приключилось, не произошло. Он от всего шарахается, всего страшится, всего робеет, от всего трепещет. К такому и в самом деле все липнет. Глянь на него косо — у него инфаркт случится, инсульт. Да что инсульт — у него от страха-ужаса гормональный фон сдвинется, у него все, что угодно, в организме произойти может. От страха. В такой вот сглаз, в такую порчу, разумеется, кто не поверит?

— И что же, — попытался съязвить материалист Кудряшов, — верующие и не болеют вовсе, и к врачам не обращаются?

— Еще как болеют. И к докторам ходят. И лечатся. Но они к телу своему по-иному относятся, на жизнь свою на этом свете вообще иначе глядят. Может, они дела какие здесь не доделали, прегрешения свои еще не искупили, детей не вырастили, им для этого жизнь нужно продлить. Чтобы близким, может, в тягость не быть, надо страданий собственных избежать. Улавливаете разницу? И уж будьте покойны — их-то никто не сглазит никогда. Они иные объяснения своим болезням знают. К своим грехам обращаются, а не к чужому злу претензии имеют. Ведь что значит порча? Кто-то, значит, нехороший такой рядом завелся. А ты — жертва невинная? Так разве бывает? Вот вы скажите, у вас опыт вроде в другой области. Бывают совсем уж невинные жертвы?

Кудряшов подумал и честно признал:

— Крайне редко. Если только дети в беду попадают. Да и то обычно родители виноваты. Не научили, не предупредили. Не уберегли. Раздел даже такой есть в криминалистике — виктимология. Наука о предрасположенности стать жертвой преступления. Изучаются разные качества личности, обстоятельства…

— Значит, вопрос закрыт? С порчей-сглазом?

— Да, но как же тогда Алевтина? Она что же, людям голову морочила? — Кудряшов недоверчиво посмотрел на Ларису.

— Ну почему морочила? Она помогала. Я ее способы-методы не разделяю, но… Но! Но врач тоже не будет читать мораль человеку, который пришел к нему за помощью. Просто поможет. Алевтина могла помочь. И помогала. Не всегда и не всем.

— Неувязочка, Лариса Павловна, — огорчился Кудряшов. — То вы говорите, что экстрасенсы должны прямиком клиента к Богу посылать. А то — помогала. Предположим, с порчей мы выяснили. Каков ее механизм — установили. Ну а дальше-то? Дальше-то как же?

— Каждая живая тварь, Вячеслав Степанович, хочет счастья и здоровья. А те, которые в душе атеисты, пусть они при этом хоть каждый день земные поклоны бьют, тоже жаждут этого здоровья и счастья, причем сейчас и немедленно. И если им помогала Алевтина, если им легче становилось, может, это хорошо, а?

— Но вы же сами говорите…

— А вот такая я противоречивая вся, — улыбнулась Лариса.

— Я серьезно. Мне для расследования надо понять, для дела, — обиделся Слава.

— Серьезно я вам уже все сказала. Один только верный способ есть, беспроигрышный. Но это вопрос силы веры. И вопрос выбора. Вопрос выбора системы координат. Находите себе одну систему из многих. Одну какую-нибудь подыскиваете подходящую, по ней и живете. Но тогда уже в другие не заглядывайте. А ведь у каждой системы есть свои минусы и плюсы. Им тогда не завидуйте. Но ведь все хотят отовсюду хорошего нахватать, а от плохого избавиться. Так не бывает, Вячеслав Степанович, не бывает так. В свою систему координат Алевтина вполне вписывалась.

— А как она это делала, ну, это… — Кудряшов сделал неопределенный, всеохватывающий жест.

— Умела. Тоже не всегда у нее получалось. Как делала? Легче всего объяснить Внушением. Дескать, вот ведь, когда новые лекарства испытывают, пациентам дают одним лекарство, другим пустышку. И сравнивают результаты. И среди тех, кому пустышку дали, тоже огромный процент исцеленных наблюдается. Новые лекарства вообще лучше старых лечат — факт установленный. Можно внушением объяснить Алевтинины успехи в целительстве. Но это будет неправда. Вернее, правда, но не вся. А всю правду не скажу. Потому что сама не знаю.

— Лариса Павловна!

— А?

— Вы Коляде Алевтине Григорьевне гороскоп составляли когда-нибудь?

Лариса согласно кивнула:

— У меня было подозрение, что Алевтина не назвала мне точной даты своего рождения. Намеренно или случайно. В конце концов Алевтина могла и не знать, когда она на самом деле родилась. Я не думаю, что Алевтина хотела меня проверить, нет, не думаю. Если астролог понимает, что ему морочат голову, он обычно бросает карты на стол, что называется. Встречаются такие любители — проэкзаменовать астролога. После таких проверок с ними уже не разговаривают серьезно. Но Алевтина была моей подругой, подругам принято доверять. Я, естественно, ей не говорила о своих подозрениях. Но ничего трактовать не стала, сказала: слишком все для меня закрыто. Не понимаю.

— Так бывает?

— Иногда, редко, но бывает.

— А вы знаете, Лариса, что Коляда поменяла имя? Ее ведь крестили не Алевтиной…

— Вполне возможно, — спокойно согласилась Верещагина. — Это старая манера у колдунов. Еще со времен язычества был такой магический обряд — «захватить имя» назывался. Воинам, например, всегда давались вторые имена. Чтобы врагу труднее было с помощью злых духов их победить. Когда неизвестно подлинное имя человека, он менее уязвим.

— Но это же дикость! — возмущенно вскричал Кудряшов.

— Почему сразу «дикость»? — пожала плечами Лариса. — Вам не кажется дикостью, что священник в церкви достает бумажки и читает: за здравие Юлии, Марии, Ирины, Александра, Сергея? Каких Юлии-Ирины? Фамилия как? Кто имеется в виду? Ведь в чистом виде магическое действо. А спросите в церкви, почему для того, чтобы заказать панихиду, обязательно нужно свидетельство о смерти представить? Да потому, что некоторые дамочки — греха не боятся! — додумались таким образом своих супостаток изводить. Закажут панихиду на имя соперницы. Как мертвую ее отпоют, а потом она, бедняга, не знает, к какому врачу бежать лечиться. Священники в ужасе: они народу — разумное, доброе, вечное, а народ церковь в место разборок норовит превратить. А ведь формально тут фигурирует только имя. Только имя. Но у имени всегда есть связь с человеком, который зовется так, а не иначе. Сколько бы ни было Татьян и Алексеев, когда вы называете имя и подразумеваете конкретного человека, вы имеете шанс вступить в некий контакт с этим самым конкретным человеком.

— Куда бежать? — схватился за голову Слава. — Куда деваться?

Кудряшов попытался было развить тему, но на кухню заглянул взъерошенный подвижник дактилоскопии.

— Мы закончили.

— Еще кофе? — спросила Лариса.

— Спасибо, мы поедем. Дел много.

— Напрасно они так старались, — огорчилась Верещагина, когда группа отбыла, честно выполнив свой долг. — Безумное количество отпечатков пальцев — и наверняка ни одного отпечатка тех, кто здесь весь этот разгром учинил.

— Служба, — сказал Кудряшов и кинул на Верещагину взгляд, от которого та смутилась.

Слава выдерживал паузу.

— Не гипнотизируйте меня так, — засмеялась Лариса.

— Мы вроде были на «ты», — припомнил Кудряшов.

Они все еще стояли в узкой прихожей, куда вышли, чтобы проводить экспертную бригаду. И Кудряшову казалось, что Лариса слышит гулкие и частые удары его сердца.

— Кстати о гипнозе, — интимно прошептал Слава и властным жестом привлек к себе вовсе не сопротивляющуюся Ларису.

Когда место действия перенеслось в спальню, Лариса нашла в себе силы вспомнить о том, что дверь не закрыта.

— Не бойся, у меня пистолет с собой, — удало успокоил возлюбленную Слава.

Катя Померанцева родилась в Южно-Сахалинске. В семье рабочего и служащей, которые приехали осваивать Дальний Восток после хрущевского указа, сделавшего с помощью всевозможных добавок здешнее житье гораздо симпатичнее, чем на материке.

Девочка Катя очень рано поняла, что она и ее родители — не одного поля ягодки. Родители были скучные, Катя — веселая и озорная. Родители дрожали над каждой копейкой — Катя кожей чувствовала свое отчаянное равнодушие ко всему материальному как таковому. Она никогда не просила родителей что-либо ей купить — ни игрушек, ни нарядов, — все это Катю не интересовало абсолютно. Родители боялись всего на свете: болезней, воров, начальства, дождя, засухи, холода, жары — Катю не страшило ничто. Она чувствовала в себе силы грандиозные, и важно было только придумать, куда мочь свою употребить.